Проект по дружбе - Артеева Юля

– В кроссовках будет холодно.

– Ну, значит, замерзну.

– Ярослав, я не ругаться прихожу, – говорит он упавшим тоном, – хочу пообщаться. Вы для меня важные люди.

– Были бы важные, не ушел бы, – выпрямляясь, напряженным голосом отчеканиваю я.

Знаю, что это неправильно. Жизнь разная, не только черная и белая, я это уже уяснил, особенно когда мать ушла. Но я совсем…совсем не могу сладить со своей злостью из-за того, что и он нас бросил.

– Яр, – говорит отец тихо, и я отмечаю, как безжизненно висят его руки вдоль тела.

– Пап, без обид, – я наконец смягчаюсь, – реально надо идти. Ну хочешь, у Льва проверь. Действительно надо делать проект. Не скучайте.

Не дожидаясь ответа, ухожу.

На улице понимаю, что в кроссовках мне холодно. И в кожанке, конечно, тоже. Но что такое мороз против упрямства?

К тому же я сразу же срываюсь к остановке, когда вижу ползущий к ней автобус с нужным номером. Отец, конечно, переводит достаточное количество денег, чтобы можно было забыть про общественный транспорт, но я предпочитаю особо их не тратить.

Уже около дома Гольцман пишу ей.

Проходит пара минут, за которые я успеваю дойти до ее подъезда и продрогнуть, когда она, наконец, выдает свое королевское «поднимайся».

А когда заучка открывает мне дверь, и я шагаю в ее белоснежную квартиру, то дар речи просто покидает меня.

Не потому, что это слишком дорого. Нет, конечно. Я видел дорогие квартиры, ведь и на наш с дедом ремонт отец не поскупился. Это просто обычная хорошая квартира. Дело в другом. Она вся как больничный бокс. Белая и стерильная. Молча смотрю на Гольцман, которая встречает меня в бежевом домашнем костюме. Удивительно, но он тоже ей не идет. Неужели и его она не выбирала?

– А я могу вообще сюда заходить?

– В смысле? – она озадаченно морщит лоб. – Я же тебя сама пригласила.

– Разве я не должен пройти какую-то комнату, которая продует и обеззаразит все мои вещи?

– На что ты намекаешь? – Женя сощуривается, не успевая за моим сарказмом.

– На то, что это долбаная криокамера! – я разуваюсь и указываю на белую плитку под ногами.

– В криокамере холодно, а не стерильно, – автоматически возражает она.

И я вдруг смеюсь. Не могу сдержаться. Захожусь искренним хохотом от этого назидательного тона, запрокидывая голову. И тут девчонка меня удивляет. Вместо грубости выдает мне неуверенную ответную улыбку, которая внезапно расцвечивает весь ее образ. Зажигает. Обостряет. И даже украшает.

Останавливаюсь как громом пораженный. Так ведь говорят о ситуациях, когда ты на хрен в шоке от того, что видишь перед собой? Или нет – когда ты в шоке от того, что чувствуешь от увиденного?

Глава 11

Женя смущается и ведет меня, внезапно притихшего, на кухню. Там тоже все стерильно чисто. Я едва удерживаюсь от того, чтобы сокрушенно покачать головой. Клянусь, за эти минуты я начал понимать эту девочку гораздо лучше, чем за все время, что мы учимся вместе. Конечно, остается вероятность, что я неправильно расценил все, что увидел. Но у меня стойкое ощущение, что я прав.

В гулкой тишине она указывает мне на стул рядом со стеклянным столом. Я качаю головой и иду к окну, изучая по пути белые глянцевые фасады кухни. Вижу кошачьи миски и спрашиваю:

– У тебя есть кот?

– Да, – Гольцман неопределенно взмахивает рукой, – Рекс где-то в комнате, он к чужим не выходит.

Я удивленно хмыкаю:

– Ты назвала кота Рекс?

Она хмурится, кивает и спрашивает:

– Будешь чай?

– А кофе есть? Чай я уже пил.

– Есть, – Гольцман открывает шкаф и тянется к верхней полке.

– А ты всегда в тишине сидишь?

– На кухне? – уточняет она.

Мои губы подрагивают, сражаясь с улыбкой.

Говорю спокойно:

– Ну, начнем с кухни. Тут ты всегда в тишине?

– Да. Я не ем под телевизор.

– Очевидно потому, что это неправильно? – пытаюсь сильно не иронизировать.

Женя серьезно кивает:

– Да.

– А музыка?

– Что?

– Ну, музыка, Гольцман, – терпеливо объясняю я, – знаешь, что это такое?

– Яр, ну не делай из меня совсем уж чудовище! Знаю я музыку.

– Почему не слушаешь?

И она снова теряется. Смотрит на меня настороженно. Видимо, чтобы скрыть эмоции, оборачивается к кофемашине:

– Молоко нужно?

– Не, давай так, не помешает взбодриться.

Женя двигается по кухне легко, но как-то скованно, ставит передо мной сухофрукты и орешки. Я поднимаю на нее выразительный взгляд.

– Что? – она прячет пальцы в рукава домашней кофты.

– Жень, а тебе никогда не было тесно? – вдруг спрашиваю. – В этой правильности и стерильности?

– Ты меня по имени назвал.

– Ну да, тебя же так зовут.

– Раньше не называл, – упорствует она.

И я понимаю, что она, конечно, права. Раньше не называл. С другой стороны, какая разница? Жендос, Женя. Гольцман. Это ведь все про нее.

– А сейчас назвал. Не беси, Гольцман, – начинаю заводиться, но оттормаживаю и перевожу тему, – вон, у тебя даже «умная» колонка есть.

– Ну, я время у нее спрашиваю. Или про погоду. Или свет в коридоре включаю.

– Идеальное применение, – ворчу я. – Давай начнем с одной песни. Не буду шокировать тебя полноценной вечеринкой.

– Ну давай попробуем, – наконец с привычным апломбом задирает она подбородок.

Заглядываю в телефон, чтобы выбрать трек из своего плейлиста, и обращаюсь уже к колонке:

– Включи песню «Ром с колой».

– Ты же, наверное, догадываешься, что я не пью?

– Ты просто меня убиваешь, заучка, – тяну я, – разве песня от этого может стать хуже?

– Не знаю, наверное.

– Просто послушай и не души меня. Сядь, кофе попьем.

Она послушно опускается на стул напротив.

Смотрю на Женю, отпиваю из маленькой кружки, как раз для эспрессо. К прослушиванию песни она подходит, как и ко всему, обстоятельно. Внимательно вслушивается в слова и ловит ритм. То, что трек ей заходит, я вижу через прозрачную столешницу по ее колену, которое танцует в такт. Очень сдержанно. Но мне хватает. И я улыбаюсь Гольцман. Просто потому, что хочется. Потому что она первый раз видится мне человеком, хрупкой девочкой. Это интересно. Как минимум.

На строчках «Ты хочешь романтики? Выходи из дома, так давно знакомы наши галактики, идем гулять» Женя вскидывает на меня какой-то странный взгляд. Будто хочет что-то спросить, но не решается. И никогда не решится. Огромные глаза смотрят на меня так пронзительно, что я резко поднимаюсь на ноги и говорю:

– Пойдем.

– Куда?

– Погуляем.

– Как это? У нас же визит в гости.

Я закатываю глаза:

– Гольцман, я был у тебя дома?

– Был.

– Ну вот и все!

Она привычно уже упрямится:

– Но ты еще не видел мою комнату.

Я ухмыляюсь:

– Точно. Пойдем, выберу тебе наряд.

Не жду, когда она поднимется, и сам иду по коридору. Так, это, наверное, санузел, тут гостиная, где никто и не бывает, а вот две спальни. Одна дверь приоткрыта, и я по наитию иду именно туда. Слышу сзади торопливый топот босых ног по белоснежной плитке. Но она не успевает, и я бесцеремонно вваливаюсь внутрь.

– Шмелев! – звенит Женя за моей спиной.

– Успокойся, Жендос, по нижнему белью шариться не буду, – усмехаюсь, обводя взглядом помещение.

Ничего неожиданного. Светлые тона, порядок, никакой индивидуальности. Только затертый плюшевый медведь на постели и стопка книг на тумбочке.

– Это шкаф? – устремляюсь в нужном, как мне кажется, направлении.

– Я в состоянии сама переодеться!

– Я в этом уже сомневаюсь, – задумчиво двигаю вешалки, отгораживаясь от Жени спиной. Повезло, что я выше и шире нее.