Мария I. Королева печали - Уэйр Элисон

Манера ее поведения была резкой, равнодушной и, как показалось Марии, враждебной. И что она имела в виду, говоря о комнате? Неужели у нее, Марии, даже не будет собственных покоев?

Марии выделили самую жалкую комнатушку во всем дворце. Там стояли узкая кровать с балдахином, старый сундук и жаровня, даже не камин, на стене висел вытертый гобелен. И хотя жаровня была зажжена, тепла она практически не давала из-за скудного количества угля.

– Ваш багаж принесут наверх, и вы можете распаковать вещи, а затем спуститься в зал на ужин, – произнесла леди Шелтон. – Завтра вы приступите к своим обязанностям в качестве фрейлины принцессы. А теперь я вас оставляю, чтобы не мешать вам устраиваться.

Дверь за ней закрылась. Ну вот и все. Ни ласковых слов приветствия, ни тепла в обхождении. Леди Шелтон, несомненно, действовала по приказу Ведьмы.

Мария целую вечность ждала своих дорожных сундуков, а когда их наконец принесли, у нее тут же возник вопрос, где взять место для богатых платьев и изысканной одежды, упакованных для нее леди Солсбери. А куда положить книги, музыкальные инструменты и корзинку для шитья? Ведь здесь было ужасно тесно. И как без помощи служанки надеть и зашнуровать платье?

Чувствуя себя на грани нервного срыва, Мария упала на кровать и завыла.

Ужин стал настоящим мучением. Большой зал выглядел очень нарядно: в камине пылало святочное бревно, везде в честь Рождества были зеленые ветви, но все это вызвало столь болезненные воспоминания о прошлых рождественских празднованиях, что Мария с трудом сдержала слезы. Когда придворные Елизаветы гуськом вошли в зал, она обнаружила, что ей отвели место не в почетном верхнем, а в нижнем конце стола, и все видели ее унижение. Не в состоянии проглотить ни кусочка, Мария при первой возможности выскользнула из зала и поспешно направилась к себе в комнату. Но леди Шелтон преградила ей путь:

– Миледи Мария, вы должны быть у принцессы в десять часов утра, сразу после завтрака. И, не мешкая, доложить леди Брайан.

Леди Брайан! У Марии радостно екнуло сердце, когда она услышала имя своей старой воспитательницы, которая нянчила ее в раннем детстве. Она обожала леди Брайан и знала, что та отвечала ей нежной любовью. Мария сразу же воспрянула духом. В конце концов жизнь в Хатфилде, возможно, будет и не такой ужасной. Прислуживая Елизавете, она наверняка будет проводить больше времени с леди Брайан, нежели с леди Шелтон. И тем не менее Мария заснула в слезах. Она отчаянно скучала по леди Солсбери и доктору Фетерстону, душа рвалась назад, в ставший родным дом.

Утром она, кое-как одевшись, сумела вовремя появиться в детской. Комнаты Елизаветы были роскошно обставлены и заполонены целой армией нянек, управляющих и прислуги. И всеми руководила почтенная розовощекая леди Брайан.

– Миледи Мария! – воскликнула она, обнимая бывшую воспитанницу на глазах у собравшихся. – Как же вы выросли! Но, боже правый, у вас такой вид, будто вас совсем не кормят! Вам нужно срочно позавтракать, прежде чем вы познакомитесь с вашей сводной сестрой. Тут есть хлеб, мясо и хороший эль.

Она подвела Марию к столу, дав знак слуге принести еду, и Мария, не притронувшаяся к завтраку в большом зале и едва стоявшая на ногах, внезапно поняла, что проголодалась.

Леди Брайан села напротив нее:

– Я понимаю, вы, должно быть, чувствуете себя не в своей тарелке. Но сэр Джон Шелтон, здешний управляющий, хорошо управляет двором, и я уверена, вы скоро освоитесь. А миледи принцесса просто прелесть! Моя дорогая, вы забудете обо всех своих горестях и получите удовольствие от общения с сестрой. Она очень славная малышка. Ей уже почти четыре месяца. Сегодня в большом зале будет устроено пиршество.

Мария сомневалась, что получит от этого удовольствие, сомневалась она и в том, что ей понравится возиться с оттеснившей ее незаконнорожденной малышкой. Она, Мария, никогда не признает ребенка Ведьмы принцессой. Титул по праву принадлежит ей, Марии. И она никогда не признает себя незаконнорожденной!

Впрочем, малышка действительно была прелестной. Спеленатая, она лежала не в обычной колыбельке, а в более просторной, парадной, куда, как догадалась Мария, девочку поместили специально, чтобы продемонстрировать ее статус, и смотрела на сводную сестру голубыми глазами, светившимися удивительным здравомыслием и умом.

– А вот и та, что лежала тут раньше, – улыбнулась леди Брайан.

Зачарованно склонившись над колыбелью, Мария прикоснулась к щеке малышки – щека была удивительно мягкой, совсем как бархат или лепесток цветка. А потом Елизавета улыбнулась беззубой улыбкой – и Мария пропала.

– А можно мне ее подержать? – спросила она.

– Смелее! – с довольным видом поощрила бывшую воспитанницу леди Брайан.

Мария осторожно взяла малышку, опасаясь ненароком уронить ее.

До Марии вдруг дошло, что, сложись все иначе, она сама могла быть уже замужем с собственными детьми, и пронзившая сердце боль неутоленного желания была столь острой, что она задохнулась. Природные инстинкты дали о себе знать.

– Она прекрасна! – Мария с наслаждением прижималась щекой к маленькой головке Елизаветы.

Нет, она, Мария, никогда не назовет малышку принцессой, но будет любить ее как сестру. Ведь как-никак Елизавета не виновата, что своим появлением на свет нарушила привычный порядок вещей, обусловив разрушительные изменения в жизни старшей сестры. Елизавета была сама невинность, она даже не подозревала о бушевавших вокруг нее страстях.

Обязанности Марии оказались не слишком обременительными. Ее нахождение при дворе Елизаветы было относительно декоративным и, как она подозревала, должно было подчеркнуть ее новый, более низкий статус. Тем не менее Мария любила проводить время со сводной сестрой. По мере того как Елизавета потихоньку росла и развивалась, Марии все больше нравилось играть с ней, и малышка охотно отзывалась на попытки ее развлечь. Однако, когда Мария покидала детскую и убегала в один из окружавших дворец садов или пыталась утолить печаль прогулками под величественными деревьями в оленьем парке, осознание своего бедственного положения обрушивалось на нее с новой силой. Она не сомневалась, что леди Шелтон и ее наперснице леди Клер, тоже приходившейся Ведьме теткой, было поручено шпионить за ней и всячески отравлять ей жизнь.

В отличие от леди Солсбери леди Шелтон принадлежала совсем к другому типу воспитательниц. Она плевать хотела на свою подопечную, не замечала ее подавленного состояния и вечно во всем обвиняла. Что случалось довольно часто, поскольку Мария упорно отказывалась обращаться к Елизавете как к принцессе. Однажды, к ужасу девушки, леди Шелтон дала ей за это пощечину и даже пригрозила выпороть.

Заливаясь ночью слезами после той пощечины, Мария в глубине души возмущалась тем, что Ведьме удалось лишить отца его прежней гуманности. Анна буквально из кожи вон лезла, чтобы сломать решимость Марии. И та старалась не думать, как далеко Ведьма может в этом зайти. Здесь некому было пробовать еду Марии, и в часы отчаяния она опасалась, что ей подсыплют отраву. Ведь леди Солсбери не зря восприняла всерьез угрозу Ведьмы в один прекрасный день накормить Марию обедом с чем-то вредным. Мария прекрасно представляла себе леди Шелтон и леди Клер в роли исполнительниц злодеяния.

Девушка безумно скучала по матери – переезд в Хатфилд сделал их разлуку еще невыносимее – и ужасно боялась, что отец никогда не позволит им снова увидеться.

Услышав цоканье лошадиных копыт и шум суеты во дворе, Мария выглянула из окна детской и отпрянула в ужасе. Приехала Ведьма!

У Марии скрутило живот, ей стало нечем дышать.

Когда Анна появилась в дверях, все дамы сделали реверанс – все, кроме Марии. Она не могла даже пошевелиться.

– Ваша милость! – Леди Шелтон присела в реверансе и выпрямилась.

– Дорогая тетушка, надеюсь, вы в добром здравии. – Обняв леди Шелтон, Анна с натянутой улыбкой повернулась к Марии. – Я хочу поговорить с вами как друг.