Общество самоубийц - Хэн Рэйчел

— К этому вкусу нужно привыкнуть, — задумчиво сказала она наконец. — Попробуйте еще раз. Если хотите.

Лия подумала про пуговицу на блузке и про отца. Потом она снова взяла нож и вилку и, отрезав на этот раз кусочек побольше, размером с почтовую марку, быстро, чтобы не дать себе времени на сомнения, положила его в рот. И заставила себя жевать.

— М-м-м, — произнесла она, на мгновение прикрыв глаза и громко вздохнув — так ел Мануэль. Лия постаралась вытряхнуть из головы мысли про триглицериды, липопротеины, канцерогены и консерванты, укорачивающие длину теломер. «Думай о долгосрочных перспективах! — велела она себе. — Чего стоят несколько лет жизни, если получится закрыть Общество и спасти отца. Ты станешь бессмертной!»

— Ей нравится! — в восторге воскликнул Мануэль.

Миссис Джекман долго смотрела на Лию, не моргая, а потом все-таки улыбнулась.

— Рада, что вам понравилось, — сказала она и вернулась к своей тарелке.

Испытание Лия прошла. Но она все равно заставила себя продолжать есть, задерживая дыхание каждый раз, когда приходилось глотать.

— Так вы знаете Джорджа? — поинтересовалась Лия у Мануэля, одолев часть отравы.

— Старый добрый Джордж. Имел такое удовольствие, м-да, к несчастью. Пару лет назад, когда меня впервые записали, — он продолжил театральным шепотом, — в антисанкционники! — мужчина драматически поскрежетал зубами, потом подцепил еще кусочек фуа-гра, отправил его в рот и прикрыл глаза.

Окружающие посмеивались, попивая свои напитки.

— Ой, Мануэль, ты просто ужасен, перестань. Не дразни новенькую.

— И что было дальше? — сказала Лия, тоже улыбаясь, чтобы не отставать от компании. — Как вы добились, чтобы вас вычеркнули из Списка?

— Вычеркнули из Списка! — Мануэль расхохотался. — Да вы юмористка! Ха-ха-ха! С вами не соскучишься!

Отсмеявшись, он увидел, что Лия все еще смотрит на него и ждет ответа. Мужчина помрачнел и слегка нахмурился.

— А почему вы спрашиваете? — поинтересовался он. — Хотите, чтобы вас вычеркнули?

— Да нет, — Лия поспешно мотнула головой, — мне все равно. Я просто не хочу больше ходить в эту дурацкую группу.

— А вы подумайте как следует, — Мануэль снова повеселел. — Если вы перестанете туда ходить, что они вам сделают? Лишат процедур по продлению жизни? Сократят ваш срок? Позволят вам умереть?

Все остальные затихли, наблюдая за Мануэлем и Лией.

— А разве не этого мы все на самом деле хотим? Разве не этого вы хотите?

Чтобы избежать необходимости отвечать, Лия поскорее положила в рот еще кусочек фуа-гра. Его вкус уже не казался ей таким ужасным. Лия, сказав себе, что теперь знает, чего ей ждать, успела приготовиться и проконтролировала рвотный рефлекс. Это оказалось не так и сложно. А вот когда очередь дошла до жареного мяса, Лия, отрезав себе кусочек, а потом еще один, почувствовала, как у нее во рту скапливается слюна. Это было уже знакомое ей предвкушение. Это было желание.

Лия посетила еще несколько встреч. Завязала приятельские отношения с несколькими членами Общества, особенно теплые — с Мануэлем; по тому, как все прислушивались к мнению этого мужчины, заметно было, что роль его в организации довольно велика. Со временем Лия поняла, что в тот вечер попала на обед для основных, доверенных участников Общества. Правда, она понятия не имела, просто терялась в догадках, почему Анья ее туда пригласила.

Лия продолжала общаться с Аньей как в Обществе, так и на встречах «Восстанавливаемся вместе», но вернуться к прежним отношениям не получалось — после той давней вечеринки между ними явно пробежала черная кошка.

Постепенно Лию начали вовлекать в работу Общества. Любая достаточно большая разветвленная организация не может обойтись без логистики, и Лии стали давать поручения по этой части — простые базовые вещи, иногда настолько простые, что это ее откровенно бесило. Но после изгнания из офиса Цзяна Лии требовалось чем-то заполнить длинные пустые дни, и потому она охотно двигала стулья перед встречами, распечатывала листовки, договаривалась об угощении. Она повсюду ходила со своей шпионской камерой и снимала перестановку мебели, обрывки разговоров, иногда счета. Но ей никак не попадалась информация, которую можно было бы принести Джи Кею, — ничего подобного тому, что произошло на вечеринке, не повторялось. Лия злилась и в то же время испытывала некоторое облегчение.

Постепенно она познакомилась со многими членами Общества и начала осторожно выяснять, зачем они вступили в эту организацию. Ответы звучали разнообразные. Кто-то хотел избежать даже малейшего шанса попасть в ловушку бессмертия. Кто-то, заглянув в наводящие ужас зрачки вечной жизни, пришел к мысли, что должен сам избрать свою смерть. Кто-то хотел заявить о себе. А кто-то — поэты, мученики, идеалисты, люди принципа — верил, что борется за идею, за фундаментальные права человека. «Они-то и есть главные эгоисты. Вроде отца», — решила Лия.

Жизнь ее стала напоминать какой-то странный сон.

На следующем сеансе ухода Джесси не спрашивала Лию ни про Наблюдателей, ни про человека, который в прошлый раз взбудоражил всю клинику, — вообще ни о чем, имеющем отношение к жизни Лии. Ее интересовали только практические моменты, связанные с телом Лии. Лия подумала, не спросить ли Джесси про Третью волну, но та вела себя так непроницаемо-профессионально и так быстро и деловито двигалась, что ясно было — задавать вопросы нет смысла.

Теперь жизнь Лии определял размеренный ритм встреч в Обществе и в «Восстанавливаемся вместе», и в этом наблюдалась некая симметрия. С точки зрения Лии, эти группы представляли собой две стороны одной медали. Теперь она составила план действий и не думала ни о чем, кроме его исполнения. Жить таким образом оказалось на удивление спокойно. Цзян не нависал над ней, действуя на нервы, Натали не воровала у нее клиентов, пытаясь подсидеть на службе, Тодд не ходил за ней по квартире, заглядывая ей в глаза с вялым оптимизмом и ничего не понимая. Пока они жили вместе, Лия и не догадывалась, насколько этот человек ее утомляет.

Вероятно, размеренность существования была тому виной, но, когда Мануэль позвонил Лии и предложил принять участие в том, чего она, по идее, ждала все это время, ее, к собственному удивлению, что-то кольнуло. Нет, сказала она себе твердо, это ни в коем случае не сожаление — она просто чувствует напряжение, потому что наступил ключевой момент. Теперь у нее появится материал, который ей нужен, чтобы вернуть свою жизнь в прежнее русло. Лия раздавила непрошеную эмоцию, растоптала ее усилием воли и сказала Мануэлю, что, конечно, придет.

Глава двадцать девятая

Камера, которую выдали Лии в Обществе, оказалась тяжелой — тяжелее, чем она ожидала. Для проведения съемки требовалось задействовать обе руки, поэтому камеру нужно было держать на плече или поставить на специальный штатив. Вид у аппарата был пугающий, но в Обществе Лии объяснили, что пользоваться ею не очень сложно. Их постоянный оператор, Йонас, тоже так начинал в свое время — пришлось кого-то подменить, и он впервые взял в руки камеру. Йонас прекрасно справился с задачей — так хорошо, что, когда подошла очередь его предшественника, стал постоянным оператором Общества. Лия не стала уточнять, что случилось с Йонасом, просто выслушала указания: когда включить камеру, куда нацелить, на какие кнопки нажимать, чтобы транслировать видео в сеть, и прочее.

Инструктировал ее мужчина с нервным лицом и мягким голосом. Руки у него были изящные, как у стоматолога или нейрохирурга, а выглядел он не хуже оператора или другого специалиста с приличной работой. Но за последние несколько месяцев Лия привыкла, что все члены Общества выглядят как люди с приличной работой, в том числе и она сама. Рассказывал инструктор неторопливо, словно ребенку, подробно объяснил, как функционирует кнопка записи, в чем разница между паузой и остановкой. Он не знал, что из-под второй пуговицы сверху на Лииной блузке выглядывает объектив и все, что он говорит, записывает ее собственная камера, спрятанная в одежде.