Около девяти вернулись они наконец-то.
– Ну что, куда вас вызывали-то? – поинтересовался я.
– Иваныч, это был не вызов! Это нам в душу на***али!
– И кто же автор этой с***льни?
– Кто… Как будто сам не знаешь, Любка, конечно! Я-то думал она исправилась, кобыла <долбаная>! Понос нам дала у сорокалетней бабы. Это что, <распутная женщина>, экстренный вызов? Она бы до смерти, что ли, ***ристала, если бы лишние полчаса подождала? Да ещё, как назло, собиралась минут сорок, как будто на курорт, а не в «инфекцию». Потом в приемнике врача ждали долго. Нет, если б вызов был действительно срочным, я бы слова не сказал. Но понос – это уже форменное издевательство!
– Александр Сергеич, что ни говори, а Люба на тебя точно глаз положила. Вы же с ней люди свободные, можете и сблизиться!
– Вот ты, Иваныч, сводник! Нет уж, не надо мне такой близости, мы же с ней поубиваем друг друга к <такой-то> матери! Всё, ладно, пошёл я наркоту сдавать.
В начале десятого пришёл и наш черёд на вызов ехать: головная боль, теряет сознание мужчина сорока двух лет.
Открыл нам подросток лет пятнадцати с испуганным лицом и сходу выпалил:
– У меня отец умирает! Он упал и встать не может!
Больной, крупный крепкий мужчина с короткой стрижкой, одетый в полицейскую форму, лежал на полу около дивана. Хорошо, что на боку, а то бы запросто мог рвотными массами захлебнуться.
– Что случилось? – спросил я и аккуратно потормошил за плечо. – Вы слышите меня? Что случилось?
– …Голова… Голова болит… – не сразу ответил он и тут же стал судорожно напрягаться в рвотных позывах.
Поскольку больной находился в оглушённом состоянии, я начал расспрашивать его сына:
– Давай-ка поподробнее, как всё получилось?
– Он закричал, что голова болит, присел на корточки и потом упал.
– Раньше у него были головные боли?
– Да, голова и шея болели, мать ему какие-то таблетки давала.
Хоть и с трудом, но больного всё-таки по пояс раздели. После этого сразу начал я искать патологическую неврологическую симптоматику. И, к огромному сожалению, нашёл. Имелись у него так называемые «менингеальные знаки», говорящие о раздражении мозговых оболочек. Затылочные мышцы были ригидными, то есть тугоподвижными и болезненными. Наличествовали положительный симптом Кернига [4], а также верхний [5] и лобковый [6] симптом Брудзинского. Давление было сто семьдесят на девяносто, но сопутствовала ему брадикардия, то есть урежение сердечного ритма.
Мой мысленный диагностический поиск выдал лишь один вариант: субарахноидальное кровоизлияние. Это одна из разновидностей геморрагического инсульта, при котором кровь изливается под паутинную оболочку головного мозга. Что касается прогноза, то на догоспитальном этапе трудно сказать что-то внятное.
Всю положенную помощь мы оказали и свезли больного в нейрососудистое отделение, где мой диагноз полностью подтвердился.
Следующим вызовом была попытка с***цида мужчиной двадцати семи лет.
У подъезда нас встречала женщина с интеллигентной внешностью:
– Здравствуйте! Я специально вышла, чтоб при нём не разговаривать.
– А вы кем ему приходитесь?
– Мать. Давайте я по порядку всё расскажу. Он уже вторую неделю какой-то непонятный. Испуганный, потерянный. И знаете, у него такой вид, как будто с кем-то ведёт внутренний диалог. Мы пытались с ним поговорить откровенно, узнать, что произошло, а он какими-то намёками, обрывками отвечает. В общем, ничего непонятно.
– Ну а сегодня что случилось?
– Мы с мужем утром ходили в стоматологию, вернулись, он в ванну зашёл, и тут же выскочил оттуда. Говорит: «Маша, иди смотри, Тёмка петлю приготовил! Наверно, повеситься хотел!» Мы сразу давай расспрашивать, мол, Артём, скажи, это что значит? Что ты задумал? А он ухмыльнулся и говорит: «Ну вы же сами всё знаете и понимаете. Вы всё подстроили, а теперь прикидываетесь». Короче говоря, ничего непонятно.
– А раньше у него были какие-то странности?
– Ой, какой больной вопрос вы задали… Были, конечно. Он с детства не такой, как все. Замкнутый, необщительный, подозрительный. Со сверстниками отношения никогда не складывались. Мы надеялись, что постарше будет и всё наладится. А вот видите, как получилось… Обзаводиться своей семьёй не хочет, даже и не думает об этом. Работать не может, потому что ни с каким коллективом не уживается. В общем, из маленького ребёнка вырос большой ребёнок. Так вот и нянчимся. Я вас очень прошу, увезите его в больницу! Иначе он точно чего-нибудь натворит. Может, подлечат его.
Больной, невысокий, худенький, выглядел намного моложе своих лет и был похож на мальчишку-подростка. Он сидел за письменным столом, усыпанным небольшими камушками, перебирая их и внимательно разглядывая.
– Здравствуйте, Артём! Чем занимаетесь?
– Коллекцию пересматриваю, – тихо ответил он, не отрывая взгляда от камней и не проявляя к нам абсолютно никакого интереса.
– Ваша коллекция как-то систематизирована, например, по видам минералов?
– Ну как… У меня своя система, я не знаю, как вам объяснить. Я с детства их собираю и названиями не интересуюсь. Например, я вижу камушек и чувствую: ага, от него позитив исходит, значит, беру.
– Всё ясно. А как вы думаете, зачем мы к вам приехали?
– Не знаю, низачем.
– Ладно, тогда спрошу напрямую: для чего вы приготовили петлю?
– Для того, чтоб повеситься, – сказал он так просто, будто собирался всего лишь зубы почистить.
– А почему вы хотели с жизнью расстаться? Что произошло?
– Ничего не происходило. Просто вот тут верёвка лежала, а это означает, что я должен повеситься.
– Артём, но ведь верёвку можно и для других целей использовать. Например, бельё повесить.
– Ну вы же сами сказали, что верёвку используют, чтобы вешать. А вешать и вешаться – какая разница?
– Всё, проехали. Артём, а у вас в голове происходит что-то необычное?
– У меня то пусто совсем, ни одной мысли нет, а то сразу много. Если я их все не передумаю, они мне мозг взорвут.
– А в голове ничего постороннего нет? Например, чужих мыслей или разговоров?
– Мне чего-то говорят, но сразу память стирают, и я не помню, что сказали.
– Артём, а говорят где, в голове или снаружи?
– Не, всё в голове.
– А к окружающим людям как вы относитесь? Я имею в виду не родителей, а чужих людей.
– Я бы их всех поубивал.
– И за что же?
– За то, что шепчутся обо мне. Иду по улице, а они смотрят друг на друга и меня обсуждают. Это же неправильно. Хочешь что-то сказать, скажи мне в глаза. Крысы, блин…
– Артём, в голове у вас ужасный беспорядок. Сам по себе он не пройдёт, тут нужно лечение. Поэтому собирайтесь, и поедем в больницу.
– Там народу много…
– Главное – начать лечение. Когда в голове всё наладится, то, поверьте, никакой народ вам будет нестрашен.
Артёма мы благополучно увезли в психиатрическую больницу. По всей видимости, здесь речь идёт о дебюте шизофрении. О её конкретных форме и типе пока сказать нечего, поскольку данных для этого нет и появятся они ещё очень нескоро. Шизофрения у Артёма вызрела на благодатной почве. Здесь имеются в виду его замкнутость, нелюдимость, враждебное и недоверчивое отношение к окружающим. Кроме того, обращает на себя внимание странное коллекционирование камней. Точнее, его странный принцип, в основе которого лежит исходящий от камней позитив.
У Артёма имелись характерные нарушения мышления: пустота в голове сменялась невыносимым наплывом мыслей. Он очень ярко продемонстрировал паралогичность, то есть неправильную, «кривую» логику. Примером является его умозаключение о том, что раз на глаза попалась верёвка, то значит нужно повеситься. Готовясь к с***циду, он руководствовался не какими-то внутренними душевными причинами, а всего лишь формальным ложным поводом.
