Пароход «Йоми Мару» предполагается отправить из Владивостока в Америку между 12 и 15 июля, в зависимости от хода производимой сейчас в Японии погрузки. Пароход будет стоять во Владивостоке не более трех дней, и все приготовления должны быть сделаны заблаговременно…
Р.Х.Аллен, заведующий детской колонией.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
ЦВЕТЫ ДЛЯ ПОБЕДИТЕЛЯ
Извещение было адресовано воспитателям и напечатано на двух языках — русском и английском. В тот же день его прочли и колонисты. Теперь сомнения отпали — они едут домой.
Лица детей светились от счастья. Им не терпелось вернуться к родителям. Но долгие скитания многому научили. Жизнь на острове сыта и беспечна. Но что впереди? Не ждут ли их новые испытания?
Было и другое чувство. Из Петрограда дети уехали на Урал. Затем оказались в Западной Сибири. Последний год провели на Дальнем Востоке. Но при всем этом не покидали родины. Теперь же им предстоит оставить Россию. Оставить, чтобы через несколько месяцев вернуться снова. Таковы законы географии и таково веление времени, в котором им выпало жить.
Чувствуя скорую разлуку с Владивостоком, дети притихли. Они разбрелись по острову. У каждого был свой любимый уголок, где они играли, назначали свидания, готовили уроки.
Федя Кузовков и его друзья поднялись к форту, чтобы оттуда, с вершины холма, еще раз взглянуть на панораму города и на россыпь кораблей, среди которых вскоре появится еще один, тот самый, что доставит их домой.
Незадолго до полудня вся колония собралась у пристани. Американцы придумали состязание, какого здесь еще не бывало, — кто скорее переплывет залив от Владивостока до острова. А это целых семь километров. Однако смельчаков нашлось немало. Записалось больше пятидесяти человек. Кроме колонистов, еще американцы и австрийцы. Так что соревнование получалось международным.
Мальчишки устроили тотализатор, кто станет победителем. Вместо денег — красивые ракушки, запас которых был у каждого. Главные ставки делались на двух участников: Колю Егорова, лучшего спортсмена колонии, и австрийца по прозвищу Белый Дьявол.
Они были давними соперниками, но совсем в другом виде спорта. По воскресным дням колонисты играли в футбол с военнопленными. Зрителей интересовало, кто больше забьет мячей — Егоров или Белый Дьявол. И вот случай их свел снова. На этот раз не на зеленой траве, а на голубой глади залива.
Пятьдесят пловцов сопровождала целая флотилия: лодки, катера и даже яхта. Вскоре стало ясно — не всем по силам такое расстояние. Тех, кто безнадежно отстал, одного за другим поднимали в лодку. «Так и лодок не хватит», — сказал кто-то, протягивая руку очередному неудачнику. Но хватило. Почти все участники заплыва превратились в пассажиров и болельщиков и теперь с близкого расстояния наблюдали за поединком двух оставшихся пловцов.
Австриец спокоен и уверен в успехе. Еще несколько сот метров — и его молодой соперник выдохнется.
Говорят, Красный Крест приготовил для победителя необыкновенный подарок. Но не награда важна для Егорова. Колонисты усеяли берег. Он слышит тысячеголосый хор: «Нико-лай! Ни-ко-лай!». И это придает силы. Он плывет своим любимым стилем — кролем. Каждое движение выверено, и с каждым взмахом руки остров все ближе. Стоит коснуться грудью ленты прибоя — и ты победитель. Егоров поворачивает голову в сторону соперника и видит, что у австрийца проблемы. Его подбирает лодка. Лодка подходит и к Егорову. «Вокруг много медуз. Море превратилось в студень», — объясняют ему. Но он отказывается от помощи. И в эту минуту обжигающее прикосновение. Правую ногу сводит судорога. Она одеревенела. Но юношу не покидает самообладание. И он начинает, как его этому учили, отбивать ребром ладони мышцу голени. И нога оживает. Теперь медузы ему нипочем.
Колонисты входят в воду и выносят своего кумира на берег. Его несут десятки рук, а Коле Егорову кажется — под ним все еще море.
Австриец прыгает с лодки и обнимает юношу:
— Поздравляю! Но признайся, сегодня медузы были на твоей стороне.
Егоров хлопает себя по ноге:
— Видишь красное пятно? Они и меня поцеловали.
— А я приглянулся сразу двум, — вздыхает австриец, показывая на свои ноги.
— Не иначе, эти медузы были сестричками, — отвечает, смеясь, Коля Егоров.
Сегодня, много лет спустя, я размышляю: зачем американцам понадобилось устраивать этот заплыв накануне отъезда? Кто его придумал — утонченный и дальновидный Аллен или предприимчивый Бремхолл? Наверно, вместе придумали. Вскоре детям предстоит заплыв через океан. Даже через два океана. Пусть привыкают…
Егорову набросили на плечи халат. Он принимал цветы и поздравления. Но среди многих лиц не видел своего друга Юру Заводчикова. Вот кто по-настоящему оценил бы его победу.
А Юра в это время находился на другой стороне бухты. Ему тоже вручали цветы. Он принимал их из рук двух девочек, двух сестричек — Оли и Жени Колосовых.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
«МЕНЯ ЕЩЕ НИКТО НЕ ЦЕЛОВАЛ…»
Они познакомились еще в то время, когда колония жила на Урале. Однажды Юра увидел в парке двух девочек, идущих ему навстречу. Одна — худенькая и черноволосая. Другая — светлая, с косой через плечо. Юра отступил на обочину аллеи и, спрятавшись за дерево, стал наблюдать за ними.
Девочки уселись на скамейку. Черноволосая положила рядом с собой цветы и стала их перебирать, веточка за веточкой. А ее подружка тем временем безучастно теребила косу, будто это посторонний предмет, вовсе ей и не принадлежащий.
Синие глаза и золотая коса заставили его сердце сжаться и испытать волнение, какого он еще не знал. Он даже забыл, куда и зачем шел. Но подружки были всецело заняты своими разговорами и не замечали мальчишку, который уже не в первый раз проходил мимо, пытаясь привлечь к себе внимание.
У Юры не было опыта знакомства с девочками. А познакомиться очень хотелось. И вот что он придумал. Побежал в дальний угол парка и украдкой нарвал целую охапку сирени. Куда больше, чем следовало бы подарить.
Увы, цветы от него приняла совсем не та девочка, ради которой он старался. Руки протянула черноволосая.
— Спасибо. Какой удивительный запах! Это мои любимые цветы, — сказала она, погрузив лицо в сирень. — Жаль только, что они так рано отцветают. Вы тоже колонист?
— Да.
— А как вас зовут?
— Юра. Юрий Заводчиков.
— Никогда не слышала такую фамилию. Наверно, ваш папа работает на заводе?
— Вовсе не на заводе. Он фельдшер.
— А наш папа бухгалтер.
— Почему — наш?
— Потому что мы с Олей сестры. А меня зовут Евгения, но лучше — Женя. Так проще.
— Вы совсем не похожи…
— Все так говорят. Я неугомонная. Мама меня называет — цыганенок. А Оля у нас… тихая, спокойная…
Юра повернулся к Оле, надеясь, что она что-то добавит или возразит. Но девочка по-прежнему была занята своей косой.
— А где вы в Питере живете? — не унималась Женя.
— На Петроградской стороне.
— А мы живем на Миллионной.
— Знаю, знаю вашу улицу… Она рядом с Невским проспектом. Помню, я там книги покупал.
— Ах, Юра… Оставим этот разговор, не то я заплачу. Не лучше ли нам прогуляться? Да и обед скоро.
Юра с пониманием посмотрел на Женю. Она и в самом деле готова была заплакать от нахлынувших воспоминаний.
…Через несколько дней старшие колонисты отправились в поход к лесному озеру. Его зеркальная гладь была темно-зеленой, того же цвета, что и пушистые ели, росшие по берегам. Подрагивал лишь пробковый буек как предупреждение, что в любую минуту озеро может проснуться и показать свой нрав.
Тишина и уединение повлияли на детей куда больше, чем наставления воспитателей. Они притихли и благодаря этому смогли многое увидеть и услышать.
