Время дракона - Лыжина Светлана

- Остался всего один, - последовал ответ.

- А куда делись остальные?

- Умерли.

- Отчего? - спросил княжич.

- Да кто от чего, - ответил родитель. - Лучше не говори с турками о таком. Что ещё рассказать... А! Сейчас у них первый раби.

- Что за "раби"? - не понял Влад.

- Это название месяца, - терпеливо объяснял отец. - Есть месяц, который называется "первый раби", а за ним идёт второй раби.

- А затем третий?

- Нет, их всего два.

- А как называется следующий месяц после второго раби? - спросил княжич.

- Если я сейчас скажу, ты запутаешься, - улыбнулся отец. - Лучше выучишь эти названия после.

- А "первый раби" это по-нашему июль? - продолжал спрашивать Влад.

- Нет. Тут свой календарь, который редко когда совпадает с нашим. Главное, запомни название "рамазан".

- Я, кажется, слышал это название раньше... - пробормотал Влад.

- Наверняка, - кивнул отец. - Это особый месяц. На протяжении всего рамазана турки по-своему постятся, то есть не вкушают днём никакой пищи, только ночью, а окончание рамазана - всегда большой праздник.

- А! - отозвался княжич. - Я вспомнил! Мне говорили на уроках.

- Однако тебе вряд ли говорили, - хитро прищурился родитель, - что по окончании поста богатые магометане устраивают у себя в домах пиры и кормят всех знакомых, без разбора, даже нас, христиан.

- Да? - удивился Влад.

- Да, - кивнул отец. - А у султана за общими столами собираются все его слуги, независимо от вероисповедания. Возможно, ты тоже получишь приглашение. Кстати, при дворе султана все христиане носят остроконечную шапку. Не удивляйся, если тебе с братом придётся носить такую же.

Ещё в детстве, слушая отцовы рассказы, Влад узнал, что в Эдирне живёт много христиан, служащих при дворе султана, но лишь сейчас княжич узнал, что в турецкой столице много христианских храмов. Правда, чтобы найти эти храмы среди других зданий, требовалось приложить усилия. Влад привык, что церковь всегда видна издалека благодаря куполам, но в Эдирне оказалось иначе - христианские храмы вынуждены были обходиться без куполов и своим видом напоминали скорее амбары, чем дома Божьи, потому что султан считал, что кресты над крышами оскорбляют взор благочестивого мусульманина.

Похвастаться внутренним убранством эти храмы тоже не могли - наверное, боялись ограбления - и потому Влад, зайдя вместе с отцом в одну из церквей в Эдирне, невольно подумал, что даже самая скромная церковка в Тырговиште украшена богаче. Кроме того, княжича удивил один местный христианский обычай - паломники, следовавшие через Эдирне по святым местам, использовали храм как корчму, спать ложились в северном и южном нефах, а нужду справляли прямо в церковном дворе. Присутствие паломников-постояльцев мешало Владу сосредоточиться на молитве, так что эта молитва вряд ли способствовала успокоению перед предстоящей встречей с султаном. Не способствовали успокоению и отцовы рассказы о том, как нужно будет себя вести.

- Каждый христианин, который приходит в тронный зал, должен отвешивать турецкому правителю поясные поклоны, - объяснил отец. - Первый поклон - при входе, а второй - на середине зала. Если же султан захочет выказать посетителю своё благоволение, то сделает знак, и тогда можно подойти чуть ближе, но при этом не дай тебе Бог забыть про третий поклон.

- А если я всё-таки забуду? - спросил Влад.

- Я сделаю тебе знак, что ты забыл, - сказал отец.

- А если я не пойму твоего знака? - продолжал спрашивать отрок, всем своим видом пытаясь показать, что не боится султана, однако родителя эта напускная храбрость только печалила:

- Если ты не поклонишься, тогда слуги султана согнут тебя насильно, а султан решит, что пришёл дерзкий гость, и этого наглеца надобно проучить.

Также отец предупредил, что совсем близко к трону подходить нельзя, потому что султан опасается за свою жизнь.

- Чуть больше пятидесяти лет назад, - сказал родитель, - один султан, прадед нынешнего султана, позволил, чтобы пленный серб поцеловал ему сапог. Султан выставил ногу, а сербский пленник вдруг вскочил с колен, выхватил из-за пазухи нож и заколол султана прежде, чем кто-либо успел вмешаться. Конечно, со стороны серба это был подвиг, но подвиг бессмысленный, ведь у убитого султана остались взрослые сыновья, готовые править. Никто из турков не ожидал, что серб решится бессмысленно жертвовать своей головой, но раз уж это случилось, султаны теперь держатся настороже. На любого христианина они смотрят подозрительно и не подпускают к себе.

Вот почему в троном зале румынский князь с сыновьями, хоть и заслужившие милость, не могли подойти слишком близко, а справа и слева от них стояли люди султана, готовые в любой момент схватить христиан, если те сделают хоть одно резкое движение.

Султан, всё так же облачённый в чёрное из-за того, что Аллах перестал помогать ему в войне, наблюдал за своими гостями очень пристально. Влад невольно вспомнил фразу из давних отцовых рассказов: "Глаза у султана были узкие и раскосые, отчего казалось, что тот щурится и замышляет злые козни". Правда, родитель говорил это не о нынешнем султане, а о предыдущем - об отце нынешнего - но и у нынешнего турецкого правителя взгляд казался злым, хотя глаза были большие, почти круглые.

"Мы ещё ничего не сделали, а он уже злится", - подумал княжич, но, приглядевшись внимательнее, решил, что взгляд не столько злой, сколько острый и пронизывающий. Наверное, турецкий правитель хотел удостовериться, что приехали именно княжеские дети, а не какие-нибудь сироты, которых румыны решили ему подсунуть.

Пока длился приём, султан не произнёс ни слова, лишь взмахивал правой рукой, а слуги уже знали, что делать и говорить. В том числе они сказали, что румынский князь может погостить здесь неделю перед отъездом.

Конечно, всю эту неделю отец посвятил сыновьям, много рассказывал им про турецкий двор и даже водил, куда можно:

- Вам здесь понравится, - повторял родитель, а Влад, слыша это, с трудом удерживался от того, чтобы выразить сомнения. Уж слишком непривычным и чужим казалось всё вокруг.

Султанов двор выглядел как город в городе со своими улицами, мастерскими, садами, огородами, банями и скотным двором, чем походил на княжеский двор в Тырговиште, однако был гораздо больше - при султане постоянно жило около тысячи человек со своими женами и детьми, и ещё несколько тысяч, которые им прислуживали. И всё же главное отличие от Тырговиште состояло даже не в этом, а в том, что никто не мог войти или выйти со двора, когда пожелает. Город-двор султана был почти отрезан от остального мира.

Наверное, турецкий правитель мог жить в таком затворничестве сколько угодно, но у него не было своего храма, то есть мечети, поэтому каждую пятницу султан выезжал со двора, чтобы помолиться, и то же делали его слуги-мусульмане. Как ни странно, слуги-христиане, которых у султана было немало, тоже имели право покидать двор ради посещения церковной службы - по воскресеньям - так что в ближайшее воскресенье Влад и его отец отправились в храм вместе с этими слугами-христианами.

Добираться до храма, несмотря на дальнее расстояние, пришлось пешком, а не верхом, чего никогда не случилось бы в Тырговиште. К тому же за гостями приглядывали особые люди, которых приставили к румынскому князю "в помощь". И в султанском дворце, и вне его эти люди старательно хлопотали наравне с румынскими слугами, которых отец Влада привёз с собой, но в то же время новые "помощники" смотрели, куда гости ходят, и что делают. Их слежку Влад заметил сразу, но также заметил, что его родителю позволяли чуть больше, чем другим. Например, румынский князь мог покидать дворец не только по воскресеньям и воспользовался этим правом, чтобы показать сыновьям казармы янычар.

Янычары были частью войска, и султан, конечно, не допустил бы, чтоб казармы смотрел враг. Устройство войск показывают лишь проверенному другу, поэтому Влад, осматривая казармы, понимал, что удостоился возможности, которая может больше и не представиться, и что смотреть надо внимательно.