Я не тот тип мужчины, чтобы заводить goomah, у меня ее никогда не было и не будет. У меня нет ни сил, ни желания связываться с двадцатилетней эгоистичной девчонкой, которая будет считать мою жизнь гламурной и пожелает обменивать секс на материальные ценности и чувство власти. Это странно и смешно, каждый раз, когда я смотрю на этих девок и то, как они цепляются за руки мужчин из Borgata, мне интересно, куда смотрят их родители. Какая жизнь у них была, если они оказались в подобной ситуации. Красивые девушки, большинство из них обладают потенциалом, а они посвящают себя проституции рядом с опасными и не стоящими того людьми. Может, это лицемерно с моей стороны, учитывая, что я сам такой человек, но мне было тошно. Это не любовь; это чувство власти и процветания в жизни. Они использовали себя и свои тела, хотя не должны были. Каждый раз, когда я видел это, я содрогался. Я просто не могу понять, что хорошего в том, что двадцатилетняя королева красоты таскается с пятидесятилетним жирным итальянцем, у которого одышка и кашель, потому что он постоянно дымит кубинскими сигарами. Это отвратительно. Все это. Ни одни деньги того не стоят.
Но опять-таки, я убивал из-за денег. Какое у меня право судить?
– Вот, – сказала она, входя в комнату и протягивая мне бокал красного вина. Я взял его и кивнул, тихо благодаря. Она улыбнулась и сказала «пожалуйста», а потом присела рядом со мной. Я поднес бокал к носу и вдохнул, наслаждаясь ароматом. Элизабет всегда любила красное вино.
– Ты надолго в городе на этот раз? – спросила она, делая глоток. Я посмотрел на нее и пожал плечами.
– Пока не отправят домой. Я не уверен, – сказал я. Она была не наивна и знала наш образ жизни; она родилась в нем и выросла. Обычная principessa della mafia. Мы были близки по возрасту, я был лишь на несколько лет старше. Эсме присматривала за ней, когда та была ребенком, а ее отец был Консильери моего отца. Она привыкла к этой жизни, она унаследовала деньги от отца и понимала мое положение. Она знала, что на некоторые вопросы я не отвечу, и поэтому не спрашивала, она понимала, что в мафии нет ничего волнующего и прекрасного. И кстати, разговоры между нами сводились к минимуму. Нас это устраивало. Ничего вводящего в заблуждение, никаких недопониманий. Она знала, что это лишь секс, это всегда будет только секс. И у меня есть другие. Я уверен, что и у нее тоже, учитывая, что она красивая женщина, но мне было все равно. Мне плевать, чем она занимается в свое свободное время, когда меня нет рядом. Это меня не касается.
– Ты голоден? – спросила она через минуту. Я посмотрел на нее, медленно спускаясь взглядом по ее телу. На ней было простое черное платье, которое идеально облегало ее, подчеркивая изгибы. Платье было таким коротким, что когда она сидела, я видел кружевной верх ее черных чулок и застежки, которые крепили их к белью. На ней была пара туфель на высоком каблуке, которые удлиняли ноги и подчеркивали их стройность. Ее кожа была смуглой из-за сочетания итальянской наследственности и солнечных ванн, которые она регулярно принимала, волосы были темно каштановыми. В карих глазах поблескивали зеленые искорки, и иногда мне было тяжело смотреть в них. Зеленые точки напоминали мне о зеленых глазах яблочного цвета, в которые я всматривался каждую ночь, много лет, о самых красивых глазах на земле. Глазах, которые были окном в мир самой красивой души, души моей негодной жизни. Свет этих глаз погасили мои ошибки. Это невыносимо.
– Конечно, – ответил я, пожимая плечами и отворачиваясь. Краем глаза я заметил, как она кивнула. Я сделал глоток вина, оно было горьковатым на вкус и я поборол желание поежиться.
– Я быстро закончу, – сказала она, поднимаясь. Я смотрел, как она вышла из комнаты, очарованный покачиванием ее бедер и рельефом подтянутой округлой попки. Вздохнув, я допил остаток вина.
Потом я наклонился и взял пульт от ее телевизора, включая его и проматывая каналы, пока она заканчивала готовку. Она всегда готовила для меня, когда я приходил, говоря, что я заслуживаю приличную домашнюю еду. Я неустанно повторял, что ем эту еду каждый вечер дома, и она это знала, знала, что в моей семье есть раб, но отвечала, что еда, приготовленная настоящей итальянкой – не то же самое. Я улыбался, не желая исправлять ее. Какой смысл. Но дело в том, что в Изабелле намного больше итальянской крови. Изабелла родилась principessa della mafia, и такой и остается, пусть и жила другой жизнью. Я никогда не говорил это вслух, потому что это было бы опасно. Когда я вступал в пределы Чикаго, Изабелла прекращала быть принцессой мафии, она больше не девушка моего сына. В Чикаго Изабелла просто моя рабыня.
Мы ужинали, она приготовила лазанью и чесночных хлеб. Все было вкусно, но даже рядом не стояло с едой Изабеллы. Но это я тоже не говорил вслух, я был благодарен уже тому, что не должен есть фаст фуд. Я не готовлю себе, никогда не умел, и ее великодушие было приятным. Я не был великодушным. Я бы никогда не готовил ужин, зная, что это не нужно.
Мы допили бутылку вина и болтали о всякой ерунде на посторонние темы. Точнее, говорила она, а я слушал и кивал. Потом она начала убирать стол, и, наверное, я должен был предложить помощь, но я никогда это не делал. Она и не рассчитывала на мою подмогу. Она ничего от меня не ждала.
Я обошел стол и встал перед окном, наблюдая за двором. На улице стояла безоблачная ночь, звезды и луна ярко сияли, освещая землю. Ее дом выглядел отстраненным от других, отделенным от шумного Чикаго. Через минуту я услышал стук ее каблуков, она подошла ко мне. Я заметил ее отражение в стекле. Она шаловливо улыбнулась и погладила руками меня по спине. Потом она начала разминать мои плечи, массаж был жестким.
– Ты всегда так напряжен, – мягко сказала она. Я вздохнул и прикрыл глаза, просто ощущая движение ее пальцев на коже.
– Поэтому я прихожу к тебе, – сказал я. – Ты всегда знаешь, что мне нужно.
Она тихонько хмыкнула и я отрыл глаза, снова глядя на ее отражение. Ее улыбка стала шире, она потянула рубашку вверх, вытаскивая ее из брюк. Потом она скользнула ладонями под нее, ее тщательно наманикюренные пальцы легонько царапали кожу, оставляя полоски на своем пути. У Элизабет никогда не было длинных ногтей – она срезала их под корень.
Пройдя путь до моей груди, она вытащила руки и обошла меня, становясь передо мной. Она начала расстегивать пуговицы, ее губы прижались к моей шее. Ее дыхание было теплым, поцелуи липкими из-за блеска для губ. Когда она справилась со всеми пуговицами, ее пальцы пробежались по прессу. В отличие от большинства мужчин в Borgata, которые становились толще из года в год и запускали себя, я всегда заботился о своем теле. Каждое утро я работал над собой, я делал отжимания и качал пресс. Несмотря на свои сорок с лишним, я по-прежнему обладал телом молодого мужчины с накачанными руками и кубиками на животе. Я не был самовлюбленным, но знал, что привлекателен. Я мог завлечь большинство женщин, не прилагая особых усилий.
1. Советник, член семьи; человек, к советам которого можно прислушиваться.
ДН. Ауттейк 1. Часть 2:
– Думаю, что я знаю, что тебе сейчас нужно, – прошептала она мне в ухо. Наклонившись, она снова чмокнула меня в шею, ее рука спустилась вниз и провела по ремню брюк. Я уже был твердым, член требовал внимания. Я не был с женщиной более двух недель, с тех пор, как устал от кривляний Хайди, а она была не так уж красива, чтобы дальше терпеть ее незрелость. Минеты были довольно неплохими, и в лучших из них она могла брать глубоко в глотку, и, спасибо, она не могла трепаться с моим членом во рту, но она становилась требовательной. Она хотела заниматься со мной разными делами, хотела разговаривать и проводить время вместе, но мне это не подходило. Я всегда был откровенен с женщинами, она знала, что у нас дело закончится на сексе. Не моя вина, что она поверила иллюзиям.
Я застонал, когда она вытащила член из штанов, сжимая его. – Как насчет того, чтобы пойти наверх? – предложил я, не желая далее тянуть. Нам не нужен был флирт, не нужно было кружить вокруг да около. Мы оба знали причину, по которой я пришел.
