Бухта Донегол - Мёррин Алан

– Ты же понимаешь, что этот разговор сейчас некстати.

– А когда будет кстати?

– Не знаю. Может, просто объект неподходящий.

– Да его отдают за сущие гроши.

– Вот именно. И догадайся почему.

– Потому что здание находится в запущенном состоянии. А его всего-то нужно подштукатурить, покрасить и подремонтировать кое-где по мелочи.

– Этот объект прогорел как магазин подарков, как пекарня и как музыкальная лавка.

– Но не как цветочный магазин, которым заправляла я.

– Не так-то много ты на нем зарабатывала.

– Достаточно, чтобы радоваться и чувствовать себя счастливой.

– Послушай, это же пускание денег на ветер. Вот если б они снизили цену, то…

– Хватит! – выкрикнула она – Ты просто не собирался ничего покупать. Думал, что я успокоюсь, если ты просто потрясешь передо мной этой мор-ковкой.

– Негоже избираемому члену городской власти скупать чуть ли не полгорода.

– Полгорода?! Полгорода?! Один-единственный вшивый магазин на главной улице – это, по-твоему, полгорода? Мне надоело оставаться без всего, только бы твои избиратели не посчитали нас слишком богатыми. – Она сердито сплела руки на груди и отвернулась к окну. – К тому же это не сработает. Люди все равно думают, будто у нас полно денег.

– Что совершенно не соответствует действительности.

– Как будто я не знаю. Ты обогатил в этом городе всех, кроме нас самих.

Он вырулил из-за поворота, и луна снова оказалась в поле их зрения.

– Но этот магазинчик мы можем себе позволить, – продолжила она.

Он остановился возле отеля.

– Ты что, хочешь испортить такой хороший вечер? – сказал он.

Она вгляделась в пары, скользящие вверх и вниз по ступеням «Парадайз Лодж». За стеклянными дверьми отеля посверкивали бронзовые перила парадной лестницы.

– Можешь не беспокоиться, я не стану ставить тебя в неловкое положение, – сказала она.

На протяжении всего ужина она позволила Тому Хеффернану подливать ей вина и пялиться на ее грудь, пока сама она бросала сердитые взгляды на сидящего напротив Джеймса. Она курила одну сигарету за другой, и в пепельнице перед ней собралась горка окурков. На ней были черные кюлоты из сатина и топ с глубоким вырезом, а короткий пиджак-болеро в пару к кюлотам она скинула сразу же по прибытии. Обладая узкими плечами и широкими бедрами, она специально подобрала такой наряд – чтобы подчеркнуть верх и замаскировать низ. Обычно Джеймс не скупился на комплименты по поводу ее внешнего вида, но сегодня он старался не сталкиваться с ней взглядом. То есть все за столом восхитились ее сегодняшним образом, тогда как собственный муж сидел с одной и той же порцией виски, купленной в самом начале ужина. Накрыв бокал ладонью, он нервно раскачивал его, словно боясь, что ему сейчас дольют.

Она все гоняла по тарелке говяжью вырезку, а когда подали профитроли, проигнорировала их и вытащила из пачки очередную сигарету. Когда Джеймс заговорил о важности развития всевозможных бизнесов в их городке, она уставилась на светильник под потолком, представляющий собой длинный цилиндр со стекающими каплями стеклянных бусин. Если целую минуту смотреть сквозь сигаретный дым на этот свет, все бусины сливаются в единое целое, и, таким образом, можно абстрагироваться от мужниного голоса. Послышались аплодисменты, а она продолжала сидеть, сплетя руки и опершись локтями о стол. Когда Джеймс сел на свое место, мужчины не преминули подойти и одобрительно похлопать его по спине.

– Ты прав, старик, – сказал Манус Суини. – Чертовски прав. Городские сообщества спасет лишь упорный труд. Нельзя полагаться на государственное финансирование.

– Что ж, Манус, я старался не говорить в лоб, но так оно и есть. Нынче много развелось желающих получить задарма все и сразу. Не хотят работать.

Все закивали, засоглашались, а Иззи повернулась к соседнему столику, за которым сидели Шон Кроули и Энн Дивер. В их компании Энн была единственной женщиной, и большинство мужчин за этим столиком были холостяками и не имели спутниц, которых можно было бы привести на подобное мероприятие. Шон о чем-то доверительно переговаривался с соседом, а сидевшая справа от него Энн выглядела так, словно ее приткнули на крайний стул в самую последнюю минуту. Словно сожалея о неправильном выборе, она все время теребила мочку уха, прикрывая ладонью вычурную сережку из серебра, едва не достающую ей до плеч. Проработав много лет официанткой в отеле «Харбор Вью», она скорее привыкла обслуживать званые ужины, а не присутствовать на них, и Иззи решила улучить момент и поболтать с ней до окончания банкета. Бедняжка Энн: с Шоном не особо пообщаешься, он не умеет вести светские беседы. Конечно, он достаточно воспитан, чтобы не отмахиваться, если заговорить с ним, но на таких мероприятиях он всегда скучает. И снова, в отличие от остальных, пришел без пиджака и галстука.

– Господи, что за чудик, – прошептала ей Тереза Хеффернан. – Столько денег имеет, а не удосужился надеть глаженую рубашку.

Иззи на секундочку призадумалась, а потом сказала:

– Что ж, теперь для этого у него есть Энн.

– Да, но эта-то опять нарисовалась.

– Кто?

– Коллетт.

– В самом деле? – Иззи затянулась сигаретой. – Но она уж точно не гладила ему рубашки.

– Она заявилась сегодня в фабричный офис, такая наглая, и сказала, что ей нужно поговорить с Шоном. Пробыла у него две минуты и вышла недовольная.

– Может, узнала, что у Шона появилась другая. – Иззи до сих пор не могла переварить новость, что Шон связался с тихой, домашней Энн, которая большую часть своей взрослой жизни пробыла вдовой. Да, они с Шоном почти одногодки, хоть в этом есть какая-то логика, но в остальном она была полной противоположностью Коллетт.

– Говорят, он не дает Коллетт видеться с детьми, – сказала Тереза.

– Правда? – удивилась Иззи. – Пожалуй, это уже перебор. Как можно отлучать мать от собственных детей?

Тереза шагнула к своей пепельнице и стряхнула в нее пепел.

– Что ж, значит, у него имеются на то веские причины, – сказала она.

Иззи хотела было возразить, но ее отвлек Джеймс. Он заговорил, тыча пальцем в стол:

– Моим родителям никто ничего не приносил на блюдечке. Им все пришлось добывать собственным трудом.

– Они откуда родом? Из наших мест? – поинтересовался Манус Суини.

– Нет. Из городка севернее нас. Жили на одной улице. Кажется, даже были пятиюродными братом и сестрой.

Все замолчали.

– Четвероюродными, – поправился Джеймс, и все засмеялись. Иззи видела, как в глазах мужа блеснул холодный огонек.

Со сцены послышалось в микрофон: «Раз-раз, проверка звука», тренькнули гитары, брякнули цимбалы.

– Не понимаю, зачем говорить, будто твои родители ничего не получили от государства, – сказала Иззи. – Разве ты не рос в доме, что выделил для них горсовет?

Джеймс отвел от нее взгляд.

– Да, но на этом помощь государства заканчивалась, – сказал он. – Все остальное они зарабатывали сами.

– Господи, да когда уже начнутся танцы, – пробормотала себе под нос Иззи.

– Люди тогда жили в основном просто, скромно, – продолжил Джеймс. – И вот именно таким я и хотел бы помогать. Тем, кто привык напрягаться.

Иззи взглянула на мужа, такого из себя «простого и скромного». Ей вдруг захотелось схватить винную бутылку, подойти к нему и хрястнуть ею по его простой, скромной башке.

Из микрофона вырвался пронзительный свист, и у Иззи заложило уши.

– Прошу прощения, – сказал мужчина на сцене. – Надеюсь, это вас немного встряхнуло. – Издав смешок, он стал наигрывать начальные аккорды «Лживого сердца» [3].

– Обожаю это песню! – сказала Иззи. – Эй, кто пойдет со мной танцевать? Том. – Вскочив, она схватила Тома за руку и случайно опрокинула стул. Том поднялся и повел ее к танцполу. Рука его лежала у нее на крестце, и Иззи очень надеялась, что Джеймс заметит это.

Вернувшись к аналою, отец Брайан стал читать из Евангелия, сказав затем, что проповеди сегодня не будет, так как он ездил на отпевание в соседний город и не успел подготовиться. Иззи знала, что он врет, потому что весь день четверга он просидел у нее на кухне – курил, разговаривал, пил с нею чай и ни словом не обмолвился про похороны. Но все-таки хорошо, что проповеди не будет. Они отменялись лишь несколько раз в году, но сегодня это очень кстати – десять минут экономии времени.