Горячая штучка - Вайн Люси

И, господи Иисусе, цветы? Я понимаю, что все любят цветы, я согласна, они красивые. Но они буквально повсюду. Дарить цветы — все равно что сказать: «Я понятия не имею, что тебе нравится, но поскольку ты — девушка, значит, ты обязана получать удовольствие от красивых роз, купленных мной через «Interflora» [75] со скидкой 25 %. Ты будешь вынуждена сказать «большое спасибо», затем потратить четверть часа своего заслуженного вечернего времени на то, чтобы обрезать стебли и поставить ненужные цветы на видное место, в высокий бокал для пива, у кого же есть вазы? А потом, в следующие несколько дней, ты будешь наблюдать за тем, как они увядают. Если тебе повезет, ты сразу же забудешь о них, и к тому времени, когда через две недели ты вспомнишь об их существовании, они будут очень неприятно пахнуть, а чтобы избавиться от гниющих останков, придется бежать к мусорному контейнеру на заднем дворе, надев тапочки и наступив в собачье дерьмо.

Тим, по обыкновению, часто покупал мне цветы. Уф.

Очевидно, я веду себя как настоящая сука, и мне очень жаль. Но я зла. Я зла на свою жизнь и зла на то, что Джош не хочет оставить меня в покое и дать подумать. И сейчас в моей голове слишком много мыслей для того, чтобы должным образом обдумать его предложение. Возвращается стюардесса, неся еще две бутылочки вина и заговорщицки подмигивая мне. Парень рядом со мной ворчит во сне «Пожалуйста, Пэм!», и мы тихо хихикаем, переглядываясь через его голову.

Ладно, мне правда нравится Джош. Я произнесу эти слова. Я достаточно хорошо себя знаю, чтобы признаться в этом. Он нравится мне, я питаю склонность к нему. Он будоражит меня, заставляет задуматься и смешит. Вероятно, он страдает венерическим заболеванием, но никто не идеален.

Тогда в чем же проблема? Почему я колеблюсь? Полагаю, малая толика моих страхов зиждется на том, что с ним я никогда не почувствую себя в полной безопасности и никогда не стану счастливой. Я видела слишком многих из его женщин, которых он ни во что не ставил, и не верю, что он когда-нибудь будет только моим.

Но может быть, это оттого, что я знаю его только с плохой стороны. Он говорил, что вел себя так потому, что хотел, чтобы я заметила его. Не слишком зрелый подход, но, возможно, это льстит мне? А в последнюю неделю я видела совершенно незнакомого, прежде неизвестного мне Джоша. Милого, доброго, внимательного Джоша. Он даже убрал из душевой все полупустые флаконы из-под геля «Radox» и выбросил их. Я чуть не влюбилась в него за это.

Ох, просто не знаю.

Честно говоря, прежде чем подумать о том, что делать с Джошем, я должна разобраться с Софи и Томасом. Итак, хорошо, что я собираюсь делать с ними? Не понимаю, почему я не написала им, чтобы извиниться. Не понимаю, почему они не написали мне. Может быть, это не важно. Может быть, мое путешествие будет таким увлекательным, что я решу переехать? Я найду новые, загоревшие копии своих друзей.

На крохотном экране Энн Хэтэуэй очаровательно прикусывает губку и мило запинается. Она хихикает, и все впадают в экстаз.

Никогда мне не стать такой же привлекательной, как она.

На самом деле, да, именно поэтому все так ненавидят ее.

После нескольких часов полета и еще нескольких бутылочек вина я прибываю к огромным воротам, ну, скажем, поместья Джен. Что представляет собой поместье? Оно довольно обширное, мне не видно его границ. С моей точки зрения — это поместье. Нажав на кнопку домофона, чтобы войти, я минуту раздумываю, впустит ли меня когда-нибудь Джен.

Я не говорила ей о своем приезде, пока не приземлилась пару часов назад. Я убеждала себя в том, что хочу удивить ее, но, возможно, я не хотела давать ей возможность сказать, чтобы я не прилетала. Потому что я должна была прилететь. Как бы то ни было, SMS, которое спешно отправила ей я, вспотевшая и ошеломленная здешним ленивым акцентом, было принято холодно. Джен ответила быстро, и в каждом из ее тщательно отобранных односложных слов звучала обида. Она сказала, что слишком занята для того, чтобы присматривать за проклятой туристкой, что в доме бардак, что Эндрю рассердится, узнав, что к ним без предупреждения заявилась гостья, а Милли не пойдет на пользу, если мои капризы нарушат ее распорядок дня. Она сказала, что я эгоистка и могла бы найти себе «долбаный хостел» и заехать как-нибудь днем на чай, если уж так хочется. Я вышла из такси, удрученная и почти готовая немедленно забронировать билеты на обратный рейс. Пока я рассматривала разные варианты, Джен снова написала мне, на этот раз примирительно, и сообщила, что я могу приехать и остановиться у нее. Да, прекрасно, приезжай, сказала она, но не ожидай, что здесь тебе будут прислуживать не за страх, а за совесть. Как будто я когда-то думала, что она на это способна.

Теперь в домофоне трещит ее приглушенный голос, и ворота начинают со скрипом открываться. Джен уже ждет на пороге с самым-свирепым-выражением на своем недовольном лице. Она выглядит рассерженной, но не только, она выглядит… больной. Она такая худая, она похудела еще сильнее с тех пор, как я видела ее в последний раз. Говорят, что камера полнит, тогда телефон с камерой, должно быть, добавляет по меньшей мере килограммов шесть. Я никогда не видела ее такой исхудавшей. Ее худоба — это первое, что бросается в глаза, и от этого она выглядит такой уязвимой. Я внимательно вглядываюсь в ее точеное лицо, все черты ее сердитого лица и морщинки странным образом сместились — они не на своих местах благодаря обязательному ботоксу.

— Привет, — холодно говорит она, чуть шире открывая дверь и не предлагая помочь мне с багажом.

— Прости, — снова смущенно говорю я и пошатываюсь, заходя в дом и перетаскивая чемодан через порог.

— Не беспокойся, — говорит она, избегая смотреть мне в глаза.

— Пожалуйста, не сердись на меня, — умоляю я, садясь и осторожно касаясь руки Джен. — У меня была дерьмовая неделя. Мне просто захотелось сбежать, мне захотелось увидеть тебя и Милли. Я скучаю по вам. Я потратила весь остаток на своей кредитке, чтобы прилететь сюда! И буду расплачиваться за это следующие семнадцать лет.

Она смотрит на меня соответствующим образом и неохотно кривит губы в улыбке. Я думаю, что мое наказание окончено.

— Хорошо, — говорит она чуть теплее и обнимает меня. — Как приятно увидеть тебя, сестренка. — Отстранившись, она окидывает меня критическим взглядом. — Однако ты ужасно выглядишь.

— Ну, я одиннадцать часов провела в самолете, — говорю я с облегчением, чувствуя, что опасность миновала. Слава богу, Джен не испытывает ненависти ко мне.

— Одиннадцать часов не могли привести к такому ужасному результату, Элли. Ты похожа на местного бродягу.

— Тогда я бродяга, которому очень жарко и удобно, — с усмешкой говорю я.

Она жестом приглашает меня за собой на кухню, и я бросаю чемодан у входной двери.

Я прежде никогда здесь не бывала, даже не видела фотографий ее дома, и я ошеломлена. Это производит впечатление главным образом из-за размера, а еще из-за высокого потолка и слепящего света, льющегося в огромные окна. Все кругом белое. Огромное белое пространство. Безупречное, но не заставленное мебелью. Очень по-лосанджелесски.

— Изумительная кухня, — говорю я с легким трепетом в голосе, а Джен отмахивается от моего комплимента.

— Как прошел полет? — спрашивает она вежливее, чем обычно.

— О, ну, отлично, — отвечаю я. — Как приятно снова увидеть тебя, Джен. Ты, черт возьми, хорошо выглядишь, ты… похудела.

— Спасибо, — говорит она с довольным видом. Я молчу.

— ЭЛЛИ! — раздается знакомый визг Милли, когда она вбегает в кухню, налетая на меня и заключая в объятия.

Я, смеясь, подхватываю ее, а потом сразу же ставлю на пол, поскольку моя спина протестующе ноет. Милли очень подросла, вытянулась. Перемены пошли ей на пользу. У нее сияющая кожа, прямые волосы разметались по плечам, и на ней майка, свидетельствующая о том, что она фанатка Могучих рейнджеров [76]. Могучие рейнджеры еще популярны? Удивительно.