Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)

В воскресный вечер Массимо, выбираясь из автомобиля вместе с президентами Альманси и Фоа, старался не подавать виду, как встревожен. Их вызвали к оберштурмбаннфюреру Герберту Капплеру, главе СС в Риме, на виллу Волконской — старинный особняк на юге города, где теперь размещалось немецкое посольство. Альманси и Фоа попросили Массимо сопровождать их в качестве консультанта, но зачем их пригласили — даже не догадывались.

Охрана пропустила визитеров на территорию; Массимо прошел мимо большого нацистского знамени с черной свастикой на кроваво-красном поле. Его охватил ужас, но он напомнил себе, что нужно сохранять спокойствие.

По каменной дорожке гостей проводили к внушительному особняку, который до войны был резиденцией британского посла. Парк вокруг дома выглядел очень ухоженным; Массимо было невыносимо смотреть на итальянское сокровище в руках нацистов.

Вилла Волконской стояла на холме Эсквилин [120] и занимала около пяти гектаров. Угасающий солнечный свет лился сквозь листья пальм, в воздухе витал аромат лимонных и лаймовых деревьев. Чуть поодаль виднелись тридцать с лишним арок римского акведука, построенного императором Клавдием, а впереди стояла сама вилла Волконской, великолепная постройка с квадратными крыльями, классической балюстрадой наверху и входом с портиком.

Они подошли к парадному входу — массивной двери с немецкими солдатами на карауле по бокам, далее их препроводили в элегантный кабинет с антикварным столом, украшенным резьбой. Сердце Массимо гулко заколотилось: из-за стола поднялся оберштурмбаннфюрер Капплер и направился к ним. В своем сером мундире нацист выглядел грозным, на черном воротничке красовались сдвоенные буквы SS в виде рун. На вид ему было около сорока, у него были светло-каштановые волосы с вдовьим мыском и широкое лицо с большими глазами, прямой нос, тонкие губы, крепкий подбородок и шрам, прорезавший левую щеку.

— Добрый вечер, господа. — Оберштурмбаннфюрер Капплер протянул руку, и Фоа, кивнув, ее пожал.

— Я президент Фоа. Добрый вечер.

— Благодарю за ваш визит. Хорошо, что мы встретились лицом к лицу. Пожалуйста, представьте меня своим коллегам.

Фоа представил всех, потом Капплер пожал руки Альманси и Массимо — тот от прикосновения нациста едва не передернулся.

Капплер указал им на стулья у своего стола.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

Фоа, Альманси и Массимо послушно присели, а Капплер устроился во главе стола. Позади кресла, рядом с книжными шкафами орехового дерева, что были заставлены томами, возвышался нацистский флаг.

— Господа, сожалею, если этот визит причинил вам какие-либо неудобства.

Фоа кивнул:

— Рады услужить.

— Пожалуйста, сначала предоставьте мне некоторые сведения. Сколько в Риме проживает евреев?

— Примерно двенадцать тысяч, — ответил Фоа. — Во всей Италии, наверное, около пятидесяти тысяч.

— А мне казалось, в Риме вас больше. — Капплер склонил голову набок. — В основном они живут в гетто?

Фоа покачал головой:

— Нет, многие переехали.

— Но ведь верно и обратное, не так ли? Все, кто живет в гетто, — евреи?

— Да.

— Хорошо… — Лицо Капплера помрачнело, словно внезапно налетела буря. — Что ж, перейду к делу. Пусть вы итальянцы, но для меня и Германии это не имеет никакого значения. Мы считаем вас евреями, независимо от вашей национальности. Так что вы — наши враги. И мы будем обращаться с вами соответственно.

Фоа ничего не ответил, как и Альманси. У Массимо пересохло во рту.

Капплер хмыкнул:

— Я пригласил вас, чтобы предъявить наши требования. Для нового оружия нам необходимо золото. В течение тридцати шести часов вы заплатите нам пятьдесят килограммов золота. Если успеете, никто из вас не пострадает. В противном случае двести евреев будут арестованы и высланы в Германию, а затем отправлены на границу с Россией или куда-то еще.

Фоа и Альманси в ужасе переглянулись. Массимо скрывал страх, чтобы не радовать Капплера. Нацист выдвинул требование так, словно речь шла о ерундовой деловой сделке, словно золото можно было обменять на людей. Пятьдесят килограммов — астрономическое количество золота, и Массимо сомневался, что евреи из гетто сумеют его раздобыть за столь короткий промежуток, если им вообще это удастся. При фашистах расовые законы довели их до нищеты, при нацистах все стало еще хуже. Среди ссыльных могут оказаться Джемма, Роза, Сандро или он сам. Его соседи, друзья, клиенты. Кто угодно из общины — любой.

Капплер нарушил молчание:

— Господа, если у вас нет вопросов, можете идти.

Фоа кашлянул.

— Есть пара. Когда начинается отсчет тридцати шести часов?

— Прямо сейчас.

Фоа в ужасе отшатнулся.

— Но, господин Капплер, невозможно найти столько золота за такой короткий срок. Неужели нет возможности как-то его продлить?

— Зависит от обстоятельств. — Капплер откинулся на спинку стула. — Если вы будете действовать со сноровкой, то и я буду благосклонен. Возможно, даже одолжу вам транспорт для безопасной перевозки.

— Благодарю, не стоит. — Фоа помолчал. — А что, если вместо золота мы соберем соответствующую сумму в лирах?

— Нет. Подойдут американские доллары или британские фунты, но не лиры. Ваших денег я и сам напечатаю сколько угодно.

— А если мы все же не сумеем собрать золото к сроку, в эти две сотни евреев войдут перешедшие в католицизм или дети от смешанных браков?

— Мне нет разницы, — поджал губы Капплер. — Все евреи — враги Германии. Я уже провел несколько подобных операций, и до сих пор все шло неплохо. Только раз сорвалось. И тогда несколько сотен евреев поплатились жизнью.

Фоа и Альманси были ошеломлены, а Массимо изо всех сил старался держать себя в руках.

Капплер поднялся и указал на охранника.

— Господа, наша встреча подошла к концу. Увидимся во вторник в полдень — с золотом. А пока прощайте.

Массимо был потрясен до глубины души; охрана проводила гостей через сад к выходу. Массимо шел с гордо поднятой головой, но ноги его дрожали. Всех троих отвели к автомобилю, и они уехали. Никто не произносил ни слова, пока вилла Волконской не исчезла из отражения зеркала заднего вида.

Фоа, который вел машину, заговорил первым:

— Как мы соберем столько золота? К полудню вторника? Это невозможно!

Альманси покачал головой:

— Если зло имеет лицо — это лицо Капплера.

— Позвольте кое-что предложить, — донесся с заднего сиденья голос Массимо, который наконец собрался с мыслями. — Для начала будем работать всю ночь. Вызовем немногих наших состоятельных членов. На втором этаже синагоги организуем сбор пожертвований. Далее, завтра утром проведем собрание совета. И завтра же оповестим всю общину, чтобы каждый мог внести свой вклад. Мы сделаем все возможное.

— Согласен, — помолчав, сказал Альманси. — Хорошо ты придумал, Массимо.

— Да, — кивнул Фоа, взглянув на Массимо в зеркало заднего вида.

В голове Массимо пронеслась мысль:

— И еще нужно позвонить в Палаццо Венеция и Ватикан. Надавить на них, чтоб оказали помощь.

— Верно, — дружно отозвались Фоа и Альманси.

Массимо посмотрел в окно. Автомобиль несся в сторону гетто, темнота сгущалась. Троица снова замолчала, каждый отдался собственному страху. Более невыполнимую задачу и представить нельзя. Им было необходимо защитить невинных мужчин, женщин и детей. Всеми силами, всем сердцем они стремились помочь.

Стоял вечер воскресенья.

Времени им отмерили до полудня вторника.

Часы отмеряли счет.

Часть пятая