Истории замка Айюэбао - Вэй Чжан

— Я пишу урывками, работа то и дело прерывается новыми находками, иногда писанину приходится откладывать в сторону.

Он удивился:

— А что же может быть важнее? Вы ведь приехали сюда ради этой книги…

Оу Толань кивнула:

— Конечно. Однако она не может быть самоцелью, требуется очень-очень много сопутствующей работы.

— Расскажете? — Чуньюй Баоцэ вновь стал скромным школьником и безотчётно подался вперёд всем телом.

Оу Толань сжала губы и промакнула их бумажной салфеткой.

— Я столько мест посетила, много занимаюсь охраной народных обычаев и наследия, находок тоже очень много. Мне всё больше кажется, что экология и культурная среда становятся жёстче, они находятся в тесной связи с материальным развитием. Уже заметны пагубные последствия, и наша задача — напомнить об этом с помощью статистических данных… — Тут она осеклась, как будто почувствовала, что слишком много сказала.

Чуньюй Баоцэ слушал молча. Хотя и пребывая в некотором замешательстве, он всё же выразил восхищение:

— А, вот оно как! Задача… Это точно! — Он поднял голову: — Поэтому я считаю, что вы не просто учёный-фольклорист, но стратег, способный уловить самую суть, вот почему я всегда считал, что вы нам просто необходимы! На определённой стадии развития корпорации мы оказались на распутье и не знаем, куда идти дальше. Вы нам очень нужны…

Краска прилила к его лицу, как будто он говорил какие-то постыдные вещи. От волнения взмокли ладони. Он промямлил:

— В общем, нам тяжело просить вас об этом и очень неловко. На ваших плечах и так лежит титанический труд, и нам не следовало бы вас беспокоить, но у нас просто нет выхода… Это правда, я говорю абсолютно искренне.

Он оправил полы одежды и чинно уселся, сложив руки на коленях.

Оу Толань посмотрела на него, склонив голову набок, словно впервые его видела:

— Я не понимаю, о чём вы говорите, господин Чуньюй.

— Это потому что я ещё не закончил. Дело в том… — Он взял рюкзак, висевший на спинке стула, порылся в нём и повесил обратно. — Наверное, в машине забыл, ну да неважно… Дело в том, что «Лицзинь» собирается вложиться в целый ряд проектов, модификаций и разработок, и побережье — лишь крохотная часть наших планов. В связи с этим начать нам нужно с изучения культурного аспекта и с его оценки. Совершенно очевидно, что тут нам понадобится помощь профессионала, и этот профессионал — именно вы.

До Оу Толань постепенно дошла суть его просьбы, и она расслабилась. Обеими руками поднеся чашку к губам, она сказала:

— Никакой я не профессионал.

— Как вам будет угодно, но для нас, для «Лицзинь», вы самый подходящий человек.

Оу Толань отмахнулась:

— Вы ошибаетесь. Вопреки вашим ожиданиям, я вовсе не из тех, кто подойдёт вам и вашему предприятию…

Чуньюй Баоцэ так спешил на одном дыхании, ясно и чётко изложить до конца своё дело, что ему не хотелось выслушивать её возражения. Он поднялся, взмахнул рукой и, только стукнув по столу, смог прервать её речь. Увидев, что она умолкла, он одним махом осушил свою чашку, наполнил снова обе чашки и одну из них пододвинул к ней:

— После долгих размышлений корпорация решила нанять руководителя культурного департамента. Это не просто почётная должность, а весьма ответственный пост. Для нас это жизненно важно, и мы тщательно всё взвесили, прежде чем предложить вам эту должность, поэтому-то мне понадобилось поговорить с вами откровенно, с глазу на глаз — обсудить условия, права и обязанности обеих сторон. Изначально предполагалось назначить вам месячный оклад в размере двухсот тысяч, обеспечить жильём и всем остальным, заключить контракт на пять лет. Разумеется, всё это ещё подлежит обсуждению и корректировке. Мы в предвкушении приятного сотрудничества, потому что это действительно выгодно обеим сторонам. Вы можете внести поправки в соответствующие пункты контракта, посоветоваться со своим юристом, а затем… Ну в целом как-то так.

Теперь Чуньюй Баоцэ почувствовал себя спокойнее. Он больше не смотрел на неё, а, сдвинув брови, разглядывал свои руки. Оу Толань слушала с интересом или по крайней мере внимательно и наконец сказала:

— Я вижу, вы очень щедры! Но, к сожалению, я не могу принять ваше предложение, нет возможности.

— Скажите, почему же?

— Потому что я нахожусь на государственной службе и получаю зарплату как исследователь. Нехорошо, если я буду подпольно получать ещё одну зарплату или гонорар.

— Разве есть такие правила и ограничения? Если есть, то мы готовы держать вашу работу в строжайшей тайне и сделаем одним из условий сотрудничества юридическую ответственность… — Чуньюй Баоцэ пояснил: — На нас работает целая команда первоклассных юристов, документация в порядке, ежегодно подписывается огромное количество контрактов, за это можете быть спокойны.

Оу Толань покачала головой:

— Я в этом ничего не понимаю, однако то, что вы предлагаете, тем более неуместно, даже немного абсурдно. Правила и ограничения тут ни при чём. Я ведь уже сказала, что я не из тех, кто подходит для вас и вашего предприятия, — это вы понимаете?

Чуньюй Баоцэ посмотрел ей в глаза:

— Не совсем понимаю.

— Тогда скажу напрямик. Проще говоря, я не из тех, кто участвует в строительстве, я в противоположном лагере. То есть я не только не могу вам помочь, но и, напротив, могу навредить.

— Навредить? Но почему?

— Потому что я, как и многие другие, считаю «Лицзинь» врагом. Мы только и ждём, чтобы корпорации как можно скорее пришёл конец. Я говорю совершенно искренне — сейчас мне только это и остаётся.

Последовало долгое молчание. Крылья носа у Чуньюй Баоцэ заиграли в улыбке, на лбу выступили маленькие капельки пота. Его взгляд переместился с собственных ладоней на лицо Оу Толань, становясь всё тяжелее. В конце концов взгляд стал таким давящим, что она почувствовала себя неуютно.

— Простите. — Он поднялся с места.

Оу Толань решила, что на этом разговор окончен, сейчас он возьмёт со спинки стула свою сумку и уйдёт. Но нет, медленно прошествовав к книжным стеллажам, он окинул взором стоящее в ряд собрание сочинений в чересчур роскошных переплётах, затем долго рассматривал расставленные на полках разноцветные камушки и чучела морских звёзд. Там же лежала и короткая толстая скалка. Он взял её в руки, погладил и повернулся к Оу Толань:

— Простите меня за это недопонимание. Мы знакомы больше года, и я думал, что мы стали друзьями. По крайней мере, я всегда видел в вас наставника, своего проводника в мир фольклористики…

Оу Толань тоже встала и протянула ему чашку:

— Нет, с вами как с человеком, который пишет книги и увлекается фольклором, мы можем общаться, и очень даже приятно. Но когда вы ведёте со мной переговоры от лица корпорации, мы с вами не друзья.

Чуньюй Баоцэ опустил голову и посмотрел на чашку, словно сомневаясь, пить из неё или нет. Он поставил чашку на стол:

— Я хотел бы спросить У Шаюаня: он придерживается той же позиции, что и вы?

— За него отвечать не могу. Люди часто расходятся во мнениях, а он не просто сам по себе, за ним стоит Цзитаньцзяо, так же как за вами — «Лицзинь». Вы с ним уже много общались, так что могли уже и сами понять, что он думает.

Чуньюй Баоцэ горько усмехнулся:

— Прошу прощения, он пока ещё не был так откровенен со мной, как вы сегодня. Тем не менее я благодарю вас за наш сегодняшний диалог, из него я понял, как быть вашим другом… Я и впредь буду смотреть на вас как на своего учителя по фольклористике и надеюсь, вы не оттолкнёте меня…

— Ну что вы. В следующий раз, как будет возможность, можем даже снова послушать вместе запевки…

3

Вернувшись в гостиницу, Чуньюй Баоцэ предупредил Старого Сома, что простыл на берегу и ему нужен хороший отдых, поэтому он не хочет, чтобы его кто-то беспокоил. После этого он заперся в своём номере на засов, подпёр дверь стулом, а затем лёг, укрывшись с головой. Его знобило и била лёгкая дрожь. Он помнил, как в детстве в такие моменты бабушка всегда накрывала его ещё одним одеялом и подтыкала углы, чтобы он как следует пропотел. Сейчас он попытался применить тот же способ, но выдержал в такой духоте всего несколько минут. Его окутала такая темень, что не видно было пальцев на вытянутой руке: в его жизни было слишком много затянувшихся ночей, и всюду — непроглядная тьма. Прошлое в Лаоюйгоу, прошлое в Саньдаоган, а между ними — бескрайняя пустошь, везде всё такая же чёрная ночь. Он пускался вдогонку за воспоминаниями, душу его наполнял страх, и наконец он видел впереди проблеск рассвета. Однако сегодня ноги его будто лишились опоры, и он вновь провалился во мрак. Ему нужно было забыться сном, пусть даже ему приснится кошмар. Но он никак не мог уснуть. Откинув одеяло, он обнаружил, что за окном темно; взглянул на часы — три часа утра. Он спустился с кана, выглянул за дверь, на звёзды. В окне Старого Сома было темно. Он посидел немного во дворе, затем поднялся и стал прохаживаться.