Волчье счастье (СИ) - Коньетти Паоло

Тут он бросил взгляд на чучело тетерева. Он поставил чашку на стол, снял чучело с полки и вышел на залитую солнцем улицу. Туристы возвращались с прогулки, дети играли на поле среди стогов сена. В руке у Санторсо был молоток, с которым он еще вполне мог управиться. Он прибил тетерева к лиственнице напротив дома. Потом вернулся в дом и вышел на балкон, чтобы оценить свою работу, — снова с чашкой джина и с табаком. Ты свободен, тетерев, лети прочь, сразись с соперником из соседней долины, подыщи себе славную курочку и заведи с ней целый выводок цыплят. Непонятно, почему ни разу за тридцать лет ему не приходило в голову освободить тетерева. Он поступил правильно, посадив его на ветку лиственницы. Ниже по склону, на лужайке, прогуливались блондинки в кофточках без рукава. Куда они идут, даже не поздоровавшись с ним? Если бы не блондинки, ему бы не пришла в голову эта мысль. А вот и нет, подумал он, какая уж там свобода. Ты ведь прибит к ветке. В точности как этот старик.

Санторсо зашел в хлев и вернулся оттуда с ружьем двенадцатого калибра. Два ствола, патроны на месте. Ну-ка, посмотрим, гожусь ли я еще на что-нибудь, подумал он, разминая пальцы правой руки. Эй, ты, тетерев, помнишь это ружье? Это ведь то самое, которое выстрелило тогда. Он сжал рукоять, прицелился, закрыв глаз — так, чтобы два тетерева превратились в одного. Указательный палец левой руки был там, где ему положено. Бом! — вылетела пуля двенадцатого калибра. Бом! Звук двух выстрелов посреди августовского дня долетел даже до Тре-Вилладжи. Испуганные матери поспешно уводили детей по домам.

29. Камни

После Успения Богоматери в «Квинтино Селла» пришли две женщины. Они договорились с инструктором, чтобы он проводил их к приюту, и шли медленно — подъем занял все утро и значительную часть дня. Они не собирались покорять вершины, им достаточно было дойти до «Квинтино Селла»: здесь они попрощались с инструктором, который поспешил к фуникулеру, чтобы успеть спуститься до закрытия, и пошли устраиваться в комнате. Прежде чем приехать, они позвонили в приют и спросили, есть ли комнаты для двух человек, с ванной, — на кухне от души посмеялись над этим вопросом. В конце концов женщины согласились на двухъярусную кровать, постелили себе постель и спустились в кафе выпить чая, одна из них — с седыми волосами и в свитере с круглым вырезом, другая, обхватившая ладонями чашку чая, чтобы согреться, — светловолосая, в сережках, которые выглядели нелепо в сочетании с резиновыми шлепанцами. Сильвия сразу их приметила. Кто они? — подумала она. И, зевнув, повязала передник и сказала:

Привет, Пятница.

Привет, Лесная.

Что сегодня на ужин?

Паста с томатным соусом или суп из зелени. На второе тушеное мясо с пюре или шпинатная запеканка.

А когда ты приготовишь нам дал бхат [19]?

В сентябре!

Как и все остальное, в сентябре, да?

Приют был переполнен, ужинали в два захода — в половине седьмого и в половине восьмого, и Сильвия работала без передышки до девяти. Наконец альпинисты наелись, и суета на кухне улеглась. Кто-то вышел полюбоваться ледником и звездным небом, другие играли в карты и пили чай, а несколько человек проверяли снаряжение к завтрашнему дню. Сильвия снова обратила внимание на двух женщин: Дюфур сидел вместе с ними за столом и что-то объяснял с помощью карты.

Сильвии еще не доводилось видеть, чтобы он садился к кому-то за стол, кроме инструкторов. Кто эти женщины? Та, что с седыми волосами, казалась более вовлеченной в беседу. Блондинка рассеянно листала журнал посещений, глаза у нее были красные. Наконец Сильвия все поняла. С того дня прошел целый месяц, сотни или, может быть, тысячи альпинистов побывали здесь, и она знала, что в журнале посещений та женщина не обнаружит ничего, ведь человек, погибший на Касторе, не оставил там своей подписи. Некоторые исписывают целые страницы, а другие, наоборот, хранят молчание, словно не хотят никого беспокоить. Сильвия убрала со столов посуду и подготовила все к завтраку, а Дюфур продолжал разговаривать с женщинами; потом настало время выключать генератор и ложиться спать.

Блондинка — его жена, сказала Арианна, когда они поднялись к себе в комнату. Та, что с седыми волосами, ее подруга.

Так всегда происходит, когда в горах умирает человек?

Почти всегда. Спустя некоторое время сюда приходят жена или дети. Гораздо печальнее, когда являются родители.

Он молодчина, твой отец.

Ему пришлось научиться правильно обращаться с ними.

Когда умерла мама, к нам пришел священник. Но я не захотела видеть его.

Она ходила в церковь?

Терпеть не могла ее. Говорила, что церковь коварна.

Тогда ты правильно поступила.

Настало спокойное, ясное августовское утро, давление держалось высокое. Ветра не было, и ледник даже перестал казаться чем-то неземным. Две женщины позавтракали и вышли посмотреть на вершины и на связки альпинистов вдалеке. Жена погибшего обошла вокруг приюта и стала разглядывать старую хижину и бронзовые таблички на ней, птиц и тибетские флажки, она словно искала что-то и не находила. Ее подруга сидела на солнечной скамейке. Сильвия вышла из туалета с ведром и тряпкой в руках.

Привет, сказала женщина с седыми волосами.

Здравствуйте.

До чего великолепный вид.

Это правда.

А что это светится там, внизу?

Говорят, это какая-то фабрика в Новаре. Она всегда светится в эти утренние часы. Если бы не туман, чуть ниже можно было бы увидеть Милан.

Милан?

Сильвия поставила ведро на землю и указала туда, где был Милан. Теперь она знала, что производит впечатление на людей — на тех, кто смотрит вверх, и тех, кто смотрит вниз.

Видите горы внизу? Та, что стоит обособленно от остальных, — Монвизо, за ней Турин. А вон та голубая полоса — это не туман, а Лигурийские Апеннины. За ними море.

Море.

Странно думать о море здесь, в горах, верно?

Женщина внимательно посмотрела на нее. Кажется, она только сейчас осознала, что говорит с девушкой — с человеком, а не официанткой. Такое уже случалось с Сильвией. Целый вечер она обслуживала посетителей, и они даже не видели ее, она была лишь официанткой, которая подносит блюда, а потом вдруг одно-единственное слово или жест заставляли их увидеть ее в ином свете.

Сколько тебе лет?

Почти двадцать восемь.

Ты давно здесь работаешь?

С июля. Это мое первое лето в горах.

Ты смелая.

Сильвия взяла ведро. И посмеялась про себя. Да, нужно быть смелой, чтобы пойти убирать туалет после того, как там побывали сто двадцать альпинистов, у большинства из которых расстройство живота. Сперва она действительно так думала, пока к ней не пришло иное понимание жизни.

Подошла вторая женщина, и беседа сама собой оборвалась. На женщине были темные очки, которые высоко в горах очень кстати и подчеркивали траур. Сильвия собралась было идти, но ее окликнула светловолосая женщина:

Извините.

Да?

Никак не пойму, что это за груды камней. Они что-то означают?

Да и нет.

То есть?

Самую высокую сделал один непалец, который работает здесь. Это что-то вроде буддийской святыни, к ней прикрепляют флажки с мантрой.

Вот эти флажки с разорванной мантрой?

Да. То, что мантра разорвана, — в порядке вещей. Она развевается на ветру.

А что означают горки камней поменьше?

Их делают те, кто побывал здесь.

Интересно, зачем?

Сильвия пожала плечами. Иногда дни тянутся долго, ответила она. Может быть, они строят пирамиды из камней, чтобы убить время. А может, просто чтобы сказать: я тоже был тут.

Она поймала себя на том, что стала говорить в точности как Пасанг. Ей захотелось добавить что-нибудь, сказать этой женщине добрые слова. Но правда состояла в том, что она совсем не помнила ее мужа. Она попыталась вспомнить его, перебирая в памяти все лица, которые видела в тот вечер, однако на следующий день появились другие лица, и смерть в горах забылась — обычная вещь. Происходили другие несчастные случаи, обстоятельства которых были более причудливыми, и то, что человек сорвался с обрыва в туман, быстро стерлось из памяти.