Человек с одинаковыми зубами - Дик Филип Киндред

Машина вздрогнула, мотор снова взревел. Теперь она видела, что крыши у нее нет. «Разбилась?» – подумала она, обхватив себя руками, чтобы согреться. Нет, это была спортивная машина. Значит, это машина Уолта Домброзио, подумала она.

– Лео! – закричала она, вбегая обратно в дом. Он все еще говорил по телефону; он отмахнулся от нее и захлопнул дверь спальни.

– Это машина Уолта! – крикнула она, открывая дверь. Ее муж кивнул, слушая собеседника по телефону. Лицо его казалось пустым. Знал ли он? Узнал ли машину? По звуку мотора, например? У него такой острый слух… Муж повесил трубку.

– Я сообщил о нем, – сказал он.

– Ты знаешь, чья это машина? – Она задыхалась.

– Да.

– Ты знал еще до того, как позвонил?

– Неважно, чья это машина, – ответил он с каменным лицом.

– Спорим, ты узнал звук мотора, – сказала она, – я помню, как тебя ночью разбудила какая-то машина и ты сказал, что всегда сможешь отличить спортивную машину.

– Машины целый день ездят мимо конторы.

– И что? Какое это имеет значение?

– Я видел много аварий. Чаще всего они происходят по вине пьяных.

– Нет. Ты имел в виду что-то другое.

Что, сидя в конторе, ты выучил звук мотора большинства машин в этом районе, подумала она. Как в игре.

– О нем нужно сообщить, – сказал Лео, – он вечно гоняет как безумный на этой красной хреновине.

Войдя в столовую, он сел за стол и усталым, скрипучим голосом спросил:

– Мы можем, наконец, поесть? Или ты спустишься и расскажешь Домброзио, что я звонил насчет него в полицию?

Она стояла на месте.

– Иди сюда, – сказал Лео.

И она подошла.

6

Бейсбольный клуб «Каркинез дэдс-н-бойс Донки» занимал огромное старое белое дощатое здание с башнями и пожарными лестницами, расположенное в центре города. Перед ним росли две пальмы, по одной с каждой стороны входа, – с крыльцом, перилами и балконом над ними.

Несколько задних окон были разбиты. Зимой подвал заливало. С одной стороны, среди сорняков, валялся ржавый красный автомат с кока-колой. Флагшток, торчавший из крыши, давно сломался во время грозы.

Зданию девяносто два года, и оно не стоит ничего. Время от времени бейсбольный клуб сдавал здание в аренду для танцев, барбекю или лотерей. А однажды школьный преподаватель фортепиано арендовал его, чтобы устроить концерт американских песен.

Порой клуб сам использовал Донки-холл. Раз в год, в июле, они спонсировали выставку скота, после которой проводили бинго и продавали хот-доги и газировку в подвале.

В декабре члены клуба готовили ужин для своих жен – около двадцати мужчин в модных поварских колпаках и кителях, с серебряными подносами в руках. Со стропил свисала гофрированная бумага. Столы, одолженные в школе, украшались оригинальными рисунками, в основном юмористическими. А главным праздником был День проектов, который проводился десятого мая. Собравшись вместе, члены клуба обсуждали, какую важную гражданскую инициативу можно предпринять без особых затрат. Однажды они купили краску и полностью перекрасили почтовое отделение и другие общественные здания.

Последние несколько лет президентом бейсбольного клуба значился местный мясник Джек Э. Вепп. Он обожал охотиться на оленей и в качестве клубного проекта в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году предложил большую охоту. Порой стада голодных оленей спускались с холмов в поисках еды и воды, вытаптывали поля, ели дорогое сено, оставляли блох и лезли под колеса. Домовладельцы жаловались, что олени объедают яблоки с деревьев. Проект охоты на оленей получил всеобщую поддержку, и Джек Э. Вепп был переизбран на следующий год.

Большинство мужчин города получали приглашение вступить в клуб. Исключением был один человек с Бас-Пул-роуд, которого подозревали в симпатии к коммунистам. Другим исключением был Лео Рансибл.

Стоя в вечерних сумерках на станции Шеврон, Рансибл курил трубку, ожидая, пока механик закончит возиться с его машиной. Впервые за несколько месяцев в Донки-холле сияли огни, затмевая городские фонари. Перед холлом парковались машины. Миновала половина восьмого. Глянув на наручные часы, Рансибл подумал, что собрание вот-вот начнется.

– Большие дела делаются, – сказал он механику. Он не знал мальчика по имени, но знал, что тот живет где-то в этом районе и учится в школе бизнеса.

– Да, сэр, – сказал мальчик из-под «студебеккера» пятьдесят пятого года, пытаясь затянуть новый шланг радиатора.

– Ты знаешь, что они затевают? – спросил Рансибл.

– Наверное, это вечер, когда они собирают все газеты в городе.

– Это было в прошлом месяце, – возразил Рансибл, – и они делают это днем.

Две машины из города проехали мимо станции. Он посмотрел им вслед. Разнорабочий Билл Конли. За ним Кейт Эйсмейсон на своем «форде», владелец молочного ранчо в нескольких милях к северу от города.

– Через минуту все будет готово, мистер Рансибл, – сказал мальчик, – простите, что задержал вас.

Рансибл подумал, что это не страшно: все равно он вечером никуда не пойдет, и продолжил смотреть на машины, паркующиеся у Холла. «Главное общественное событие в этом районе, – подумал он. – Если бы меня спросили: пойду ли я? Вступлю ли в клуб? Нет, даже за миллион долларов нет».

Следующей проехала маленькая красная спортивная машина. Все верно, сказал он себе. Домброзио – член клуба, и не рядовой, а какое-то официальное лицо. Он обязательно будет участвовать. Докажи, что ты мужчина, вступив во все мужские клубы… будь таким, как все. Спортивная машина завернула за угол. Он увидел внутри нее не одного человека, а двух. За рулем сидела Шерри Домброзио, Уолт ехал рядом.

– Они теперь принимают женщин? – спросил он механика.

Спортивная машина остановилась у Холла. Дверь открылась, и Уолт вышел. Шерри развернула машину и уехала. Вскоре она миновала станцию Шеврон и поехала вверх по дороге к дому. Присев, Рансибл спросил:

– Как так получилось, что миссис Домброзио возит его на собрания?

– А вы не читали в газете про него?

– Нет, – ответил Рансибл. Он был едва знаком с парой, которая издавала «Каркинез Ньюз», и давно не читал эту четырехстраничную газетку, разве что размещал в ней объявления.

Мальчик вылез из-под машины и сел.

– Вы не знаете, что мистера Домброзио поймали за вождением в нетрезвом виде в позапрошлом месяце? Прямо здесь, в городе?

– Слышал об этом.

– Департамент транспортных средств лишил его прав на вождение.

– Не может быть!

Мальчик кивнул.

– А они могут это сделать?

– Конечно. Это часть их программы по борьбе с пьяными водителями. Они лишили его прав на шесть месяцев. Поэтому теперь жене приходится его возить.

– Но он работает в Сан-Франциско!

– А Департаменту транспортных средств до этого какое дело? Они строгие.

– Как он добирается до работы?

– Она его возит, – сказал мальчик.

– Она ездит туда два раза в день?

Это казалось невозможным.

– Нет, – мальчик вскочил, – она остается в городе. С вашей машиной я закончил.

– Как неудачно, – сказал Рансибл, пока мальчик выписывал квитанцию, – потерять права, когда тебе нужно ездить в Сан-Франциско.

– Они строгие, говорю же. И плохо-то в основном жене. Он-то легко отделался и получил шофера.

– Но куда бы он ни захотел поехать, она должна его отвезти.

– Ага. Если только он не хочет нарушить закон. Если его поймают, ему больше никогда не дадут права.

– Это того не стоит, – решил Рансибл.

– Нет. Думаю, нет.

Держу пари, что он винит меня, думал Рансибл, подъезжая к дому. Но возможно, Домброзио так и не узнал, кто вызвал полицию. Но он ведь знает, что обычно полицейские машины не бывают в этом районе, разве что по выходным.

«Должен ли я испытывать чувство вины? – спросил он себя. – Стыдиться, потому что у этого гада хватило ума сесть за руль пьяным?» Боже мой, каждый раз, когда включаешь радио, оттуда кричат: если выпил, не садись за руль, а если ты за рулем, не пей. Ему некого винить, кроме себя; он должен взять на себя ответственность за собственные поступки.