Ангел с черным крылом - Скенандор Аманда

– Не факт, если он нездешний.

– Если нездешний – тем более, – с этими словами Уна показала Барни серебряную булавку. – Я ж говорю: чужаки тут как белые вороны.

Барни улыбнулся и забрал булавку.

– Убедительно. Но все же держите ухо востро, ладно?

– Как же без этого.

Барни убрал булавку и карандаш в карман, оторвал кусок газеты со своими записями, а остальное бросил на мостовую.

– Эй! – Уна тут же подхватила газету.

– Ой, простите. Я не думал… Да там и нет ничего интересного. Ничего, что…

– Могло бы заинтересовать кого-то вроде меня? Может, вообще забыл, что я умею читать?

Уна смахнула с газеты прилипшую луковую шелуху.

– А еще цветы предлагал.

Барни снова покраснел и потер затылок.

– Я… Э-э…

Уна несколько секунд наслаждалась его неподдельным смятением, а потом дружески пихнула локтем.

– Да ладно, шучу! В туалете пригодится.

Барни хмыкнул и снова уставился на рыбную лавку, избегая встречаться с ней взглядом. Уна запустила руку в его карман, вытащила серебряную булавку и заспешила дальше.

– Не щелкай клювом, Барни! Услышу что-нибудь о твоем загадочном убийце – дам знать!

Когда она прошла уже несколько ярдов, он окликнул ее. Она обернулась.

– Будьте осторожны!

Глава 4

Настороженное выражение лица Барни, его неподдельная тревога за нее – вот что никак не шло из головы, пока она торопилась дальше к магазину Марм Блэй. Он ведь хороший журналист, въедливый, пусть и не очень опытный. Наконец хоть кто-то проявил интерес к трущобам, кроме этих святош-реформаторов с их корыстными целями.

Может быть, стоило пококетничать с ним? Пусть покупает цветы! В это время года они немногим дешевле золота. Уна запустила руку в свой карман и потрогала серебряную булавку. Острый конец тут же проколол перчатку. Уна выругалась и пошла дальше. На город спускались холодные сумерки.

На углу Орчард-стрит перед ней словно из-под земли вырос хулиганистого вида мальчишка с метлой в руке и бросился подметать дорогу прямо у нее под ногами. По сторонам разлеталась грязь и лошадиный навоз.

– Сколько тебе не хватает? – спросила Уна, когда они перешли через дорогу.

Темные волосы, оливковая кожа – лицо знакомое, но как его зовут, она не знала.

– Пять центов.

Уна прекрасно знала все эти штучки. Отец (скорее всего, вовсе и не отец, а самый обычный аферист) отправляет мальчишку на улицу, веля вечером принести такую-то сумму. Не справится – получит порку. Уна вспомнила, как шла с матерью мимо этого самого перекрестка почти двадцать лет назад. Тогда рядом с ними тоже оказался оборванец с метлой, примерно ее ровесник. Только тогда все дети тоже были ирландцами, а не итальянцами, как сейчас. В тот вечер Уна с матерью опять шли кому-то помогать, и вместо денег мать Уны дала тому мальчику сэндвич из приготовленной утром корзины с едой. Потом она показала мальчишке дорогу к Углам [8] и сказала, что он может пойти в Дом промышленности [9], где получит не только еду, но и хоть какое-то образование.

– Никогда не давай им денег, Уна, – сказала ей тогда мать, – иначе эта мерзкая эксплуатация не закончится никогда.

Уна кивнула, хотя была тогда слишком мала и почти ничего не поняла из маминых слов. Сейчас она остановилась и стала искать в кармане монетку. День уже подходит к концу, поэтому на самом деле мальчишке не хватает наверняка одного-двух пенни. Честный мальчик так и сказал бы. Но на честность еды не купишь. На улице можно выжить только постоянно изворачиваясь и пытаясь обвести всех вокруг пальца. Вот чему матери Уны следовало на самом деле учить свою дочь. Уна бросила мальчику пятицентовик и пошла дальше.

Парадная дверь галантерейной лавки Блэй уже была закрыта, окна темные. Но Уна никогда не ходила через парадную дверь. Оглянувшись, она нырнула в небольшой проулок. Пробираясь между грязными бочками с золой, сломанными клетками для птицы и старыми колесами, она добралась до черного хода.

Уна открыла дверь, звякнул дверной колокольчик, и Марм Блэй подняла глаза от жемчужной броши, которую оценивающе разглядывала. Когда Уна увидела ее в первый раз – эту великаншу с пухлыми длинными пальцами и сверлящими маленькими глазками, – она чуть не упала в обморок от страха. Одна оплошность – и она просто сотрет Уну в порошок! Прошло уже несколько лет, но страх так до конца и не ушел. И это несмотря на то, что Марм Блэй научила Уну всем воровским приемам и не раз спасала от колонии. Уна была ее любимицей. Так, по крайней мере, считали все остальные. Но это не отменяло того, что Марм Блэй может в любой момент стереть Уну в порошок.

– Ты только посмотри на это, шейфеле! [10] – Марм Блэй похлопала по стулу рядом с собой.

Уна поставила саквояж на пол и подсела за длинный узкий стол, стоявший посередине комнаты. В магазине было две конторы. В одной, соединявшейся с магазином, стоял полированный дубовый стол и шкафы с аккуратными рядами конторских книг, всё официально. Вторая – в которой Уна и сидела сейчас – служила одновременно мастерской и пунктом скупки краденого, с потайными нишами под половицами и неприметным кухонным лифтом, чтобы спускать тяжелую добычу в подвал.

Марм Блэй молча передала Уне брошь и лупу.

– Хромой Тоби просил за нее шестьдесят пять долларов! Что скажешь?

Уна повертела брошь в руках, оценивая вес, и только потом взяла в руки лупу. Жемчужины были закреплены на изящной подложке из травленого серебра. С тыльной стороны стояло клеймо одной из самых известных ювелирных лавок «Мартин и сыновья».

– Изящная. Стоит, думаю, не меньше шестидесяти.

– Посмотри-ка внимательнее!

Уна снова взяла в руки лупу и стала пристально рассматривать брошь. Сначала она не увидела на ней ничего особенного. Марм Блэй, тяжело и хрипло дыша, склонилась над ней. Холода ее легкие всегда переносили с трудом. Уна понюхала брошь – металлического запаха нет, значит, чистое серебро. Да и по весу похоже. Если бы брошь была легче, Уна заподозрила бы, что толстая часть полая внутри. А если тяжелее, то это посеребренный дешевый металл. Уна перевернула брошь и осмотрела застежку. Работа тонкая, но вот только сама застежка выглядела какой-то слишком хрупкой. Уна взяла тряпочку, окунула ее в средство для полировки серебра и слегка потерла застежку. Та осталась такой же тускло-серой, как была.

– Застежка не серебряная. Не чистое серебро, это точно. Да и сделана как-то топорно.

– А еще что? – выжидательно спросила Марм Блэй.

Уна снова перевернула брошь и снова принялась разглядывать жемчужины. На серебре они казались застывшими капельками дождя. Все одинакового цвета и размера. Это и смутило Уну. Если бы это были настоящие жемчужины, под лупой-то было бы видно, что они слегка отличаются формой и размером. Ведь каждая настоящая жемчужина уникальна.

– Жемчужины подделка, хотя и довольно искусная.

– Все?

– Нет.

Уна поскребла ногтем каждую жемчужину. От тех, что были настоящими, на пальце оставался тонкий слой перламутра. От поддельных же – представлявших собой заполненные воском стеклянные шарики, покрытые изнутри перламутровым раствором, приготовляемым с использованием молотой рыбьей чешуи, – на пальце не оставалось ничего.

– Примерно половина.

Марм Блэй одобрительно кивнула. Уна отдала ей брошь.

– Думаете, кто-то уже перепродал ее и заменил настоящие жемчужины искусственными? – спросила Уна. – И застежку заменил?

– Возможно. Но это был кто-то очень умелый, если это так. Иначе в ходе этой работы пострадало бы серебро.

В городе было не так много умельцев – считая саму Марм Блэй, – которые смогли бы так искусно проделать эту работу. Но это был бы адов труд. И все ради нескольких жемчужин и маленького кусочка серебра?