О странностях души - Чайковская Вера

Мадам тетушка, как называл ее про себя Николенька, была глупа и сварлива. Ее супруг, маменькин двоюродный братец, находился в полном ее подчинении. На лице его застыло какое-то угодливо-просительное выражение. И только впоследствии Николенька понял, что маменькин братец непереборимо хотел выпить винца, а так как ключи от винного погреба находились у мадам тетушки, у него и возникло на лице столь прискорбное выражение. Николеньку он не замечал и всегда был погружен в какие-то свои заботы – потом-то повзрослевший Николенька понял, что заботы опять-таки кружились вокруг пресловутого погребца и хозяйских ключей. Классик уже восклицал, что жить на свете скучно. Речь, конечно же, шла о взрослых, потому что Николеньке жизнь вовсе не казалась скучной. И было на даче еще одно существо – воспитанница, которая на взрослое окружение совсем не походила. Мадам тетушка называла ее Зизи. Говорили, что она хорошего княжеского рода, но обедневшего. Превратности судьбы забросили девочку-сироту к Зарайским.

Было ей к моменту приезда Николеньки уже лет тридцать, если не больше (это Николенька вычислил, изрядно повзрослев). Но тогда он не разбирался в возрастах. На его вкус, Зизи была прелестна – с круглым розовым лицом, горячими и тоже круглыми карими глазами и темными локонами вокруг маленькой головки. Да еще с осиной талией, стремительными движениями, глухим, с томительной хрипотцой, голосом и постоянно с книгой в руках – каким-нибудь иностранным романом. Мадам тетушка заставляла Зизи разливать чай или вышивать, а та предпочитала читать свои романы или играть с Николенькой. Мадам тетушка, глядя на эти игры, с неодобрением называла Зизи дикаркой.

Они оба любили бегать по саду, качаться на качелях, есть малину прямо с куста, играть с охотничьими собаками Зарайского и читать вслух привезенные из города альманахи, которые мадам тетушка и даже маменька только лениво пролистывали. Зизи еще любила по ним гадать. Спросит у Николеньки две цифры, откроет роман на этой странице, отыщет абзац и торопливо, волнуясь, прочитает про себя таинственное предсказание.

Однажды Николенька услышал, как мадам тетушка, указывая глазами на пробегавшую мимо порозовевшую запыхавшуюся Зизи, сказала маменьке, что с воспитанницей дела совсем плохи. Ее уже несколько раз сватали за достойных, правда немолодых, губернских чиновников с небольшим, но верным капиталом (сама-то она бесприданница), а она всем отказывает наотрез. Тут тетушка сослалась на повесть одного новейшего сочинителя, напечатанную в предыдущем альманахе. В отличие от других сочинений эту можно было прочитать не уснув. И очень жизненно, точь-в-точь о нашей Зизи. Героиня все прыгала да скакала от одного к другому, а в конце сказала герою: «Все кончено. Мне уже сорок». А дурачина-герой в два раза ее младше!

Тут обе – мадам тетушка и маменька – превесело расхохотались. Мадам тетушка расхохоталась аж до слез и потом сильно закашлялась.

Николенька в тот же вечер подбежал к сидящей на скамейке с книгой Зизи и срывающимся голосом выкрикнул, что собирается на ней жениться. Пусть она его подождет.

– И долго ли ждать? – не отрывая глаз от книги, томным голосом с волшебной своей хрипотцой, проворковала Зизи.

– Лет десять. – Николенька не очень понимал, много это или мало. – Я окончу военное училище и на вас женюсь. Не выходите и впредь за этих противных старичков с небольшим капиталом.

– Ах, вы и это знаете! – рассмеялась Зизи, отбросив книгу. – А знаете ли, шалунишка, сколько мне тогда будет лет?

И пристально на него взглянула карими своими глазами, отчего у него жарко стало в груди.

– Мне это не важно! – снова выкрикнул Николенька. – Это пусть мадам тетушка с маменькой считают года. А я вас полюбил навечно.

Зизи резво вскочила и закружила Николеньку вокруг своего розового шелестящего платья, смеясь и шутливо грозя пальцем.

– Помните же, Николенька, свое обещание, данное бедной девушке-сироте. Я вас буду ждать. Вот вам мой зарок. – И склонившись (она была вдвое его выше), Зизи поцеловала его куда-то в переносицу, сотрясаясь от неудержимого смеха…

Ах, господа, сочинитель догадывается, чего вы от него ждете. Как через десять лет романтический юноша в военном мундире прибыл на дачу Зарайских. И побледневшая, осунувшаяся Зизи, выйдя на крыльцо, сказала ему монотонно, без прежней обворожительной хрипотцы в голосе: «Все кончено, Николай. Мне уже сорок». И бедный юноша удалился в смятении чувств. И ведь уже был, был такой финал у этого, как его?.. У знаменитого писателя-фантазера Владимира Одоевского.

Но получилось не так или не совсем так…

Прошло много лет. Гораздо больше, чем десять. Николай Бахметьев, артиллерийский полковник в отставке, женатый на бывшей фрейлине императрицы, проезжал по делам, связанным с оформлением нового поместья, мимо имения Зарайских, о которых он с тех самых пор ничего не слыхал. И, вспомнив отрочество и радостное возбуждение, владевшее им в то лето, решил заехать к забытым родственникам. Кучер довез его до их имения.

На крыльце несколько принаряженного и свежевыкрашенного дома появился степенный долговязый человек, в котором Бахметьев без труда узнал хозяина, хотя и поседевшего, но сохранившего на лице все то же запомнившееся Бахметьеву выражение. Из разговора выяснилось, что прежняя жена его умерла, а нынешняя, судя по всему, так же зорко следит за ключами от винного погребца.

– Возмужал, что и говорить, – басил хозяин, который, оказывается, тогда его все же приметил.

Но на самом деле Бахметьев не просто «возмужал», он стал совершенно другим человеком и о детстве и отрочестве вспоминал как о чем-то, что было не с ним. Он стал взрослым, то есть избавился от тех романтических химер, которыми были богаты стихи и проза альманахов, некогда доставляемых в эту глухомань.

– А где же Зизи? – спросил он, внезапно очень отчетливо представив кареглазую красавицу с ее стремительными движениями и веселой простотой обращения, в невинных и бурных играх с которой он провел, должно быть, лучшее лето своей жизни.

Зизи тогда уже была не юна, а сейчас и вовсе старушка. Он не без тревоги думал, что сейчас ее увидит.

Но Зарайский ответствовал, что Зизи давно не живет с ними. Она вышла замуж за соседа-помещика. Прекрасная партия! Он – известный стихотворец, Пичугин Андрей Егорович, – не слыхали? В «Сыне Отечества» публиковалась его ода на восшествие на престол императора Николая Павловича. Это, правда, было давненько, сейчас он пишет басни на манер Крылова.

Бахметьев, конечно же, не слыхивал такого поэтического имени. Впрочем, он теперь редко заглядывал в журналы.

– А где живет княгиня? – спросил Бахметьев несколько упавшим голосом, не зная, что еще сказать.

Оказалось, что живет совсем поблизости. Через лесок. И Андрей Егорович самолично часто приходит к ним читать свои сочинения.

«Может, съездить?» – пронеслось в голове у нашего героя. И прежняя шальная ребячья радость, давно, кажется, утихшая, снова в нем забурлила.

«Поеду погляжу», – решил он. Хотел ли он увидеть Зизи изменившейся или все той же, прежней, – он и сам не знал.

Недовольный задержкой кучер повез его «через лесок» в имение Пичугиных Раздольное.

По дороге Бахметьев все больше жалел о своем мальчишески глупом решении. К чему ворошить прошлое? Зизи может его просто не узнать и даже не вспомнить.

Да было ли в нем, теперешнем, хоть что-нибудь от того петушистого Николеньки? Даже это уменьшительное имя давно отошло в прошлое. Жена называла его Николасом.

В леске гуляла дама под светлым розовым зонтиком. Бахметьев велел кучеру остановиться и спросил даму, высунувшись из окошка, правильно ли они едут в Раздольное.

Спрашивая, он не смотрел на даму из особого рода вежливости, но, застигнутый ее пристальным вопрошающим взглядом, вгляделся.

Они одновременно кинулись друг к другу, причем Бахметьев сильно стукнулся ногой о ступеньку кареты, не почувствовав боли.

– Зизи!

– Николенька!

Зизи уронила зонтик, он его поднял, но, отдавая, снова споткнулся ушибленной ногой о корягу, и они оба со смехом свалились в траву.