Стон дикой долины - Аскаров Алибек Асылбаевич

— Скатертью дорожка! Я тебя не держу! — указала жена на дверь.

Но впоследствии Сарсен махнул рукой на свои намерения и никуда не уехал. Когда аул пришел в движение — кто-то перебирался вниз, кто-то оставался, Сарсен устроился на освободившееся место моториста.

Его новая должность только называлась громко, а зарплата оказалась пустяковой. Ну да ладно, зато нашлось все-таки дело для рук, и он, как прежде, был чем-то занят.

Что скрывать, в своих сомнениях Сарсен успокоился лишь наполовину. Если внешне все выглядит в порядке, в душе по-прежнему тлеет уголек недоверия. К чести Сарсена, хотя внутри и скребут кошки, стороннему глазу он старается этого не показывать.

Не зря говорят, что парша начинает зудеть, когда ее почешешь. Раньше, едва его начинали грызть тревожные думы, он, плюнув на все, искал утешения в спиртном. Сегодня не то что водки — перебродившего молока в этом ауле не найдешь. Не сказать, чтобы Сарсен встретил исчезновение с прилавков горькой с радостью, но и горевать не стал, легко с этим делом покончил. Однако его прежние открытость и отзывчивость куда-то пропали, все свои тайны, переживания он носит теперь в себе, стал замкнутым и хмурым. А разные сборища и сходы жителей оставшихся в ауле семи домов Сарсен с Алипой посещают крайне редко.

«Боже правый! — пугается он порой собственных мыслей. — Мне ведь только сорок исполнилось, сил полно, так отчего же жизнь моя к закату клонится?»

Действительно, Сарсен ни разу в своей жизни не жаловался на здоровье, не беспокоил врачей. Понадобится, так у него и сейчас силищи на зависть — железо согнуть может. Что касается бездетности, до сих пор точно не известно, Алипа в этом виновата или он. По мнению самого Сарсена, в его будто вылитом из чугуна борцовском теле есть только два изъяна. Один из них — это шрам сбоку на шее величиной с наперсток, а второй — отсутствие переднего зуба, из-за чего в моменты злости он произносит слова с присвистом.

Разве пьяному море не по колено?! Несколько лет назад Сарсен как-то по заданию начальства, грохоча на своем синем тракторе, спустился в Мукур. Пропадал долго, в аул вернулся лишь через неделю. Как говорится, сошел в тот раз с тормозов и так нагулялся, будто на дне бутылки весь смысл его жизни...

Ладно бы день пил, даже двухдневное пьянство можно простить, но разве проймешь чем-нибудь человека, если он ушел и недельный запой?! Короче, что там говорить, только когда закончились деньги и иссяк поток вожделенных возлияний, он наконец вспомнил, что приехал в Мукур неспроста, что начальство отправило его с ответственным поручением и что в ауле с нетерпением ждут его возвращения.

- Когда я сюда приехал? — спросил он у собутыльника.

Тот, загибая пальцы, подсчитал:

Пять дней назад.

Позорище! — схватился бедняга Сарсен за голову. — Что я теперь начальству скажу?

Не паникуй! Иди к врачу и выпиши справку, — посоветовал собутыльник.

— Какую справку?

— Что болел...

— Но я же не болел, а пьянствовал!

— Ну и что... Если хорошенько попросишь — выпишет, живой ведь человек, не каменный...

— Кто?

— Вот заладил, тугодум!.. Да врач, кто же еще!

— Какой врач?

— Например, зубной...

— Я не знаком ни с одним зубным врачом.

— В этом нет необходимости...

— А тогда как?

— Пойдешь да пожалуешься, мол, зуб ноет, нет мочи терпеть.

— А-а... А если зуб не болит?

— Тьфу!.. Да ты, оказывается, совсем бестолочь, ничего до тебя не доходит!.. Пускай не болит, а ты скажи, что болит. Наври!

— Стыдно же будет, если он поймет про вранье?

— Не поймет. Я же сказал, что врач такой же живой человек, как мы с тобой. Откуда ему, бедняге, знать, какой зуб и как у тебя болит? Чтобы запутать доктора, ты нарочно укажи ему на корень зуба — его ведь не видать.

— А если он вырвет зуб?

— Ну и пускай вырывает, зато у тебя в руках будет справка.

Не зря говорят, что стыд сильнее смерти; Сарсен долго раздумывал, но в конце концов подвязал платком щеку и через силу поплелся к доктору.

— У вас зубы прямо жемчужные! — восхитилась девушка-стоматолог. — С чего это они болят — на вид как будто совсем здоровые...

— Где корень, там болит, — со стоном сказал Сарсен. — Вот, в основании этого зуба.

Девушка осмотрела указанный зуб со всех сторон, но ничего не обнаружила.

— Может, болит совсем другой? — спросила она недоверчиво.

— Нет, именно этот...

— По виду совсем здоровый, не знаю, что и делать, — и, захватив зуб щипцами, она потянула его туда-сюда.

— Сестренка, не мучайте меня, лучше вырвите сразу! — взвыл Сарсен.

— Выхода нет, придется так и сделать.

Но легко ли выдрать совершенно здоровый и крепкий зуб — вот тут Сарсен по-настоящему чуть дух не испустил от боли. К тому же у девушки-врача не хватало силенок выдернуть его резко, одним движением; еле-еле, со скрежетом и хрустом, раскачивая злополучный зуб из стороны в сторону, обломив сначала кусочек, она все-таки сумела его удалить.

На лбу Сарсена градом выступил холодный пот. Ох и пожалел он, что пришел сюда, а дружка, давшего такой нелепый совет, вообще обругал про себя трехэтажным матом.

Тем временем врачиха, с облегчением бросившая выдернутый зуб на лоток, вдруг снова подхватила его щипцами и, поворачивая, принялась пристально изучать. Потом с округлившимися глазами повернулась к Сарсе-ну и воскликнула:

— Да зуб-то у вас абсолютно здоровый!

После мучительной процедуры Сарсен даже говорить не мог, поэтому лишь отрицательно покачал головой, мол, не может быть такого. Ополоснув рот, прижав к щеке обезболивающую таблетку, он встал с места, но сказать по-прежнему ничего не мог. Сообразив, взял лежащий на столе лист бумаги и черкнул на нем: «Выпишите, пожалуйста, справку».

Прочтя написанное, девушка поразилась еще больше, наконец не выдержала и звонко рассмеялась.

— Агай, это уникально! — залилась она, а Сарсен виновато улыбнулся. — Вообще-то, справку в связи с больным зубом мы никогда не выдавали. Но, раз уж ваша цель именно справка, так и быть, выпишу.

Вернулся Сарсен в аул, а управляющий отделением Какантай уже поджидает его, да с таким гневным нетерпением, что, если б под рукой было ружье, расстрелял бы точно. Только бедняга заявился в контору, как Какантай с презрительным видом выдал:

— Дорогуша, сдай трактор, собери чемодан и уматывай прочь отсюда! Туда, откуда явился!

— Агай, приболел я... Вот, у меня и справка есть!

Начальник повертел справку в руках, но, похоже, то

ли не разобрал, то ли не стал вникать, во всяком случае, взял да и с треском припечатал ее на край стола.

— Что это за бумажка?! Тебя что, понос на неделю к нужнику приковал?! — заорал он.

— Агай, у меня три дня невыносимо болел зуб... Чуть с ума не сошел от боли!

— Не ври! — зло оборвал начальник. — Разве случается такое из-за больного зуба? Скажи лучше, в запое был!

— Не верите — сами взгляните... Мне его вырвали.

— Говоришь, вырвали? Ну-ка, открой рот!

— А-а-а...

— М-м-м... Все равно поручу проверить, ясно тебе?

— Проверяйте, агай!

Управляющий сдержал свое слово: отправившись в Мукур по делам, специально завернул по дороге к стоматологу. Зайти-то зашел, а вот назад, говорят, прямо-таки выкатился, схватившись за живот и надрывая кишки от смеха.

Вернувшись в аул, тут же вызвал к себе Сарсена и вручил ему свернутый платочек.

— Возьми это себе! — сказал Какантай строго, но в глазах его прыгали смешинки. — Если и дальше будешь продолжать в таком же духе, вскоре совсем без зубов останешься!

Взяв сверток, Сарсен мигом скрылся с глаз долой. Когда развернул, в нем оказался тот самый вырванный передний зуб. Завернув его снова в платочек, он поспешил домой и сунул «подарок» Какантая на дно сундука.

Зуб и ныне лежит завернутым в платочек в том же месте.

По поводу шрама на шее Сарсена тоже есть своя небольшая история, как и в случае с зубом. Но это происшествие произошло намного раньше: если правильно помнит, когда он учился в классе пятом.