В субботу, когда была гроза - Глазер Мартине

– Просто? У нее не было выбора.

– Кас, всегда есть из чего выбирать. Именно поэтому жизнь настолько сложная штука.

– Но она поверила тетушкам!

Хуго пожал плечами.

– Она знала, какой стервой была Элизабет. Знала, что ее отец был против ребенка. Верить кому-то – это тоже выбор. Да и… сколько ей было лет? Уж точно больше двадцати?

Касси ничего не ответила. Она смотрела на воду, на волны, которые приходили и уходили. Мимо пробежал пес с палкой в зубах.

– А мама? – сказала Касси дрожащим голосом. – По-твоему, быть несчастной – это тоже ее собственный выбор?

Хуго мягко провел рукой по ее огненно-рыжим волосам.

– Додо, я не хотел тебя расстраивать, извини.

– Просто ответь на вопрос.

Он посмотрел на часы, глубоко вдохнул, выдохнул и сказал:

– У твоей мамы было непростое детство, это оставляет следы, глубокие следы. Но в какой-то момент все мы вырастаем. Тогда мы перестаем зависеть от окружающих нас взрослых и начинаем делать свой выбор. Это касается всех, твоей мамы в том числе. Есть разные способы жить дальше после того, как в твоей жизни случилось большое горе.

– Муса тоже что-то такое говорил.

– Муса мудрый человек.

– Оба тоже так считает.

Хуго засмеялся:

– Ага, значит, я в хорошей компании.

Он вдруг снова стал серьезным.

– Муса – это живое доказательство того, что можно жить, испытав самое страшное в жизни, но, возможно, ему в какой-то степени было проще, так как он пережил это все в сознательном возрасте. У маленьких детей еще нет тех слов, которыми они могли бы описать свой страх и свою грусть. Я думаю, что потом, когда ты становишься взрослым, очень трудно понять, откуда и почему у тебя снова и снова появляется это тяжелое чувство.

– Она сказала, что в клинике они много говорили об этом. Что у нее внутри есть пустота, которую она до сих пор пытается чем-то заполнить.

Хуго долго не отвечал.

– А ты, кстати, еще любишь ее? – вдруг вырвалось у Касси.

– Когда у нее хорошее настроение, она очень приятный человек, – тактично ответил Хуго. Он опять вздохнул и посмотрел на нее с улыбкой: – К слову, о выборе и тому подобном: ты отважно сражалась последние несколько месяцев, просто героически. Я горжусь тобой, Додо. Ты взяла курс на то, чтобы стать взрослой.

Очевидно, это был комплимент, но Касси ему не обрадовалась.

Стать взрослой… По ощущениям, это было чем-то неприятным, чем-то невыносимо тяжелым.

– Но я не хочу, вот совсем, – сказала она с грустью в голосе. – Я как раз таки надеялась, что…

Да, на что, собственно? Она молча пожала плечами.

Хуго кивнул, как будто понял, что она имела в виду.

– Две женщины будут заботиться о тебе, решать все проблемы, а ты будешь жить припеваючи. Немножко уроков, немножко пообжиматься с Диджеем…

Касси расхохоталась:

– Пообжиматься! Это что еще за слово такое?

Он опять погладил ее по голове своей большой ладонью:

– Ой, как будто ты не знаешь.

Хуго неловко поднялся на ноги.

– Как бы мне ни было жаль, Кас, мне пора. Муниципальных советников нельзя заставлять ждать. И еще: ничто не дает столько свободы, как быть взрослым.

– И что это значит – быть взрослым?

– Боже, Кас, я не могу объяснить это за одну минуту.

Он стряхнул песок с брюк, посмотрел на море и произнес на одном дыхании:

– Знать себя и свои эмоции, брать ответственность за свои поступки, никогда не забывать, что выбор есть всегда, не исключать трудный выбор… Вот что это, по-моему. Подумай, может, тебе что-нибудь из этого понравится.

Не вставая с места, Касси посмотрела вверх. На фоне голубого неба Хуго казался настоящим великаном.

– Ты точно не поедешь со мной на машине?

– Нет, сяду на автобус.

– Хорошо, это твой выбор.

Она внезапно вскочила и обняла его.

– Спасибо. Хорошо посидели мы с тобой.

Она смотрела, как он, держа в каждой руке по туфле, бодро шагал по рыхлому песку мимо пляжных павильонов в сторону бетонных ступеней, ведущих на набережную. На лестнице он еще раз обернулся и помахал рукой, как будто знал, что она провожает его взглядом.

Она помахала в ответ, села и еще некоторое время любовалась безбрежной гладью воды перед собой. Покой, синева. Волны приближались и откатывались назад, в одном ритме с ее дыханием.

Затем она встала. Ей предстояло проделать большой путь.

Через три с лишним часа Касси вышла из автобуса в Вирсе. Она зашла в закусочную, чтобы купить картошки-фри, и ухмыльнулась, увидев толстого босса и вспомнив его песенку. Справедливости ради стоило отметить, что картошка у него была отличная.

С удовольствием уминая картошку, она прошла через старый центр к аллее Борхерлан. Среди деревьев казалось, что сумерки окрасились в зеленый цвет. Вечерний воздух был прохладным и свежим, отовсюду пахло только что скошенной травой.

Касси внезапно остановилась. Возле теннисного корта, обращенный к ней лобовым стеклом, стоял белый фургон. Это было странно: на Борхерлан почти никогда не было машин, и уж точно здесь не останавливались такие старые фургоны. Тут у каждого была своя дорожка, ведущая к дому, и по меньшей мере один гараж.

Вдалеке виднелись два велосипедиста, которые ехали в ее сторону, так что Касси была здесь не совсем одна. И все же она решила идти поближе к деревьям, где ее не так легко могли заметить.

Подойдя ближе, Касси увидела, что в машине кто-то есть. По темному силуэту она поняла, что это мужчина. Он сидел совершенно неподвижно и пристально смотрел вправо, туда, где росли деревья, за которыми прятался теннисный корт Де Баккера. Мужчина вдруг пошевелился. Дверца открылась, он выпрыгнул из кабины и настежь раскрыл двери фургона.

Недалеко от фургона появилась еще одна фигура. Второй мужчина шел по ведущей к теннисному корту дороге, катя велосипед. Рама ярко блестела в лучах вечернего солнца.

Касси быстро спряталась за большим деревом.

– Этот просто шикарный, – послышался голос, который Касси узнала бы из тысячи. – Лучше сразу увези его в Германию.

– Давай-ка вопросы сбыта оставим нам, парень, – прогремел первый басом. Он схватил велосипед и легко закинул его в фургон. Затем он достал что-то из кармана. «Бумажник», – подумала Касси. Пока он стоял, наклонив голову, и делал что-то непонятное – наверное, считал деньги, Касси навела на них телефон. Камера сфокусировалась. Раз снимок, еще один.

Фургон уехал прочь, а Эдвин растворился между деревьями. Сердце у Касси колотилось как бешеное, она повторяла номер машины, чтобы не забыть, и звонила Диджею.

– Привет, рыжик. Спасибо, что помнишь.

Касси улыбнулась.

– Кажется, я знаю, куда подевался «Пинарелло» Хидде.

Она в двух словах рассказала ему об увиденном.

– Так, я звоню Грейт.

Через две минуты Диджей перезвонил.

– В общем, далеко он не уйдет. На всех выездах стоят патрульные, как сказала Грейт. У тебя все в порядке?

– Лучше и быть не может. Оба, ну, ты помнишь ее…

– Да, из поместья Борхерхоф.

– Да… Так вот, она моя бабушка.

– Ага, тогда ты у нас Красная Шапочка, а я серый волк.

Касси засмеялась:

– Да нет же, правда… К твоему сведению, я несколько недель считала, что моя бабушка – Марьян Стру.

– И с чего ты это решила? Неужели ты думала, что Хидде – твой папа?

– Хидде? – удивленно переспросила Касси. – Он-то тут при чем?

– Ну, Хидде ведь сын Марьян, – сказал Диджей так, будто это было самой обыкновенной вещью на свете.

Касси чуть не упала от изумления:

– Правда, что ли?

– Ну да, это же все знают.

– Я вот не знала, – ответила она, все еще пребывая в недоумении. – Да уж! Если бы я знала! Я ночами не спала, думая о том, что Стру – мой дедушка.

Она услышала в телефоне хихиканье Диджея.

– Спросила бы у меня, я знаю все здешние семейные тайны… Ну, кроме твоей, получается, – добавил он после небольшой паузы. – Надо же, Касси – потомок таинственной Якобы ван Хасселт. Можно я в субботу возьму у тебя интервью для «Кто и что в Вирсе?»?