Лето в пионерском галстуке - Сильванова Катерина

Весло ударилось о дно — глубина в этом месте была небольшой. Юрка развернул лодку и направил её аккурат в камыши.

— Ты чего делаешь? — удивлённо спросил Володя.

— Всё в порядке. Помоги мне. Раздвинь камыши перед носом, только не порежься.

Лодка прочесала дном по отмели, прошла сквозь заросли, и взору ребят открылась небольшая заводь, густо покрытая ряской и кувшинками. Течение сюда не заворачивало, и вода застаивалась, давая водной флоре разрастаться. Вёсла путались, Юрке то и дело приходилось их доставать и снимать налипшие куски осклизлых водорослей. Но он знал это место и знал, зачем привёз сюда Володю. Оно того стоило, несмотря даже на специфический запах заболоченной воды и тучи жужжащей мошкары.

По поверхности воды сновали водомерки, из камышей раздавалось надрывное кваканье, а некоторые особенно наглые лягушки расселись прямо на восковых листьях кувшинок, наблюдая за проплывающей мимо лодкой. Кувшинки тут были жёлтыми, такие везде встречаются, и Юрка внимательно всматривался вдаль, обшаривая заводь взглядом.

— Смотри, цапля! — крикнул он, махнув рукой в сторону заросшего густым камышом берега.

— Где? — Володя ткнул пальцем в переносицу и прищурился, глядя в указанном направлении.

— Да вон же она, — Юрка ткнул пальцем в камыши, но сообразил, что Володя, как ни напрягается, не видит. — Маскируется хорошо, зараза, от камышей почти не отличить. — Юрка схватил его руку, навёл на стену бурых растений, откуда торчал длинный клюв, и скомандовал: — Палец вытяни!

Володя послушно вытянул палец, и Юрка окончательно скорректировал направление.

— А… Вон, вижу! — воскликнул Володя радостно. — Ух ты!

— Что, никогда не видел раньше?

Он покачал головой:

— Не-а. Какая забавная, на одной ноге стоит! Притворяется, что её тут и нет вовсе.

Володя следил за цаплей, а Юрка поймал себя на мысли, что всё еще держит его руку и отпускать совсем не хочет… Впрочем, и Володя руку не убирал… Но разомкнуть пальцы всё же пришлось, чтобы снова взять вёсла и направить лодку ближе к берегу.

— Приехали, — объявил он. — Смотри, какая тут есть красота.

Володя оглянулся по сторонам, непонимающе посмотрел на Юрку, а тот кивнул на воду. Он развернул лодку поперек заводи, бросил вёсла и расслабился, разминая плечи.

Повсюду, куда ни глянь, на воде качались белые цветы. Десятки крупных белоснежных кувшинок с густо-жёлтой, точно яичная, сердцевиной, плавали посреди тёмно-зеленых лопухов-листьев, а над ними то замирали, то стремительно пролетали перламутрово-голубые стрекозы.

Володя любовался заводью, его взгляд то замирал на цветах, то устремлялся за насекомыми, то искал среди листьев лягушек. А Юрка любовался им. Завороженно наблюдая за нежной улыбкой, которая блуждала на его губах, Юрка готов был хоть сто раз грести сюда против течения и терпеть жалящую мошкару, лишь бы хотя бы ещё один раз увидеть такое же восхищение в его взгляде.

— Речные лилии! Как здорово! — Володя перегнулся через край и пальцами коснулся белых лепестков — так нежно и трепетно, будто трогал нечто хрупкое и драгоценное. — Как их много… Они прекрасны. Будто из сказки о Дюймовочке.

Юрка вскочил со своего места, лодка под ним опасно качнулась.

— Давай сорвём одну? — предложил он. Потянулся к цветку, взял его под соцветие и собирался дёрнуть, но Володя шлёпнул его по запястью.

— Ну-ка перестань! Ты вообще знаешь, что эти цветы занесены в «Красную книгу»?

Юрка испуганно моргнул, уставился ему в лицо.

— Вот поэтому ты и искал их так долго, — нравоучительно продолжил Володя. — Плавают всякие, обрывают, а потом такие кувшинки оказываются вымирающим видом! А смысла в этом, между прочим, никакого нет! Это же лилии — водные растения, только вытащи их из воды, мгновенно вянут. Прямо у тебя в руке сжимаются и умирают. Их не получится держать в горшке или в вазе, как какие-нибудь розы.

— Ладно, ладно, — Юрка примирительно выставил руки перед собой, как бы показывая, что вот они — пустые, ничего не сорвали и не погубили. — Я просто хотел оставить тебе… на память.

— Я и так их запомню. Спасибо. Это на самом деле стоило того, чтобы плыть сюда.

Любуясь цветами, они посидели ещё немного. Юрка слушал кваканье лягушек, жужжание перламутровых стрекоз и думал о том, что ужасно устал жить в тишине. Не внешней, разумеется, а внутренней. Но, несмотря на печальные мысли, здесь ему было до того спокойно и легко, что хотелось остаться до самого вечера, но Володя взглянул на наручные часы и забеспокоился:

— Уже час прошёл, наверное, не успеем сегодня к барельефу?

— Доплыть доплывём, но от берега до барельефа прилично топать…

— Жаль… — грустно вздохнул он. — Тогда что, сразу обратно?

— Это уж как хотите, у нас есть ещё полчаса до горна.

— Тогда давай посидим в теньке хотя бы десять минут? Вон там, у берега есть, видишь?

— Вижу, — угрюмо кивнул Юрка. Он и сам хотел бы охладиться, от жары всё тело горело изнутри. — Но если поплывём туда, мы лилии повредим…

Юрка ожидал, что Володя покорится судьбе, а вернее — жаре, и велит плыть обратно, но тот вдруг воспрянул духом и воскликнул, сверкая горящими глазами:

— Юр, а давай искупнёмся? Тут есть где? Река же, должно быть…

Юрка задумался. Кажется, вон там за поворотом было местечко. Пляж — громко сказано, но лодку пришвартовать можно. Одна проблема — у него не было с собой плавок.

— Мне не в чем, Володь. Плавки в отряде, а трусы… — Юрка замялся. Семейники… Намочить их значило насквозь промочить шорты. — Ну… не голышом же в шорты потом.

— Зачем голышом в шорты, если можно голышом в реку? — подмигнул Володя, в предвкушении расстёгивая рубашку, хотя ребята ещё не двинулись с места. — А что? Ни одной девчонки за километр, никто не увидит.

— Резонно, — признал Юрка и повернул лодку в сторону пляжика.

Но всё-таки он растерялся. Раздеться… Нет, в действительности и правда ничего такого в этом не было, мальчики же. Юрка сто раз купался нагишом. И не только купался — и в душ ходил, и в раздевалку, и никогда при этом не стеснялся перед товарищами. Но то товарищи, а то — Володя, это совсем другое. Впервые в жизни такое — другое.

Но нет, он ничуть не стеснялся. Несмотря на все эти рассказы про религиозные традиции и кажущийся непристойным Володин интерес, стыдно не было, было до онемения волнительно. Но отказаться? Ну уж нет!

Юрка кивнул. Но, помня вчерашний конфуз, отвернулся, когда Володя стал раздеваться, а сам снял одежду, только когда тот нырнул.

Окунувшись с головой и вынырнув, Юрка едва успел протереть глаза, как Володя рванул на другой берег и уже почти что его достиг. Он бил по воде так сильно, что брызги фонтаном взлетали из-под рук и, переливаясь в солнечных лучах, появлялись и тут же исчезали маленькие радуги. «Вот это брасс! Бодрый, резвый, мне бы так уметь!» — позавидовал Юрка, и его взгляд упал на Володины плечи. Сама собой возникла полная искреннего восхищения мысль — он вроде худой, а какие блестящие и сильные у него плечи!

Юрка так и стоял в тёплой, как парное молоко, воде. Не шевелясь, любуясь тем, как Володя плывет, как грациозно и естественно он выглядит — такой свободный, такой раскрепощенный. Смотрел, как Володя остановился, снял и сжал в кулаке очки, нырнул, и над водою на одну секунду показалось неприкрытое тканью то, чем вчера утром залюбовался Юрка. Одно мгновение, он и разглядеть ничего не успел, но к горлу пробрался ком, а тело свело приятной, каких ещё никогда не было, судорогой. Юрка окоченел.

И тут осознание всего, что происходит с ним, рухнуло на голову и пригвоздило ноги ко дну. Осознание столь чистое и простое, что ошарашило Юрку — как же он раньше не догадался и почему только сейчас нашёл этот единственный ответ на миллион вопросов сразу? Он же так прост! Ведь кто ему Володя? Друг. Конечно же, друг. Такой, при мыслях о котором сладко засыпать и радостно просыпаться. Тот, на кого так приятно смотреть, тот, от кого взгляда не отвести, любуешься им и любуешься. Самый красивый человек на свете, самый добрый и самый умный, во всём — самый. Тот, с кем интересно даже молчать — такой Володя ему друг. Друг, который «нравится» в том странном, глупом, общепринятом смысле.