Время дракона - Лыжина Светлана

- Пусть только попробует ваш жупан поставить под сомнение силу моей печати, - произнёс Влад, наблюдая, как оборванцам вручают бумагу, и вдруг лицо князя приняло такое выражение, как будто он вспомнил о чём-то.

Дракон, всё так же сидевший на дороге и нетерпеливо бивший хвостом, насторожился.

- Перед тем, как возвращаться домой, ответьте мне на один вопрос, - произнёс государь. - Я спрашиваю просто так, ведь бумага уже составлена и вручена вам. Мне просто хочется знать...

- Что знать, великий государь? - спросил цыган с ушибленным боком.

- Знать, как же вы со сватом поделите золото. Вы точно решили делить его поровну?

- Да, - прозвучало хором.

- А почему именно поровну?

- А как иначе? - пожали плечами оборванцы. - Да. Как иначе?

- Лочан, - обратился правитель к цыгану с ушибленным боком, - ведь ты увидел на поле то, чего твой сват не видел. Разве тебе не полагается награда за твою зоркость? Ты увидел клад, а твой сват не разглядел.

Цыгане молчали.

- А ты, Васу, - продолжал Влад. - Разве ты не должен уважить свата?

- Прости, великий государь, - ответил оборванец с ушибленным боком, - но клады так не делятся.

- Не делятся? - удивился правитель. - Разве делёж кладов поровну уже стал обычаем?

- Да, такой обычай есть, - сказал цыган с ушибленным боком, - и он придуман не спроста. Он придуман, чтобы люди не ссорились. Потому что если люди начнут ссориться из-за найденного сокровища, оно покинет их - уйдёт в землю, из которой было выкопано, или перейдёт в чужие руки, а спорщикам не достанется ничего. Все клады ведут себя так. Они не любят, когда из-за них ссорятся.

- Клады не любят, когда из-за них ссорятся? - переспросил правитель, удивившись ещё больше.

- Да, да, - почти хором ответили оборванцы.

Влад как-то странно посмотрел на них, но, видя, что собеседники снова начинают бояться, добродушно усмехнулся:

- Что ж, теперь я учёный и знаю, как обращаться с кладами. Жаль, что я не знал этого раньше.

- Великий государь, а тебе доводилось находить клад? - спросил цыган с ушибленным боком.

- Доводилось, - сказал князь, - но я его упустил.

Пока продолжалась беседа о правильном дележе кладов, дракон настороженно прислушивался, ведь он-то знал, что же такое доводилось найти и упустить господину, и почему ответы цыган так важны. Тварь подозревала, что сейчас её кое о чём спросят, и господин действительно спросил.

- Слышал? - мысленно произнёс Влад, искоса глянув на чешуйчатую шавку. - Клады не любят, когда из-за них ссорятся. Если из-за клада случается спор, то для спорщиков этот клад оказывается потерян. Вот оно как случается на самом деле! А ты помнишь Сёчке? Помнишь, как я её называл?

- Сокровищем или кладом, - нехотя ответил змей.

- Я думал, что упустил её потому, что плохо следовал твоим советам, - продолжал Влад. - А теперь выходит, что клады бегут от тех, кто из-за них затевает ссоры.

- И что же? - спросила шавка.

- Из-за Сёчке я мог поссориться с братом. Выходит, она никогда не стала бы моей, а ты обещал, что станет. Ты обещал, что я добьюсь желаемого, если сделаю всё в точности, как ты велишь. Выходит, ты меня обманул?

Правитель сказал про обман полушутя, но змей насторожился ещё больше, а затем состроил обиженную морду:

- Если ты так веришь оборванцам, хозяин, то пусть они и дальше дают тебе советы, а я помолчу, - прошипела тварь.

Меж тем письмоводитель и казначей успели влезть в сёдла, а государевы охранники заняли свои прежние места. Уже ничто не препятствовало Владу продолжать путешествие, поэтому он ударил пятками коню в бока и вместе со всей свитой быстро поехал прочь, оставив цыган на дороге в клубах пыли.

Что эти двое оборванцев делали дальше и куда пошли, правитель не видел, но продолжал думать о разумном дележе кладов.

Сёчке была настоящим кладом. До поры он скрывался от посторонних глаз, как золото в сундуке, но когда оказался за горами у венгров, то некий благодетель отомкнул запоры, откинул крышку, высыпал всё содержимое сундука на пол, и золотые монетки весело покатились в разные стороны, подпрыгивая и звеня. Так казалось Владу, слышавшему в залах и коридорах замка невесткин смех, которой мог звучать и вместе с другими звонкими девичьими голосами, если Сёчке со своими шестерыми служанками затевала игру в догонялки.

В Тырговиште невестка не играла в подобные игры, старалась держать себя строго, требовала того же от служанок-подруг и называла их глупыми, если те проявляли озорство. Зато здесь, у Яноша она вспомнила прежние времена - как жила до замужества - а Влад смотрел на её детские забавы и думал: "Неужели, Сёчке на полтора года меня старше?"

В замке жилось весело. И это несмотря на то, что началась война. Янош отправился бить турок, а его семья, оставшаяся дома, нисколько не печалилась и не тревожилась. В первое время это казалось Владу странным: "Разве тут никто не понимает, что Янош подвергается опасностям? К тому же война длится долго. В долгой разлуке положено скучать. Почему никто не скучает?" - недоумевал княжич. Сам-то он уныло вздохнул, наблюдая с крепостной стены, как Яношево войско серой блестящей змейкой уползает прочь по дороге через кузнечное селение и скрывается в лесу.

Влад будто провожал кого-то родного. Да, именно так. Пусть, он побывал в гостях у наемников всего один раз, но успел привязаться к ним и с грустью сознавал, что вряд ли снова увидит доброго хлебосольного Тамаша, и хитрого щёголя, купившего кафтан, и двух острословов, и услужливого Чабу. "Когда они разобьют турков возле Надьшебена, то отправятся в Сербию, - думал княжич, - а мне придётся ехать домой в Тырговиште, и эти пути никак не пересекутся".

Ласло, тоже наблюдая с крепостной стены за уходящей армией, казалось, разделял уныние своего тринадцатилетнего приятеля, но на следующий день сделался беззаботным подобно своей матери, Эржебет, которая, проводив Яноша, думала лишь о празднествах в венгерской столице, назначенных на первую неделю после Пасхи. "А может быть, так и надо себя вести? - рассуждал Влад. - Незачем скучать, ведь наступила весна, а это вовсе не располагает к печали".

За то время, которое княжич успел прожить в замке, весна отобрала ещё больше прав у зимы. Солнце светило ярко, снег остался только в тенистых оврагах и на вершинах гор. Птицы чирикали, как полоумные, с утра до вечера. От деревьев начал исходить свежий сладковатый запах. Дороги и тропинки, избавившись от сырой грязи, стали как бархатные и словно звали - по ним хотелось не ехать, а носиться. Да, носиться, озираясь по сторонам, на новую травяную поросль, которая пробивалась сквозь слой старой травы, выставляя к свету два первых листа.

Княжич ещё в детстве задумывался, почему у многих растений первые два листа выглядят совсем не так, как последующие. "Почему первые - особенные?" - недоумевал он, но в тринадцать лет вдруг почувствовал, что приблизился к разгадке, потому что сам стал одним из тех, кого принято называть "молодая поросль". Нынешняя весна казалась Владу особенной. Например, он и в прошлую весну заглядывался на невестку, но сердце так не колотилось, и переживания не казались такими яркими, и не было мысли, что ничего подобного больше не повторится, а если и повторится, то всё равно не так. В прошлую весну княжич скорее удивлялся сам себе, а теперь был полон радостных ожиданий и даже нетерпения. Правда, время от времени на смену этим чувствам приходил стыд - отроку вдруг становилось неловко за свою неопытность в отношении девиц, хоть он и понимал, что родиться с опытом взрослого человека нельзя.

Владу делалось стыдно, когда он понимал, что по-прежнему выглядит неуклюжим и косолапым щенком. "Ну да, плясать выучился, а что толку? - говорил он себе. - Это не заменит всех остальных знаний, связанных с девицами". Княжич всё больше размышлял о Сёчке и всё меньше увлекался мальчишескими играми. Десятилетний Ласло напрасно старался развлечь гостя, снова вызвать в нём то острое чувство зависти, которое Влад испытывал в первые пару дней по прибытии в замок.