Капитан Владивостокского порта подсказал решение. В доках Шанхая стоят пароходы Добровольческого флота. Так продолжает называться одна из дореволюционных компаний. Почему бы Красному Кресту не взять одно из этих судов во фрахт? Но первый же прибывший во Владивосток пароход «Симбирск» был отобран Земским правительством. Отныне он принадлежит народу — так заявили Аллену.
Ханна Кемпбелл не могла не вспомнить, что точно так же ей и ее мужу Чарльзу заявили в Сибири, когда конфисковали золотой песок, добытый ими с таким трудом.
Райли был близок к отчаянию, чувству, столь редкому для него, если бы не телеграмма из Токио. Доктор Тойслер связался с японской пароходной компанией «Кацуда». Там ему предложили угольщик водоизмещением в десять тысяч тонн. Судно не приспособлено для перевозки людей. Но компания готова его переоборудовать всего за месяц.
Несколько часов провел Райли в раздумье, прежде чем послать ответную радиограмму. Вслед за ней он послал в Японию инженера Уорда Уолкера. Он будет следить за переоснащением судна.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
НАСТЕНЬКА
Сотни колонистов заполнили берег. Новость об отъезде, такая ожидаемая и такая неожиданная, привела детей в восторг. Они снова и снова подходили к воспитателям, выпытывая подробности предстоящего путешествия. Но воспитатели и сами мало что знали.
И только одна девочка держалась в стороне, не принимая участия во всеобщем ликовании. Это была Таня Альбрехт. Она стояла, понурив голову, и едва сдерживала слезы. К ней подошла одна из подружек. Но Таня бросилась прочь, назад в казарму. Там сейчас пусто. Можно выплакаться.
Ханна Кемпбелл увидела из окна столовой, как от детской толпы отделилась фигурка, и проследила, куда побежала девочка. Ханна вытерла руки и пошла следом.
Девочка лежала ничком и так отчаянно и безутешно плакала, что из глаз женщины тоже брызнули слезы. Она подошла к кровати и, встав на колени, обняла девочку:
— Дорогая моя! Видишь, и я плачу. Прошу, успокойся. Мы вместе.
Ханна поднялась, чтобы налить стакан воды. У подростков время от времени случаются срывы. Больше двух лет они не видели родителей. А девочкам так нужна мамина ласка. Только маме и можно поведать свою тайну. И с кем еще вместе поплачешь, как не с мамой. Кроме того, как кажется Ханне, русские дети отличаются особой сентиментальностью.
Сначала миссис Кемпбелл познакомилась с русскими на Аляске. А уже потом работала с ними возле озера Байкал, где они с Чарльзом были единственными американцами. Поневоле пришлось изучить язык. Это помогает и здесь, в колонии. Не только в работе, но и чтобы сблизиться с детьми. Особенно с девочками. Некоторые приходят и сами, чтобы поделиться сердечными делами. Не зря колония ее знает как Мамашу Кемпбелл.
Девочка дрожала всем телом и всхлипывала, а Ханна гладила ее по голове и вытирала слезы. Наверно, и на этот раз неразделенное чувство, решила она. О Господи, хорошо, что мои дети еще маленькие… Но все еще впереди.
— Я с тобой, — повторила Ханна. — Доверься мне. Скажи, кто тебя обидел?
— Никто, — ответила девочка, заикаясь.
— Как тебя зовут?
— Таня.
— Танечка, ты меня знаешь?
— Кто же вас не знает… Вы миссис Кемпбелл.
— Ты доверяешь мне?
— Да.
— Будь искренней. Я тебе обязательно помогу.
— Вы не сможете помочь.
— Почему?
— Мне никто не поможет.
— Ты в этом уверена?
— Настеньку уже не вернешь…
— Настеньку? О ком ты говоришь?
— Это моя младшая сестра. Она умерла. — Ресницы ее снова наполнились слезами.
Ханну кольнуло в сердце. Она поняла, чью дрожащую руку держит в своей руке.
В начале зимы миссис Кемпбелл на время оставила колонию. Из Сиэтла пришел транспорт, а с ним несколько медсестер — новое пополнение для госпиталя. Чужая страна… Промозглый ветер… И ужасный быт… Нужно было поддержать молодых девушек, помочь их первым шагам. И в это самое время с острова пришло известие о смерти десятилетней девочки. Бухта уже покрылась льдом, и Ханна не сумела прибыть на похороны. Оставалось одно — пойти в церковь, поставить свечку и помолиться за упокоение юной души. Тело девочки не удалось перевезти во Владивосток, и она была похоронена на островном кладбище. Уже потом, приехав на Рождество, она вместе с Бремхоллом посетила могилу. Барл освободил маленький холмик от выпавшего накануне снега. Стоя над ним, Ханна думала о судьбе этой русской девочки, нашедшей вечный покой в дальнем уголке своей необъятной родины. На долгом пути домой она попала не в объятия родителей, а в объятия смерти.
Как утешить Таню? Она не выплакала свое горе. Ханна вдруг поняла, что заставило ребенка так остро вновь пережить смерть сестры. Детям сегодня объявили о возвращении в Петроград. Она поднимется на пароход, а Настенька навсегда останется здесь, в своей могиле.
— Таня, возьми себя в руки. Хочешь, погуляем?
— Там все радуются. А я…
— Мы пойдем в другое место. Давай проведаем Настеньку.
Таня быстро поднялась с кровати:
— Правда? Вы этого хотите?
— Да. Но сначала нарвем цветов.
Они направились к пригорку, пестревшему первыми, а потому особенно яркими цветами. И неожиданно увидели Лену Александрову. Она сидела на корточках и занималась своим любимым делом — плела венок. А ее брат Петя подавал ей одуванчики, лежавшие кучкой и сорванные так, чтобы стебли были как можно длиннее.
Лена вскочила и бросилась обнимать Таню:
— Хочешь, я и тебе венок сплету?
— Нет, Леночка. В другой раз.
— А куда вы идете?
— К Настеньке.
Лена широко открыла глаза:
— К моей подружке?
— Они дружили и очень любили друг друга, — объяснила Таня.
— Пойдете с нами? — спросила миссис Кемпбелл.
— Обязательно пойдем, — ответила за себя и брата Лена. — Только подождите минутку. Я венок доплету.
Кладбище было небольшим и ничем не отличалось от обыкновенного сельского погоста. Если бы не особенность. На нескольких могилах лежали якоря. Некоторые с обрывком цепи. На других — снарядные гильзы и даже пушечные ядра. Петя попробовал поднять одно из них. Не получилось. То ли слишком тяжелое, то ли вросло в землю.
Возле одной из могил хлопотала маленькая старушка, одетая по-домашнему. Она выдергивала сорняки. Так копаются в огороде. Вечная работа, требующая терпения. С той лишь разницей, что здесь собирает свой урожай смерть.
Старушка отряхнула руки от земли и поспешила к прибывшим.
— Здесь похоронен мой старик, — сказала она без всякого вступления. — Вот прихожу, чтоб поговорить с ним. Он любил во всем порядок и не потерпел бы, чтоб над ним росла сорная трава.
Она опустила голову и помолчала.
— Это ваши дети? — спросила она Ханну, показав на Петю, Леночку и Таню.
— Да, это мои дети… Хотя и не мои.
— Разве так бывает? — спросила старушка.
Миссис Кемпбелл в ответ воздела руки к небу.
Лена положила на могилу Настеньки венок, а Таня и Петя — по охапке цветов.
— Надо бы ее сначала очистить, — сказала, укоризненно покачав головой, старушка. — Да ладно. Сама наведу порядок. А как звали девочку?
— Настенька.
— Анастасия, значит. Так звали и мою сестру. Бог и ее прибрал. Вам бы на могилке другой крест поставить надо.
— Ее похоронили зимой. Земля была мерзлой, как камень, — сказал Петя, почти оправдываясь.
— Знаю, знаю… Здесь я только летом. А зимой в городе, рядом с дочкой.
— Бабушка, а не боитесь вы сюда ходить одна? — неожиданно спросил Петя.
— Когда была молодой, ужасно боялась. А теперь без страха. Здесь лежат старики и солдаты. Хорошие все люди. А ваша Настенька… Разве можно ее бояться? Душа ее чистая и нежная, как эти цветочки.
— Здесь еще похоронены дети? — спросила Ханна.
— Нет. Ваша девочка — единственный ребенок. Не приведи Господь, чтоб такое повторилось.
— Могу я к вам обратиться с просьбой?
