Время дракона - Лыжина Светлана

"Всё ей стало неинтересно, некогда и не в охоту", - вздыхал княжич, удивляясь, почему вдруг впал в немилость. А ведь он старался понравиться и потому выучил мудрёные танцевальные фигуры так, что больше не нуждался в подсказках. Поначалу, когда Сёчке поняла это, то с удовольствием доверилась своему ученику, который теперь вёл её уверенно, а тот совсем осмелел и решил подловить свою учительницу, изменив порядок шагов и поворотов в одной из частей танца. Влад остался невозмутим и так удачно подгадал под музыку, что Сёчке, следуя за его рукой, сразу не заметила, а когда заметила, улыбнулась.

Княжич думал, что это хороший знак, но оказалось наоборот, потому что вскоре после того случая невестка сказала, что в занятиях танцем больше нет нужды. "Почему? " - не мог понять Влад, ведь уроки приносили явную пользу. У ученика почти исправлялась косолапость, появилась осанка, и руки перестали казаться деревянными. Сёчке, видя, как он изменился, должна была бы радоваться, но вместо этого повторяла:

- Всё, хватит. Мне надоело тебя учить.

Она окружила себя служанками, которых прежде не выносила, весело болтала с ними, а стоило появиться деверю, хмурилась. Невестка сделалась холодной, но деверь, направляясь в замок к её родственникам, втайне надеялся на другие перемены - к лучшему: "Поговорю с ней там. Спрошу, нравлюсь я ей или нет. А мой брат в это время будет далеко..."

Потому-то Влад и вспомнил про отцовых драконов и мечтал заполучить в помощники хотя бы одного из них - того, который на обороте золотой иконки - ведь этот дракон наверняка состоял в родстве со змеем-искусителем, беседовавшим с Евой в райском саду. "Бес подсказал бы мне правильные слова в разговоре с Сёчке", - думал княжич, но обстоятельства сложились наперекор стремлениям. Родитель, вместо того, чтобы дать Владу свою иконку и тем самым вверить нечистому, вверил сына священнику - отцу Антиму, который тоже отправился с государевой семьёй к венграм.

Священник ехал в отдельных санях, а Влад, издалека глядя на них, видел лишь чёрную шапочку с острым верхом и спину, прикрытую зимним плащом. "Вон едет моя совесть", - повторял себе отрок, но продолжал размышлять о невестке и дьяволах, не заметив, как путь через горы окончился.

Горные кряжи расступились, открывая для обзора холмистую долину с деревней и широким полем, где темнели пятна-проталины. Дорога из Румынии заняла полторы недели, но если в первые дни сильно порошило, то теперь весна начала утверждать свои права. Горы ещё не окончили зимовать, а в предгорьях сделалось тепло. На деревьях и крышах домов растаял весь снег, и даже на земле он понемногу отступал.

"Наверное, в окрестностях Тырговиште сейчас так же тепло", - подумал княжич, но кроме погоды здешняя местность мало чем напоминала Румынию. Холмы возле Тырговиште казались волнами огромной реки, а тут они застыли, как в озерце, ограниченные горами со всех сторон.

И всё-таки долина среди гор, поросших лесом, представлялась знакомой. Влад даже поймал себя на том, что ищёт среди долины город, в самом центре которого, на перекрёстке, стоял бы трёхэтажный дом длиной в четыре окна и шириной в два. Дом должен был иметь черепичную крышу, нахлобученную, словно крестьянская войлочная шапка, а по соседству следовало искать католический монастырь и улицу кузнецов.

Княжичу захотелось спросить у возниц: "Далеко ли отсюда Сигишоара?" - и он даже вспомнил, как в раннем детстве вместе с братом Мирчей выходил за околицу Сигишоары смотреть на тающий снег.

На таком снегу все отпечатки выглядели тёмными и чёткими, поэтому даже издалека можно было увидеть на поле целые россыпи следов волчьей стаи, которая приходила к овчарне, да не решилась влезть, покрутилась и ушла обратно в чащу, что за холмом. На обочинах дороги виднелись следы кур и рядом - следы той бабы, которая по нечаянности выпустила птиц, после чего, спохватившись, сгоняла назад во двор. Из клёклой снежной кучи могло высунуться горлышко фляги, потерянной каким-то забулдыгой ещё месяц назад, а подобные находки неизменно вызывали у Мирчи с Владом смех.

В незнакомой долине весна чувствовалась именно так, как в Сигишоаре, и, может, неслучайно кисель в небе начал понемногу исчезать именно тогда, когда путешественники окончательно спустились с гор и выехали на поле с проталинами. Белые тучи отступали, как снег, и сквозь них проглянуло солнце, окрасив всю окрестность в золотистые тона.

- Добрый знак, добрый, - пробормотал один из возниц, а другие подхватили.

Между тем Влад подумал, что золотистый свет солнца это признак наступившего вечера, когда пора искать ночлег, однако невесткины служанки, ехавшие в санях вслед за госпожой, вдруг оживились, и их поведение подсказывало - путники заночуют уже в замке у Гуньяди.

Догадку Влада подтвердила и Сёчке, отправившая одного из конных вперёд "предупредить о гостях". Тот помчал во всю прыть по дороге через поле, деревню и, наконец, скрылся в лесу, что за холмом, а когда санный поезд приблизился к лесу, навстречу выехали пятеро всадников в одинаковых синих кафтанах.

Человек, ехавший первым, поклонился Сёчке так почтительно, как только можно это сделать в седле, и произнёс по-венгерски:

- Госпожа, приветствуем вас снова в наших краях! Сиятельный господин Янош приказал проводить вас в замок.

Вместе с этой свитой путешественники въехали в чащу. Сумерки быстро сгущались, так что пришлось зажечь факелы и отогнать темень, которая затаилась где-то вдалеке меж рядами стволов.

За поворотом лесной дороги путники увидели реку, в потёмках казавшуюся чёрной, с красивым каменным мостом... И вдруг Владу послышался знакомый с детства звон:

- Тюк, тюк, тюк, - но эти звуки еле пробивались через журчание близкой воды, топот лошадиных копыт, скрип саней и разговоры. Особенно много болтали сопровождающие слуги-венгры, по обыкновению шелестя словами, как ветер листьями.

Влад закрыл глаза и прислушался, как уже делал когда-то. Теперь звон сделался отчётливее:

- Тюк-тюк, тюк, тюк-тюк...

Княжич знал, что подобный звон получается, когда кузнечный молот ударяет о металл, но Влада смущало, что тюканье звучало так, будто молотов было очень много. "Откуда может взяться столько?" - подумал отрок, но вдруг увидел вдали среди деревьев маленькие жёлтые огонёчки, а через минуту лес кончился. На фоне тёмно-синего, почти ночного неба взору предстало большое селение со светящимися окнами, а за селением возвышались стены и башни замка, тоже усыпанные огнями.

Как оказалось, в селении почти при каждом доме имелась кузница, а неподалёку находились шахты, где добывалась железная руда, из которой здешние жители ковали мечи и ножи, успев широко прославиться своим умением. Стук молотов разносился по округе последние лет сто или дольше, а княжич, услышав эти звуки, вдруг обнаружил, что очень рад - так рад, будто вернулся домой.

Звонкий стук напоминал Сигишоару, и пусть Влад никогда не считал её домом, но ведь именно там он провёл лучшие годы детства, потому что в те времена старший брат ещё не отдалился от Влада, и мать была жива, а отец не оставил привычку рассказывать истории.

"Истории... - вздохнул княжич. - Жаль, что их больше нет". Уже три года он не слышал историй, но помнил их почти дословно, и потому, глядя на незнакомый замок, возвышавшийся за кузнечным селением и в темноте казавшийся огромным, мысленно повторил слова из отцовского рассказа о поездке в Нюрнберг: "Я таких больших замков прежде не видывал".

Тем временем стали видны открытые замковые ворота, и через них - часть ярко освещённого двора. К воротам вёл деревянный мост. Возле него справа и слева от дороги стояли два котла с ярко полыхающим маслом, частично освещая крепостные стены, поверху которых проходила целая череда огней-искорок, и даже в поле возле замка кто-то жёг костры.

Надвратная башня, четырёхугольная и одна из самых высоких, взирала на приезжих мутными стёклами двух верхних окошек, как желтоглазая сова. Проехав под ногами этой совы, передние сани поезда заскребли полозьями о камни мощёного замкового двора и, наконец, замерли. Подле первых саней встали другие, третьи... Влад тоже выбрал себе подходящее место, остановил коня, которого тут же подхватили за повод незнакомые слуги, и спешился.