Рысюхин, вы в четырнадцать не шалили? (СИ) - "Котус"

После того, как технику разместили, на что ушло немало времени, её требовалось привести к парадному виду. Но сначала пообедали — благо, обед как раз дозрел. Для того, чтобы всё вымыть, бочку для технической воды пришлось гонять к речке четыре раза. И, думаю, утром нужно будет пройтись водой и тряпкой ещё раз. Пока одни мыли и чистили, другие разбивали — да-да — палатки. Те, что ехали в двух грузовиках, отведённых под 'прочее имущество. В первую очередь — две навеса для столовой, рассчитанные на шестьдесят едоков каждый. А к ним в довесок — офицерскую палатку, поскольку ночевать в штабе без крайней на то необходимости просто неприлично, а в случае Нюськина ещё и исключает использование техники по прямому назначению. Тут же разбили и госпитальную палатку — конечно, нужно бы поставить возле санитарного автомобиля, но там, рычать хочется, для неё не было места. Ну, и палатку на роль караулки поставили тоже. Да, спальные модули сняли с грузовиков и также выставили в два ряда на отведённом для ночлега месте.

Ну, а потом принялись чинить всё, что требует починки и подкрашивать всё, что ободралось или чинилось в полевых условиях. И заняло это неожиданно много времени, почти непростительно много! Судите сами: приехали в лагерь мы около двух часов дня, а работы при свете артефактных фонарей закончили вскоре после одиннадцати вечера. Фонари подняли на шесты, обеспечив освещение стоянки, и отправились спать, понимая, что завтра придётся пройтись по всей технике ещё раз, уже при свете дня.

Утром нам сыграли «Зорю», общую для лагеря, что было, вообще-то говоря, не совсем по уставу. Но если этим нас собирались разбудить, то промахнулись — все уже были на ногах, более того, в кухонном котле закипала вода для завтрака. Кстати, наш завтрак, не чаем и хлебом, а нормальный, который включал в себя пшеничную кашу с маслом, варёное яйцо, брусок сыра, булку и уже после этого чай, вызвал откровенную зависть на лицах свидетелей, и не только из числа нижних чинов. После еды все разбежались по заведованиям, наводить лоск и блеск, а я занялся сборкой дельталёта, который также решили установить в ряду сверхштатной техники. Ну, а что? И полезная вещь, для дивизиона, на мой взгляд, вовсе необходимая, и Государь про эту вещь уже не раз слышал, но ни разу не видел, и вопросов дурацких типа «а что это у вас там на крыше лежит» не будет.

Ещё в ряд сверхштатных единиц перешли второй автомобиль из состава ремонтной мастерской и прицеп с запасными частями, поскольку они из штата не батареи, но дивизиона. Вытащили и поставили на турели оружие, и «Кроны», и картечницу, а на двух разведывательно-дозорных автомобилях установили перископ и бинокль, дабы показать варианты оснащения и использования этой техники.

Даже парадную форму все успели в порядок привести, на всякий случай, хоть по понятным причинам и не надевали. Правда, нервничали все и переживали страшно, что сильно отвлекало и мешало работе, а также прибавляло её, этой самой работы, когда из-за нервов кто-то делал что-то уж очень не так, как надо.

Высокие гости показались, как положено, в самый неудобный момент: в начале обеда. Только-только первому десятку дружинников щи налили, как наблюдатель с помоста на передвижном командно-наблюдательном пункте, который нарочно поставили поближе ко въезду, сообщил по мобилету, что приближается облако пыли, в котором видны автомобили. А минут через сколько-то и гонец от караулки проскакал верхами. К этому времени я уже успел поделиться с окружающими мудростью про «война — войной, а обед по расписанию» и приказал продолжать выдачу питания. И как раз, когда первые шесть десятков получили своё — сразу из двух котлов на обе стороны быстро получается, долгожданные проверяющие въехали в лагерь. Правда, оказались немного не того состава, на который рассчитывал комендант лагеря, но, думаю, это пока так, а там и Государь если не сам подтянется, то доверенное лицо пришлёт.

Глава 24

Оставив дружину обедать я, взяв с собой в качестве свиты Старокомельского, отправился ко въезду в лагерь: посмотреть, кто приехал, и дальше по обстоятельствам, либо представиться, либо доложить, либо просто поздороваться. Но не получилось ни того, ни другого: механизированное ландо, иначе этот автомобиль я не назову, проехал по направлению к середине лагеря без остановки. Среди запылённых фигур узнал знакомого по работе комиссии генерала и ещё одного известного мне вприглядку офицера. Запылёнными они были, поскольку у их экипажа хоть и имелся раскладной верх для защиты от дождя и солнца, но вот стёкла, за исключением небольшого ветрового, отсутствовали как класс. Говорю же: типичное ландо, только без лошади и кучер — пардон, шофёр — сидит на одной высоте с пассажирами. В двух других автомобилях никого знакомого разглядеть не удалось. Точнее говоря, вообще никого толком не разглядел: экипажи были меньше размером и явно считались ниже классом, чем первый, но имели закрытый салон, причём на окнах лежал изрядный слой пыли, а внутри было достаточно темно.

Проехали — и ладно, потом представлюсь, когда они себя с дороги в порядок приведут, пока что же можно пойти и спокойно пообедать. Только немного задержался, чтобы попытаться рассмотреть, что там ещё приехало, не могли же три легковых авто поднять такую тучу пыли? Но ветер как раз завернул весь хвост ко въезду в лагерь, только и удалось, что угадать там силуэты пары грузовиков. Собрался уж было идти обедать, как внезапно услышал за спиной, со стороны припаркованной «дополнительной» техники, крик часового:

— Стой, кто идёт?

И почти сразу, с паузой от силы в секунду:

— Стой, стрелять буду!

И тут же револьверный выстрел! Надеюсь, что в воздух!

Обернувшись и устремившись быстрым шагом на столь тревожные звуки, сперва не мог ничего разглядеть из-за моего дельталёта, но вскоре вышел, почти выбежал, на обочину въездной дороги и увидел всю картину, по выражению деда — «маслом по сыру». Между дельталётом и освобождённой от жилого модуля грузовой платформой стоял мой часовой, сжимая в руке револьвер, нацеленный вроде как между двумя другими участниками мизансцены: растерянным и напуганным рядовым и незнакомым типом в офицерском мундире, знаки различия которого я пока не мог рассмотреть. Этот второй с лёгким повизгиванием в голосе орал на моего бойца, но благоразумно не трогался с места. Также увидел в отдалении бегущую на выстрел дежурную смену во главе с разводящим, но им ещё минут две-три такой трусцой нужно. Нет, если бы стрельба продолжилась, то и они бы бежали, а не изображали бег, но я в любом случае буду раньше. Точнее, я уже здесь.

— Хам! Быдло ряженое! Как ты смеешь угрожать оружием офицеру⁈ На каторгу загоню!

Мой боец на вопли не реагировал, продолжая отслеживать глазами обоих нарушителей и держа оружие в готовности для открытия огня по любой из целей. Заметив меня, он немного отмяк лицом, но позу не поменял.

— Что здесь происходит? И не слишком ли много вы на себя берёте⁈

— Не ваше дело! А этого хама надлежит призвать к порядку! — Даже не обернулся, что характерно! Нет, надо как-то нарабатывать командирский голос. И курить, что ли, начать, чтоб он грубее стал?

«Лучше полкило мороженого. последствий меньше, а результат тот же».

— Вам, господин майор, солнце голову напекло, наверное? Как иначе понять, что нападение на МОЕГО часового, охраняющего МОЁ имущество вдруг «НЕ МОЁ дело»⁈

Почему-то с этим вот типом быть вежливым не хотелось совсем.

— Что вы себе позволяете⁈

— Всё, что не нарушает закон и общественную мораль, а вы? Почему вы позволяете себе оскорблять часового, находящегося при исполнении?

— Какой ещё «часовой»⁈ Это чучело даже не в надлежащей форме, вырядился не пойми во что! А если оно ваше — забирайте своё имущество и не мешайте убирать эти колымаги с моего участка!

— Господин майор! Извольте повернуться лицом к собеседнику, меня уже утомило лицезрение вашего афедрона! И поясните, пожалуйста, с какого перепою вы решили, что имеете право мне что-то приказывать⁈