Бухта Донегол - Мёррин Алан

– Я сейчас подгоню машину, – сказал он, – и махом отвезу все в гараж.

Но он видел, что она его не слушает. Устроившись за столом, она вскрыла конверт и погрузилась в чтение письма. Конверт лежал на клеенке – как оказалось, она купила новую клеенку с желтыми грушами. Она подлаживала тут все под себя. К холодильнику магнитиками прижаты фотографии, везде – на стульях и на посудном шкафчике – валяются книги. Пожалуй, помещение не помешало бы проветрить от сигаретного дыма, а пол – подмести. Возле мусорного ведра стояли пустые винные бутылки.

По комнате пронесся холодный сквозняк, и конверт заскользил по клеенке.

– Как у вас с отоплением? – спросил он, подойдя к металлическому радиатору и потрогав его рукой. Холодный. Радиатор висел под окном, выходящим на залив. Стояла высокая вода, и волны докатывались почти до песчаных дюн: они выплескивались на берег, стараясь захватить его, а потом обессиленно отступали.

– Никогда не надоест смотреть на это, правда? – сказал он.

– Что? – переспросила она, откладывая письмо. Она уже положила босые ноги на стул, и ее длинная шерстяная юбка соскользнула, обнажив голени. Кончиками пальцев она дотронулась до нижней губы, словно это было хранилище чего-то очень нежного и сокровенного.

– Вид из окна. Никогда не надоест смотреть.

– Совершенно с вами согласна, Донал.

– Плохие новости? – спросил он и тотчас же об этом пожалел. Он присел на корточки и крутанул вентиль на радиаторе.

– Не хотите чаю, Донал? – спросила она, поднявшись и подойдя к кухонному шкафчику. Сверкнули белые ноги, запачканные пятки, и он вспомнил, где видел ее прежде. На том дурацком рождественском представлении, на которое все обязательно должны были прийти и еще заплатить пять фунтов за видеозапись. Его дочь исполняла тогда танец снежинки с сонмом других снежинок, а в конце Коллетт вывела детей на сцену. И она была босая. Он подумал тогда, что она просто хочет сравняться с ними по росту, но и без обуви она казалась очень высокой. Это был очень эксцентричный поступок. Когда они ехали домой в машине, Долорес сказала: «Имея столько денег, Шон Кроули мог бы купить ей обувь».

– Я не буду пить чай, Коллетт, – сказал он. – Стравлю воздух в батарее и поеду.

– Простите?

– Радиатор не греет. Нужно спустить воздух.

– А. Да, конечно, – сказала она.

– Вы что, не заметили, что батареи не греют?

– Нет. Я их и не включала.

– Но скоро они вам понадобятся. У вас не найдется какой-нибудь тряпки?

Она принесла ему кухонное полотенце, и он обернул его вокруг трубы над полом. Крутанул вентиль, и на полотенце капнуло немного масла.

– Сейчас проверю вторую батарею и уйду, – сказал он.

– Спасибо, Донал.

Он подошел к двери в спальню.

– Вы не возражаете?

– Нет, конечно. Заходите, – сказала она.

Постельное белье переплелось в косу, простыня на резинке слетела, обнажив пожелтевший матрас. На полу – высокая стопка книг, превращенная в прикроватный столик с пепельницей наверху, в которой подобно червячкам свернулись два окурка. Комната в таком же беспорядке, как и у его Мадлен: из ящиков вываливаются предметы одежды, комод заставлен всевозможными спреями и флаконами. Там же стояло дерево для украшений, с которого свисали браслеты и ожерелья. Он дотронулся до серебряного браслета, тот тихонько звякнул и закачался. Окно в спальне выходило на их дом. Сквозь отсвечивающие стекла невозможно было разглядеть внутреннюю обстановку, и создавалось впечатление, что в доме никто не живет. Он чувствовал, что она смотрит на него, но, когда обернулся, она продолжала читать письмо.

Стравив воздух в батарее, он вернулся на кухню. Она сидела за столом, ее длинные волосы разметались по спинке стула. Она подобрала их рукой, сдвинув набок, и он увидел мягкий изгиб плеча. То был странный жест: так отодвигают занавеску, желая выглянуть наружу. Рука ее замерла и осталась лежать на волосах, голова наклонена вниз.

– Как поживают ваши дети, Донал?

Этот вопрос прозвучал столь прямолинейно, что он было подумал – уж не в курсе ли она о беременности Долорес? Но нет, ведь живот еще практически не видно. Может, Коллетт как-то догадалась? И ожидает, что он похвалится этим?

– С детьми все прекрасно, – ответил он.

– Я знаю только Мадлен. Она участвовала в постановке, которую мы готовили в городском центре. Она тогда была еще совсем маленькой, и у нее был такой дивный высокий голос.

– Они танцевали танец снежинок, – сказал он.

– Совершенно верно.

– Ну да, – сказал он, вытирая руки о полотенце. – Теперь ей тринадцать, и она уже не такая лапочка.

– О! – Коллетт отпила из чашки, широко раскрыв глаза. – Так она у вас бунтарка, Донал?

– Можно сказать и так.

– Нужно беречь наших бунтарей и бунтарок, потому что в итоге именно они и будут нас защищать. По крайней мере, я на это надеюсь, – сказала она. – У меня тоже есть свой бунтарь, мой средний сын Барри. Мы отправляли его в школу-пансионат в Дублине, но его оттуда выгнали. Теперь учится в школе Святого Джозефа, потому что это единственное место, где его согласились принять.

– Меня эта школа вполне устраивала.

– Я вовсе не хочу принизить ее, Донал. Школа отличная, и спасибо, что его приняли. Просто мы хотели, чтобы он пожил вдали от дома и научился независимости. И дисциплине. Меня-то он совсем не слушает. Знали бы вы, как он меня ненавидит. Просто непостижимо, в нем столько гнева, и он весь направлен на меня.

На губах ее заиграла экзальтированная улыбка. Она закрыла глаза, а когда открыла, то уже выглядела как обычно.

– Вот как обстоят дела, – продолжила она. – Но он не всегда будет меня ненавидеть, просто у него период такой. Представьте только всю эту энергию, но не обращенную в ненависть.

Он не знал, что ответить, но было очевидно, что она и не ждет от него никакой реакции. Взгляд ее был устремлен на раскрытую книгу, лежащую обложкой вверх. Ее пальцы снова были на губах, на этот раз закрывая весь рот, словно она велела себе молчать.

– Он был у нас в экзаменационных билетах, – сказал Донал.

– Кто?

– Йейтс [10]. – Он кивнул в сторону книги. – В школе Святого Джозефа мы изучали не только столярное или токарное дело.

– Простите, если обидела вас, Донал. Я не хо-тела…

– Это ведь он написал «Озерный остров Иннис-фри».

– Совершенно верно. – Она взяла в руки книгу. – Я много читаю Йейтса. Несчастная, потерянная душа.

– Это же он был влюблен в Мод Гонн?

– Был без ума от нее, – сказала Коллетт. – А когда она его отвергла, то он попытался завести роман с ее дочерью.

– Господи. Чертовы протестанты, ну никакой им нет веры.

Эти слова вызвали у нее улыбку, и по его телу разлилось тепло. Он опустил глаза, чувствуя, как пылают щеки.

– Пойду подгоню фургончик и вывезу кроватку, – сказал он.

– Очень вам благодарна, Донал.

Он вышел на улицу. Проходя мимо окна, он видел, что она снова взяла письмо и стала читать его более внимательно, шевеля губами. Все время, пока он был там, она думала только об этом письме. И пока он ловил взглядом каждое ее движение, она даже ни разу на него не взглянула. Ему так хотелось развернуться, войти в кухню, встать позади нее и намотать на кулак ее волосы. Он хотел ее внимания.

7

Коллетт взглянула на букет через зеркало заднего вида. Головки цветов – экстравагантное сочетание желтых роз, эвкалипта и гипсофил – мягко покачивались на ходу. Утром она съездила за ними в Донегол и заодно заглянула в винный магазин при супермаркете Ардгласса [11]. Ее частые визиты туда не остались без внимания миссис Дохерти. Всегда суровая и замкнутая, в прошлый раз она с такой неохотой и медленной сосредоточенностью пересчитывала деньги, что Коллетт уж было подумала, что совесть не позволит ей произвести акт купли-продажи. Но, конечно же, деньги миссис Дохерти взяла, а Коллетт, со своей стороны, решила, что, пожалуй, лучше тратить остатки отложенных денег в другом месте.