Время дракона - Лыжина Светлана

- А! Вот и вы, мои бедные барашки.

Турецкий правитель уже не был облачён в чёрное, однако из-за зимнего сумрака, царившего в тронном зале, казался мрачным и даже злым.

Княжичи поклонились, затем ещё раз. Султан дал знак приблизиться и указал на столик возле тронного возвышения - точнее, на некий предмет на столике, покрытый тканью.

Подойдя ближе, Влад и Раду обнаружили, что непонятный предмет покрыт не куском ткани, а мешком, в котором, наверное, и был принесён сюда. "К чему всё это?" - подумал семнадцатилетний княжич, и тут один из султановых слуг сдёрнул "покрывало".

Влад поначалу не понял, что именно видит, а когда понял, вздрогнул - он смотрел на отрубленную голову своего отца.

Лицо казалось знакомое и в то же время незнакомое, страшное. Кожа на этом лице побелела, как пергамент, и сделалась очень ровной. Пропали мелкие морщины на лбу. Пропали глубокие морщины, тянувшиеся от носа к углам рта. Брови почти вылезли. Глаза были закрыты, вернее - зашиты, крупными неровными стежками. Губы никто не зашивал, и потому они искривились в странной, ни на что не похожей усмешке, показывая и верхний, и нижний ряд зубов.

Влад увидел знакомые длинные чёрные усы, но поникшие и спутанные. Увидел волосы, которые прилипли к макушке, будто их приклеивали. И вот тогда княжич понял всё окончательно - он видел перед собой не голову, а чучело, которое делают, если голову придётся далеко везти. "Как!? - подумал Влад. - Из отцовой головы - чучело!? Мой отец мёртв? И теперь это чучело - то, что от него осталось!? Почему он умер? И кто посмел так надругаться над его останками!? Кто!?"

Раду заревел в голос, так что один из дворцовых слуг подбежал и зажал мальчику рот, всё-таки оставив свободным нос, чтобы не перекрыть дыхание, а между тем другой слуга, стоявший рядом с султаном, громко повторял слова своего повелителя, чтобы присутствующие не напрягали слух.

- Великий султан говорит, что эту голову прислал свинья Юнус, предводитель венгров! - прозвучало по-турецки.

Влад понял, что голову прислал Янош Гуньяди, которого турки называли именно так - Юнус. Княжич с трудом осознавал происходящее - не верил глазам и не верил ушам. За два года жизни в Турции он уже хорошо выучил турецкий язык, но в те минуты казалось, что знания подвели. То, что говорил слуга, стоявший рядом с султаном, не могло быть правдой. "Наверное, я что-то не так расслышал", - думал княжич, а слуга всё продолжал говорить, и из слов слуги следовало, что месяц назад, в декабре Янош Гуньяди пришел в Румынию с войском.

Войско было то самое, которое княжич видел, когда гостил у Гуньяди в замке. Шесть тысяч наемников и три тысячи воинов, собранных вассалами Яноша. Получилось на тысячу больше, чем румынская рать, но отец Влада всё равно захотел сразиться и не слушал увещеваний.

- Государь, не повторяй той ошибки, которую совершил Александру Алдя, - упорно твердили ему бояре-жупаны, но князь неизменно отвечал:

- Хватит поминать моёго младшего брата! Лучше вспомните о своих сыновьях, которых я вам привёз, и о моих сыновьях, которые заняли место ваших! Вспомните о клятве верности, которую вы принесли мне повторно в турецком лагере.

Отец Влада думал, что, вернув боярских сыновей из плена, укрепил свой авторитет и власть, но всё оказалось наоборот. Теперь бояре не боялись ссориться с султаном, а вот ссориться с венграми, чья армия стояла у румынской границы, боялись.

Всякий раз, думая об этой истории, Влад вспоминал поучающие слова Яноша Гуньяди: "Благодарность - это блюдо, которое очень быстро остывает". Впервые услышав эти слова во время давнего разговора в коридоре замка Гуньяд, княжич даже не подозревал, что они окажутся пророческими. А расчётливый и безжалостный венгр оказался прав - благодарность бояр очень быстро остыла, и вопреки государевой воле они решили избежать войны.

Правда, так решили не все. Нан, несмотря на свою прежнюю строптивость, остался верен своему государю, а вот Тудор и большинство тех жупанов, которые были обязаны отцу Влада своим возвышением, сделались трусливы. Тудор и его товарищи обросли имуществом, вкусили жизненных удовольствий и совсем не хотели умирать на поле битвы.

"Даже если победим нынешних врагов, из-за гор будут приходить всё новые и новые", - подумали отцовы приближённые и почли за лучшее обойтись малой жертвой, то есть самим убить своего государя, неугодного венграм. Как средство выбрали яд, а Нан не смог ничего сделать.

Отец Влада умер двадцать пятого числа, в Рождественские святки. "Понимал ли он, что происходит? - спрашивал себя Влад. - Понимал ли он, отчего так болит нутро? Понимал ли, отчего ноги подкашиваются, и перед глазами всё плывёт? Понимал ли, что умирает? Или из последних сил превозмогал нежданно свалившуюся на него "хворь" и думал лишь о том, что должен воевать? Ведь он должен был - ради сыновей, оставшихся у султана".

Отец Влада чувствовал себя плохо ещё в начале похода, а в деревушке Былтени, немного не доехав до города Тыргу-Жиу, слёг совсем. "Наверное, - предполагал Влад, - его устроили в доме местного старосты, положили на постель, растворили окна, чтобы хоть немного унять жар. Наверное, больной временами затихал, измученный приступами рвоты, а затем открывал глаза. Наверное, он порывался встать, не отдавая себе отчёта, ночь за окнами или день, постоянно спрашивал, который час, и где венгры. А некий слуга, зная, что господин никогда уже не встанет, успокаивал и говорил: "Сейчас можно отдохнуть... можно, потому что в Рождество не воюют. А вот завтра..." "Завтра", - наверное, повторял отец, но для него завтра не наступило".

Отец Влада даже не исповедовался перед смертью. Он говорил, что не имеет права умереть, поэтому священника пригласили к почти бездыханному телу.

На том и закончился последний отцовский поход, а Янош Гуньяди, узнав обо всём, сказал, что даже мёртвый изменник не должен уйти от возмездия. Приговор - отсечение головы - исполнили над трупом. Румынская рать вернулась в столицу, везя с собой обезглавленное тело, а затем оно отправилось к месту погребения.

Влад мысленным взором наблюдал, как обезглавленное тело заворачивают в ковёр, кладут на повозку и везут. "Конь должен был чуять мертвеца, - думал княжич, - должен был чуять, и поэтому во время движения наверняка прижимал уши, то и дело сбиваясь с рыси на галоп. Кони, когда пугаются, так глупы - не понимают, что никто не может убежать от ноши, которую сам тащит".

Тело похоронили в монастыре Снагов, ведь щедрые дары, которые отец Влада когда-то дал этому монастырю, заметно превышали сумму расходов на заупокойную службу, поминальные молитвы и прочее.

Старший брат Влада, Мирча, не присутствовал на погребении, потому что к тому времени сам уже был погребён. Ходили слухи, что он был похоронен заживо, ну а вслед за Мирчей так или иначе умерли все бояре, которые осмелились заявить, что хотят видеть новым государем именно Мирчу, а не кого-то, кого предложит Янош Гуньяди. Умер и боярин Нан, а когда несогласных не осталось, новым румынским князем с помощью Яноша Гуньяди стал очередной проходимец, причислявший себя к роду румынских князей.

"Что же это, Господь? - молился семнадцатилетний Влад, когда после страшного рассказа, услышанного в тронной зале, вернулся, а точнее прибрёл в свои покои. - Почему земля не поглотила этого выродка Гуньяди и предателей-жупанов!? Почему они продолжают жить и здравствовать!? Почему?"

Влад не слышал ответов, а слышал лишь всхлипы младшего брата, который припал к нему, уткнувшись Владу в бок и даже не спрашивая, может ли старший брат его утешить. Сидеть братьям приходилось на полу, и потому их позы были почти такие, как если бы оба стояли на коленях.

Немного приподнявшись, старший княжич поджал под себя обе ноги, чтобы действительно принять коленопреклонённую позу. Он надеялся, что так его обращение к Богу дойдёт лучше, а Раду не замечал, что делает брат, и только ещё крепче прижался к нему, обхватив обеими руками.