Подменная дочь (СИ) - Лей Лора

Создание женской академии тоже случилось, можно сказать, с подачи супругов Цзян: император узнал-таки, кто предложил изготавливать шерстяные составляющие обмундирования его северной армии, спасшие от обморожения многих солдат и способствовавшие налаживанию стабильных экономических контактов с кочевниками-уйгарами, водяное колесо, используемое во многих отраслях хозяйства, почту и оживление региональных связей из-за ставшего популярным туризма, пусть пока все еще доступного исключительно состоятельным тансунцам.

О воле императора, пожелавшего расширить количество талантливой молодежи за счет активных барышень, Ли Вэю поведал его внучатый тесть, ректор Сун (библиотекарь женился на старшей внучке именитого шифу, что стало полной неожиданностью как для самого Ли Вэя, так и для многих аристократов):

— Мой дорогой Ли Вэй, император поручил нам создать…школу для девушек… Мммм, да… Учить будем всех, сначала… кто пожелает, а потом…предполагаю, брать по конкурсу…Государь считает, что следует дать возможность девушкам проявить себя не только в деторождении, но и в некоторых других… областях. Бися мудро рассудил, что если…нашлась одна способная подданная, почему бы не быть и другим? Женский ум — он такой…гибкий. Короче, А-Вэй, начинай составлять программу! И…поспрашивай, сам знаешь кого…Ну, там, на что внимание обратить…

Так в столице появилась Академия, в которой девушек учили не только грамоте и традиционным женским занятиям, но и навыкам лекарского дела, физической подготовки, включающим плавание (это — по выбору), поощряли изобретательство и стремление приносить пользу государству, через специальный экзамен вливаясь в ряды чиновников (низкого класса, да…Но — лиха беда начало!)

Ли Вэй улыбнулся и продолжил вспоминать…И почему-то в голове прозвучала ставшая кошмаром для многих чиновников фраза, в минуты крайнего гнева вырывающаяся из уст императора: «Идите…в баню!»

Глава государства стал поклонником дикого времяпрепровождения, по мнению некоторых министров, которым не повезло принять участие в полюбившемся Бися развлечении, когда полуодетым (!) людям следовало сидеть в жарко натопленном помещении, потеть, рискуя расплавиться, потом обливаться холодной водой…и снова потеть. Но хуже всего, если в ход шли веники из эвкалипта, которыми надлежало хлестать друг друга!

Получившие незабываемые впечатления министры всеми правдами и неправдами избегали компании императора, когда он изъявлял желание совершить прогулку в город к ветерану Чжан Хун Бину, где и находилась эта самая баня, и выполняли задания государя ретиво и качественно, лишь бы не идти париться.

Император хихикал и использовал пугалку по назначению, регулярно, переодевшись то торговцем, то ученым, сбегал от забот в дом Чжанов и приятно проводил время с охранниками, не подозревавшими, кого сегодня они охаживают веником в парилке…Пришлось Джи Хао освоить приготовление свинины Донгпо, до которой оказался охоч государь, а Чень Ю — мариновать больше кабачков, чтобы в любое время года они были в подполе агентства.

Евнух Цуй каждый раз переживал, что не успеет довести императора, расслабленного и благодушного после бани, до дворца: Сын Неба то засыпал на ходу, то норовил ввязаться в споры с лавочниками, то желал выпить в ближайшем трактире. Зато императорские врачи с удивлением констатировали, что самочувствие императора после обнаружения пристрастия к бане стало радовать стабильно-хорошим пульсом, снижением частоты бессонницы и улучшением общего состояния организма.

Императору же просто нравилось…отрываться!

Первый выпуск студентов-переводчиков позволил улучшить торговлю и международные контакты Тансун с ближайшими соседями: одним из проявлений доброй воли жить в мире стал регулярный обмен группами молодежи, совершающих длительные поездки в империю — на учебу, и в другие страны — для знакомства с культурой не-танских народов.

Например, Торнай Бату несколько лет прожил в Нихун, куда его пригласил Акихиро Миямото — юноша обрел в лице островитянина наставника в военном деле и друга, что, впоследствии, привело к женитьбе молодого кочевника на младшей сестре последнего, оказавшейся лихой наездницей, променявшей родные острова на приволье континентальных степей.

Старший же брат Торная, Торгай Бату, выполнив заказ Цзян Чан Мина на партию шерсти для вязальной мастерской Чень Ю, продемонстрировал тем самым лояльность империи, и с годами обеспечил своему народу постоянные поступления денег и товаров развитой Тансун в обмен на шерсть и войлок для армии. Более того, благодаря совету побывавших в предгорьях Тибета супругов Цзян и закупленным ими нескольким молодым якам, со временем существенно увеличил численность этих весьма полезных (и неприхотливых) животных, что также благотворно сказалось на продовольственном секторе объединенных под его рукой кочевых племен (и снижении их агрессивности, провоцируемой бедностью и голодом).

Генерал Гу уже несколько лет возглавляет военной министерство, после работы торопится домой и совершенно не интересуется дворцовыми интригами, что очень радует императора…Государь даже недавно проявил добрую волю и амнистировал сосланных братьев генерала и их семьи. Правда, вернуться назад смогли только внуки матриарха — тяготы простой жизни для старшего поколения оказались фатальными.

Гу Чен Сян с женой и сыном отправился на север, где возглавил приграничную армию, обеспечивающую безопасность империи и торговых караванов от периодически активирующихся разбойников.

Гу Чен Линь возглавляет одну из богатейших южных провинций, не желая менять пост губернатора на членство в правительстве, с семьей общается, но рвения к единению не проявляет.

Гу Чен Ян занимается строительством армейских тренировочных полигонов и курированием обучения высшего командного состава имперской армии в организованной (по предложению сестры) военной школе на базе охранного агентства Чжан, где известные ветераны преподают стратегию и тактику молодым офицерам, дополняя умственные занятия жесткими физическими тренировками. Женат, растит сына и дочь.

Но самой, пожалуй, драматичной и романтичной историей в столице считается случившееся с первой барышней Гу, Чен Юнь, подмененной при рождении молодой вдовы сына бывшего премьер-министра Ляна… «Не жизнь, а роман» — иногда восхищенно, иногда сочувствующе говорят о её непростой судьбе горожане.

Лично Ли Вэй считал, что восхищаться стоило силой духа этой молодой женщины, а перенесенным ею испытаниям — сочувствовать. И её, и Чень Ю глава женской Академии держал в голове как пример истинных дочерей военного клана Гу, смело встречающих любой вызов судьбы и не сдающихся под натиском обстоятельств.

Дело в том, что вокруг семьи Лян в свое время бродило немало слухов разного толка, и только единицы доподлинно знали подробности скандала в благородном семействе, последовавшего за не менее таинственной смертью единственного наследника властного Лян-дарена, который…оказался вовсе и не сыном министра!

После похорон Лян Чжу Гэ двери особняка Лян были надолго закрыты для гостей, а сам министр начал вести себя более чем странно: вдруг озадачился срочным замужеством последней из невестящихся дочерей, под предлогом сбора приданого которой распродал многое из принадлежащего семье имущества, сильно отстранился от служебных дел, передав основную работу помощникам, выглядел задумчивым и рассеянным, а потом и вовсе подал в отставку…

Знавшие молодого Ляна аристократы по пьяни шептались, что министр оплатил огромные долги покойного, оставив внуков практически нищими, после чего узнал, что сын, ради которого он так стремился к власти и богатству — ребенок какой-то бродяжки, купленный его супругой, дабы прикрыть смерть очередной дочери министра!

Госпожа Лян, уже немолодая к тому времени дама, так боялась гнева мужа и его родни из-за невозможности родить наследника, что пошла на подлог! Несмотря на чужую кровь, сына она любила до безумия, связывая с его благополучием и своё собственное, особенно на фоне рожавших только дочерей не таких решительных (или удачливых — ее, между прочим, молитвами) двух наложниц министра.