Ангел с черным крылом - Скенандор Аманда

Коп побагровел от злости. Казалось, он готов задушить Уну.

– Так куда она убежала?!

Уна указала в сторону проулка, ведущего на Тридцать восьмую.

– Выбежала вон туда. Кажется, направо побежала.

Коп умчался так, что только пятки сверкнули. Уна довольно хмыкнула. Доверчивые ослы. Она вытерла руки обрывком газеты и отправилась в противоположную сторону по проулку, оставив мусор и вонь позади.

Глава 3

В образе грязной сгорбленной нищенки Уна прошла несколько кварталов, пока не оказалась меж обшарпанных кирпичных стен и гнилых деревянных ночлежек района для бедноты. Там она сняла со спины саквояж, но пальто выворачивать обратно не стала. Улицы напоминали огромную свалку: повсюду мусор, вонючие отходы и лошадиный навоз. Зачем рисковать приличной стороной своего пальто? Ведь здесь некому пускать пыль в глаза.

Она шла размеренно, не торопилась, но и не замедляла шага. Так, словно не было в ее потайных карманах серебряного портсигара с именной гравировкой и еще нескольких краденых дорогих безделушек, каждая из которых вполне могла обеспечить ей долгие годы исправительных работ на острове Блэквелла [6].

В животе снова урчало. Так же настойчиво, как и на вокзале. Если бы не этот мальчишка, она давно бы уже сдала краденое Марм Блэй и запивала бы свой нехитрый ужин добрым элем у Хэймана. И это было бы гораздо приятнее, чем такие вот приключения. Первое правило выживания на улицах мегаполиса: не выделяться и не ввязываться ни в какие переделки. Каждый сам за себя! Ее мать была очень сердобольной и всегда всем помогала. И что? Сгорела дотла, как забытый на сковородке стейк. Да и самой Уне непомерная доброта ее матери ничего хорошего не принесла.

Уна кивнула полицейскому О’Мэлли на пересечении Бауэри-стрит и Гранд-стрит. Она говорила ему, что работает на мыловарне, а Марм Блэй приплачивала, чтобы не сомневался. Он приподнял котелок в знак приветствия и продолжил обход. И все равно серебряный портсигар неприятно оттягивал карман Уны. Скорее бы уже вместо него там появились монеты!

Пройдя еще полтора квартала, Уна заметила краем глаза высокого мужчину в синем длинном пальто, прислонившегося к фонарному столбу. Сначала она заметила блеск серебра на шее и только потом взглянула на лицо. Барни Хэррис. Он притворялся – не очень умело, надо признаться, – что увлечен газетой. Как будто для одетого с иголочки журналиста вполне естественно слоняться по вонючим трущобам. Переминался с ноги на ногу, то и дело выглядывая поверх края газеты. Испуганный резким визгом тормозов надземки, он дернулся, оступился и, замахав газетой, чуть не упал.

Уна усмехнулась, но замедлила шаг. Может, свернуть на другую улицу, пока не поздно, чтобы не встречаться с ним? Марм Блэй очень злилась, когда ей приходилось задерживаться в магазине. Да и не в настроении сейчас Уна болтать. Но она обязана ему за фальшивое алиби неделю назад у оперного театра, где ее обвинили в краже кольца с печаткой.

Партия сопрано потрясла всех в тот вечер. И если бы копы оттащили ее тогда в участок и обыскали, то в складках ее юбки обнаружили бы не только кольцо. Но она утверждала, что была весь вечер в компании мистера Хэрриса. И действительно, он разыскал ее в первом антракте и сделал комплимент по поводу платья (естественно, краденого и слегка тесноватого). Так что это не была полная ложь. К счастью, он быстро и верно истолковал выражение лица Уны, когда та появилась в сопровождении копов, и без колебаний подтвердил ее слова.

И теперь она ему должна. Как же это противно! И это против всех ее правил! Как бы то ни было, ей пришлось, тяжело вздохнув, продолжить путь в его направлении.

– Ты в этих местах прям белая ворона! – сказала она, подходя к нему. – Сел не на тот поезд?

– Мисс Келли! Какая встреча! Надеялся, что вы рано или поздно появитесь.

– Так ты месил грязь от самой Газетной мили [7] только ради моей скромной особы? Даже не знаю, польщена я или напугана…

– О, вам нечего бояться. Я бы и цветы принес, но не уверен, что вы их любите.

– Я люблю золотые побрякушки, бриллианты, французский шелк.

– Непременно подарил бы вам все это, но вы ведь тут же отнесете мои подарки в магазин Марм Блэй…

Уна пожала плечами.

– Ну, мне же надо на что-то жить…

Он поджал губы и произнес что-то вроде «хм-м». Его серые глаза слегка сузились. Не с осуждением – Уна видела достаточно осуждающих взглядов, – скорее, озадаченно. Словно она диковинная птичка в антикварном магазине, молчаливая, полинявшая. Эту птичку явно надо спасать. В его глазах читался немой вопрос: может, я тот самый мужчина, что спасет тебя? Может, именно он сможет прервать бесконечную чреду неприятностей в ее жизни?

Он вполне порядочный человек, этот Барни. Моложавый и довольно симпатичный. Из обеспеченной семьи, судя по серебряной булавке для галстука (на зарплату в «Герольд» такую не купишь). Увы, он просто предложит ей другую клетку, разве что попросторнее и из металла поблагороднее.

Поэтому вместо того, чтобы томно потупить взор и смущенно улыбнуться, она дружески хлопнула его по плечу, попутно умыкнув его серебряную булавку.

– Как я понимаю, ты тащился сюда вовсе не за тем, чтобы мило потрепаться. Что надо-то?

Он нахмурился и зажал газету под мышкой.

– Знаете что-нибудь об убийстве в субботу на Черри-стрит?

– Большеносый Джо? А что такого?

– Как его убили?

– Говорят, задушили. Подробностей не знаю.

Мимо прошла женщина, толкая перед собой тележку с ношеными чулками.

– Пятнадцать центов за пару! – громко кричала она.

На голове у нее была грязная косынка, а на плечах – выцветшая шаль.

Уна схватила пару чулок и внимательно осмотрела их.

– Пять! – отрезала она.

– Десять! – настаивала продавщица.

Уна поднесла хлопковые чулки к носу. Они пахли мылом. Их совсем недавно постирали. Порывшись в карманах, Уна протянула женщине монетку в десять центов. Барни при этом с деланым интересом разглядывал склизкий товар рыбной лавки на противоположной стороне улицы. Щеки его пылали.

– От чего раскраснелся – от рыбы или от чулок? – Уна встряхнула покупкой у него перед носом и убрала ее в саквояж. Если краснеет при виде чулок, то что же будет, если увидит шелковую сорочку? Может, уронить саквояж, как на вокзале, и проверить?

Барни откашлялся, достал из кармана карандаш, похлопал по карманам в поисках блокнотика, потом вздохнул и развернул газету.

– Оставим пока белье. Значит, Большеносого Джо задушили. Но кто?

Уна пожала плечами.

– Откуда я знаю? Он резался в карты так, что должен был чуть ли не каждому второму в городе.

– Согласно полицейскому протоколу, в морге при нем нашли десять долларов и золотые часы. Если его убили из-за долга, то почему не обчистили?

– Может, убийца торопился?

– Но задушить-то время нашлось. Нож или пуля быстрее.

– Да, но и шума больше.

– Не поспоришь.

Барни записал что-то прямо на полях газеты.

– А что полиция? – спросила Уна.

– Они склоняются к версии о карточном долге. Профессиональный риск.

– Вполне возможно.

Помимо своего носа Джо славился склочным характером.

– А что, если карты тут ни при чем? Помните проститутку, что нашли задушенной месяц назад на Уотер-стрит?

Марта-Энн. Она какое-то время работала в одном из шикарных публичных домов, зарабатывала за ночь больше, чем Уна за целую неделю. Но несколько лет назад один постоянный клиент приревновал ее к другому и изрезал ей лицо, как тыкву. С тех пор она стала обычной уличной потаскухой.

Уна переложила саквояж из одной руки в другую и сглотнула.

– Как говорят копы, профессиональный риск.

– Обоих задушили веревкой или ремнем. Что, если убийца один и тот же человек?

– Трущобный маньяк-душитель? Ну нет, о таком пошли бы слухи.