Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Липовецкий Владимир

— Мой совет покажется вам неожиданным. Откройте меню, любую страницу. И ткните пальцем. Наугад.

— И что дальше?

— А я опишу блюдо.

— Это похоже на детскую игру, — сказала Мария.

— Вот и хорошо, — улыбнулся Райли, раскуривая трубку. Мария закрыла глаза и сделала, как ей посоветовал официант.

— Филе морского окуня, — сказал он, взглянув в меню. — Вот как его готовят наши повара. Они обмакивают рыбу в кляре с перцем, базиликом, тимьяном и чесноком… Затем опускают в горячее сливочное масло… После чего жарят на раскаленной сковороде. Получается очень вкусно. Пальчики оближешь. Могу добавить, что окунь свежий. Еще утром он плавал в заливе и не подозревал, что попадет на наш стол.

— Несите, — махнул рукой Райли. — У нас такой аппетит, что мы вашу рыбу готовы съесть живой! Да, вот еще что, — остановил он официанта. — Принесите мороженое. И побольше… Лучше ассорти с фруктами.

— Как вы угадали, что я хочу мороженого? — спросила Мария после того, как официант ушел.

— Помните порт Муроран, ресторан «Фуки-Нуки» на берегу залива и юную девушку, которая уже два года не пробовала мороженого и забыла его вкус?

— Я так волновалась тогда… Первое в моей жизни посещение ресторана… Да еще в Японии. Но больше всего я запомнила ваш подарок — кимоно.

— Вы его уже одевали?

— Только в каюте, перед зеркалом.

…До отхода поезда оставалось еще несколько часов, и Аллен предложил зайти в редакцию газеты «Сан-Франциско кроникл». Там работает его приятель.

— Тома я знаю с детства. Нас многое связывает. Но в последнее время мы потеряли друг друга.

— Вы его предупредили о нашем приходе?

— Нет. Наш визит будет для него неожиданным.

— Наверно, я помешаю вашей встрече?

— Совсем наоборот. Том — светский человек. Он всегда в гуще событий. Бывает на приемах. Пишет о спектаклях и выставках. Мне важна его осведомленность. Пока мы были в море, я отстал от жизни.

Мария ожидала увидеть светского льва. Но друг Аллена оказался невысоким, к тому же с сутулой спиной. Но его глаза, умные и ироничные, восполняли все недостатки внешности.

Он решил, что Марию надо познакомить с художником, очень модным.

— Он замечательный портретист. А вы проситесь на полотно. Уж поверьте мне! Я в этом смыслю…

— В другой раз, Том. Мы еще побываем в Сан-Франциско. А сейчас у нас мало времени. Сегодня мы уезжаем в Нью-Йорк.

— Да, понимаю. Ваш детский корабль — самая большая сенсация этой недели. Никак не думал, что ты имеешь к этому отношение. Я отдыхал в Санта-Барбаре. Открываю газету. На первой полосе — снимок японского судна, детские лица. И твое имя. Конечно же, первой мыслью было увидеть тебя. И даже взять интервью. Приезжаю сегодня утром, но, к моей досаде, пароход ушел. Но почему, в таком случае, ты здесь? Почему не в море?

— С «Йоми Мару» мы встретимся в Нью-Йорке. А до этого мне необходимо побывать в Вашингтоне. Сейчас там решается судьба детской колонии.

— Есть проблемы?

— Да. Не все в Вашингтоне уверены, что пароходу нужно следовать в Петроград.

— Тогда куда же?

— В другой европейский порт.

— Но ведь их дом в России…

— Конечно, это так. Но многие петроградцы, спасаясь от революции, бежали в другие страны. А Красный Крест дал обязательство передать детей в родительские руки.

— А сколько лет этим детям?

— Средний возраст тринадцать-пятнадцать лет. Но немало и таких, кому шестнадцать и даже восемнадцать.

— Так не лучше спросить их самих, куда идти пароходу? Они уже достаточно взрослые, чтобы самим решать свою судьбу.

— Я тоже так думаю. Но судьба колонии уже стала вопросом большой политики. В Москве этим занимается сам Ленин. За подписью народных комиссаров — Чичерина и Луначарского — по всему миру распространяются протесты и заявления. Увы, в них много лжи и преувеличений. Американский Красный Крест обвиняют в жестокости и бесчеловечности. Якобы он превратил беззащитных детей в маленьких рабов и препятствует их возвращению домой. Теперь представляешь, какая разразится буря, если Москве станет известно, что колонию решено направить в другой порт. Такие вот, брат, дела… — сказал Райли, вздохнув.

— Да, положение серьезное, — покачал головой Том. — И что же ты намерен предпринять в Вашингтоне?

— Вчера у меня была встреча с директором Калифорнийского отделения Красного Креста. Он сказал, что судьбой русских детей интересуется Вудро Вильсон. Интересно получается — с одной стороны Ленин, а с другой — американский президент.

— Вполне логично. Ведь Вудро Вильсон является и Почетным президентом национального Красного Креста. Слушай, Райли! Мне пришла в голову идея. Нужно тебя свести с Хаусом. Я напишу рекомендательное письмо.

— Кто такой Хаус?

— Разве не знаешь?

— Представь себе, впервые слышу это имя.

— Но его знает весь Вашингтон, а может, и вся Америка. Мы с ним познакомились на рождественском приеме. А потом он согласился на встречу. Мы даже играли в гольф.

— Ближе к делу, Том…

— Ближе некуда. Полковник Хаус самый близкий человек к президенту. Вудро Вильсон обращается к нему «мой дорогой друг». И просит совета не только по внутренним делам, но и открыто делится своими внешнеполитическими планами. Через Хауса ты можешь добиться личной аудиенции у президента. Если, конечно, в этом будет необходимость.

— Что же вас сблизило с Хаусом?

— Ты не поверишь! Думаю, моя внешность.

— Ты шутишь!

— Вовсе нет. У него хрупкое сложение. Такой же маленький, как и я. Он из Техаса, но внешность у него совсем не техасская. Похож на мышонка. Президент так и называет его: «Полковник Маус». Зато у него есть талант привлекать к себе людей. Многие политики и журналисты стараются быть им принятыми. Он в курсе всех важных дел. И наверняка знает, что судно с русскими детьми на пути в Нью-Йорк. Впрочем, я уверен, эта сенсационная новость уже появилась на страницах «Нью-Йорк таймс».

— Похоже, я заглянул к тебе не зря.

— Знай, если Хаус пригласит тебя на свою виллу «Магнолия», это верный признак, что ты ему понравился. Он испытывает слабость к журналистам.

— Но я ему представлюсь не как журналист, а как полковник Красного Креста.

— Прекрасная мысль! — воскликнул Том. — Вы оба полковники. Это еще больше вас сблизит. Иду к своей машинке писать рекомендательное письмо.

— Можешь продиктовать его Марии. Она прекрасно печатает.

…Сколько Райли Аллен помнил себя, в гостиной их дома висел потускневший плакат. Это была реклама Тихоокеанской железной дороги. По ней мальчик разбирал слова, изучал географию и даже получил первые уроки социального неравенства.

Но прежде слов внимание маленького Райли привлекли фотографии. Самая большая из них запечатлела день открытия Трансамериканской дороги. Сомкнулись рельсы, которые строители тянули с противоположных сторон. Два паровоза стоят друг против друга, набычившись, уткнувшись лбами. Сотни людей, напротив, ликуют и обнимаются.

А вот другие снимки. Это вагоны. Их два, и они совсем разные.

К этому времени мальчик с дедушкой успели побывать на пароходе. Там Райли узнал, что есть палуба для богатых. И другая — далеко внизу, ниже уровня моря, где каюты для тех, у кого мало денег.

Оказывается, на железной дороге то же самое.

Первый вагон иначе, чем дворцом на колесах, не назовешь. Бархатные кресла, золоченые светильники, мраморная ванна, зеркала, камин и даже фортепиано. А в следующем вагоне — жесткие скамейки и общий туалет.

И только одно одинаково — вид из окна. Тут уж ничего не изменишь…

Недавно Райли видел фильм о бродягах, которые путешествуют на крышах. Вот это по нему! На крыше вагона можно не только сидеть и лежать… По ней и бегать можно.

Научившись читать, мальчик узнал из того же плаката некоторые подробности путешествия. За десять дней пассажирам поезда предстоит многое увидеть. Они пересекут прерии и мост через Миссури… Встретятся с настоящими индейцами и бесчисленными стадами бизонов… Поезд будет мчаться наперегонки с антилопами. В таком соревновании победа чаще оказывается на стороне животных… На какое-то время поезд оторвется от земли, чтобы взобраться на горные вершины. И тогда, подумал Райли, тот, кто будет на крыше, окажется выше облаков. А потом снова земля, и снова океан. Но уже другой — Атлантический.