Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза)

Массимо разжал руки.

— Спасибо, что пришел.

— А как иначе! Мне жаль, что вас постигла такая беда.

— Это ужасно, но мы стараемся изо всех сил. Спасибо, что откликнулся, Эмедио. — Массимо запнулся. — Прости, может, лучше называть тебя здесь отцом Террицци?

— Нет, не стоит. — Эмедио тепло улыбнулся. — Пойдемте. Знаю, время уже на исходе.

— Да, верно. — Массимо посмотрел на часы: было уже пять минут третьего.

— Сюда. — Эмедио указал налево от базилики, и они зашагали в сторону колоннады Бернини. — Говорят, Альманси и Фоа уже обратились к Его Святейшеству с просьбой о помощи. Полагаю, они только что ушли.

— Что он сказал? Поможет ли Ватикан?

— Надеюсь, да, но меня в такие дела не посвящают. Я рад, что вы позвонили. Порой неофициальным путем можно добиться большего, особенно у нас в Ватикане. Дипломатия здесь на первом месте.

— Именно так я и подумал. — Массимо прибавил шагу, чтобы успевать за длинноногим Эмедио. — Буду благодарен за любую помощь. Пятьдесят килограммов — это огромное количество золота.

— Да, знаю. Идемте сюда. — Эмедио провел его под колоннадой Бернини. — Мы направляемся в Collegium Teutonicum — Тевтонский колледж [121].

— В сам Ватикан? — Массимо прежде не доводилось бывать в стенах Ватикана.

— Не совсем. Тевтонский колледж располагается за его стенами, как и Тевтонское кладбище, и Священная канцелярия, где я работаю.

— О… — Массимо был по-прежнему взволнован происходящим; они торопливо прошли под аркой, у которой стояли швейцарские гвардейцы [122] в боевом облачении. — Так что ты задумал?

— Я хочу представить вас монсиньору Хью О’Флаэрти. Он помог многим иностранным евреям укрыться в монастырях и обителях. А некоторым даже перебраться в Ватикан.

— Евреи живут в Ватикане? — переспросил изумленный Массимо. Они миновали небольшое кладбище, расположенное на травянистом холме, в окружении вытянутых кипарисов и изящных пальм.

— Да, — кивнул Эмедио. — В Священной Коллегии живет много евреев. В Ватикане более тысячи комнат, но заняты только двести или около того. Монсиньор О’Флаэрти также разместил евреев в квартирах по всему городу, они живут там свободно.

— Как ему это удается? — Массимо торопился, стараясь идти в ногу с Эмедио. Они направлялись к величественному строению мягкого золотистого цвета, возвышающемуся примерно на шесть этажей. Два яруса сводчатых арок отмечали вход, путь к которому пролегал через великолепный внутренний двор с ухоженной зеленью.

— Монсиньор О’Флаэрти занимает в Ватикане должность scrittore — секретаря, но он делает все, что считает необходимым, по собственной инициативе. Между нами говоря, сомневаюсь, что это было бы возможно без молчаливого одобрения Его Святейшества. Монсиньор создал тайную сеть padroni di casa [123], они помогают ему — это около пятидесяти священников и студентов-теологов.

— Но как же он снимает квартиры?

— Пользуясь фальшивыми именами и фальшивыми документами.

Массимо подумал, что это гениально.

— А где он берет деньги?

— У богатых меценатов, желающих оказать содействие. У него много знакомых в высшем обществе, потому что он великолепный гольфист. Он даже учил играть графа Чиано, зятя Муссолини.

— Но как же немцы? Как ему удается выходить сухим из воды?

— Опасность велика. — Эмедио встревоженно нахмурился. — Капплер лично нацелился на монсиньора, но наш отец Хью О’Флаэрти предан своему делу. Выходя на задание, он всегда маскируется, за что мы прозвали его Алым Первоцветом Ватикана [124].

От прилива надежды сердце Массимо воспарило.

— Кажется, он невероятный человек. Думаешь, он поможет?

— Не могу ничего обещать, но полагаю, вы сумеете его убедить.

— И я так считаю, — согласился Массимо, хоть сам и мучился сомнениями. Они подошли ко входу в Тевтонский колледж, около которого небольшими группками собрались священники и монахини. В одном из арочных проемов стоял монсиньор в низко надвинутой черной шляпе, круглых проволочных очках и черной мантии с красной отделкой. Примечательно, что сложен он был как спортсмен мирового класса и рост его составлял около ста девяноста сантиметров.

— Вот монсиньор О’Флаэрти, — указав на него, сообщил Эмедио.

— Он такой невероятный!

— Как и вы, Массимо.

— Ну разве что в глубине души.

— Но ведь важно именно это, верно?

Глава восемьдесят третья

Сандро перепроверил данные о золотом ожерелье, которое принесла семья Де Вероли, поблагодарил их за пожертвование и вручил квитанцию. Они были последними в очереди. Других дарителей просто не осталось.

Мать и Роза продолжали улыбаться, но Сандро видел, что улыбки натянуты. Все присутствующие не знали, куда девать глаза, избегая смотреть друг на друга. Служащие за столом принялись кто перекладывать бумаги, кто стряхивать пыль. Анджело кашлянул — и больше ничто не нарушало тишину. В помещении будто сгустился мрак, казалось, сам воздух приобрел вес, который можно измерить на весах ювелира.

Поэтому, когда появились новые дарители, все разволновались. Сандро поднял взгляд и увидел Беппе, Марию и Марко. У него перехватило горло — приход семейства Террицци тронул его до глубины души. Взгляды Марко и Сандро встретились, и Сандро увидел, что лучший друг смотрит на него с состраданием.

Джемма и Роза бросились обнимать Террицци.

— Мария, Беппе — спасибо вам! — сказала Роза, утирая глаза под очками.

Мария обняла ее.

— Мы очень хотим помочь.

Суровое лицо Беппе смягчилось.

— Нам очень жаль, Джемма. Возмутительно, что такое происходит в Риме.

До этой минуты Сандро не понимал, как сильно скучал по своему лучшему другу. Увидев Марко, он вспомнил прежние, добрые времена, общее прошлое, катание на велосипедах, гонки по улицам, как они прогуливались вместе по Риму с тех самых пор, когда были еще детьми.

Джемма подвела всех Террицци к столу.

— Сандро, посмотри, кто пришел, — сказала она, пытаясь успокоиться.

— Марко… — начал было говорить Сандро, но ему не хватило слов. Он поднялся, обошел стол и обнял старого друга.

— Я скучал по тебе, брат. Мне тоже жаль, что все так получилось. И прости меня за то, что я сказал тем вечером.

— Спасибо тебе. — Сандро, искренне растроганный, отпустил Марко. — И насчет Элизабетты… Хочу, чтобы ты знал: я никогда…

— Все это уже неважно, — мягко оборвал его речь Марко, сжимая руку Сандро; глаза его блестели. — Мы с тобой — ты и я — лучшие друзья. Мы говорили так прежде, но я забыл о нашей связи. Теперь я рядом. Мы вместе.

Сандро, охваченный похожими чувствами, моргнул. Его старый друг повзрослел.

— Спасибо.

— Вот, держи. — Марко снял с шеи золотую цепочку с маленьким распятием, которую Сандро помнил еще с детства.

Мария тоже сняла с шеи цепочки: одну с филигранным распятием, другую с corno [125] — рожком.

— И мои возьми тоже.

Беппе протянул толстый конверт, затем снял с шеи цепочку с распятием и золотым медальоном с изображением святого.

— Надеюсь, деньги пригодятся, если потребуется купить еще золота.

Сандро взял конверт и драгоценности.

— Спасибо всем вам.

Глава восемьдесят четвертая

Марко вместе с родителями вышел из синагоги; они пробивались сквозь заполонившую площадь толпу — обезумевшие от тревоги люди собрались здесь группами, утешали и обнимали друг друга. Марко сочувствовал им всем сердцем, стыд за то, что он носил форму фашиста, накрыл его глубокой волной. Он никогда не простит себе причиненный им вред.