Сибирский папа - Терентьева Наталия

«Мария, открой дверь!» – появилось на экране монитора. Категорическое требование и далее – сердечки с букетами.

Ага, вот и Кащей проснулся и пошел устраивать свои дела, не дожидаясь, пока встанет Гена и начнет ему мешать. Как жестоко и четко моя голова это сформулировала. А у меня ведь вдруг что-то екнуло внутри… Что может ёкать по отношению к человеку, который мечется между тремя женщинами и даже не скрывает этого? Который просто взвился до потолка и никак не мог успокоиться, когда узнал, что я отказалась, не думая, от всех материальных благ, которые, наверное, мне причитаются после смерти Сергеева. Причем тут только он? Я не уверена, кстати, что я правильно сделала – я была в шоке в тот момент. В любом случае у Сергеева есть еще сын, и мне кажется, что ему точно нужна моя помощь. Сейчас утром, на трезвую голову, мне совершенно ясно, что эти два человека хотят сами распоряжаться всеми деньгами Сергеева, и Йорик им просто помеха. Со мной они расправились быстро, потому что я растерялась.

«Мария! Что за детские игрушки? Открой, мне нужно тебе кое-что сказать!..»

Стоит ли объяснять Кащею, что я уехала в дом отца? Мне не хотелось, чтобы он рванулся за мной. Хотя кто мне сказал, что он полезет туда, где опасно?

Я вышла на всякий случай не у самого дома, попросила шофера проехать мимо, увидела, что у ворот стоит какая-то невзрачненькая машина. А что делается за высоким забором, увидеть невозможно. Скорее всего, у Сергеева по всему периметру участка есть камеры – раз уж у него такая жизнь. Была такая жизнь. Не хочется мне думать, что он занимался чем-то противозаконным. Трудно, конечно, предположить, что в нашей стране сейчас можно заработать большие деньги честным образом… Но если производить что-то нужное… очень нужное… Хотя сам Сергеев смеялся, что то, что он продает, лучше даже и не производить.

Я присмотрела высокое дерево, большие ветки которого протягивались прямо к высокому забору. На него оказалось довольно легко залезть. Давненько я не залезала на деревья. Голова, как это часто бывает, совершенно некстати вдруг напомнила мне, как я маленькая любила сидеть на огромном дереве за нашим участком на даче, там так переплелись ветки, что получался целый домик, куда я приносила кукол с одеялками, а Вадик приходил ко мне «в гости». Стучался внизу, спрашивал, можно ли войти, залезал на ветку ниже, протягивал оттуда мне «гостинцы» – печенье, сладости. На самом деле я сама приглашала родителей приходить ко мне в гости, но приходил только Вадик, мама смеялась и отмахивалась, говорила, что она упадет с ветки, и что мы обе уже слишком большие для таких игр.

Мгновенно вспыхнувшая в голове картинка моего еще близкого и одновременно такого уже далекого детства исчезла, потому что где-то за забором раздался крик. Кричал ребенок, кричал громко и отчаянно: «Нет! Не-е-е-ет!..» И мне показалось, что это Йорик. Но ведь не мог же там появиться другой какой-то ребенок за один день.

Я быстро, без раздумий перелезла на самый край ветки, оттуда очень хорошо просматривалась территория поблизости. И еще отчетливо было видно, что по верху кирпичного забора идут три параллельных провода – так, что наступить на него невозможно никак. С той стороны у забора был низко постриженный газон и кусты с мелкими розовыми цветами. Я присмотрелась – шиповник? Да, похоже. Ну что ж. Главное, сгруппироваться и ничего не сломать от прыжка. И постараться не ободрать лицо, то есть прыгать как можно дальше. И – прыгать, а не падать. Этому меня когда-то учил Вадик. Если бежишь и сил больше нет, то надо бежать изо всех сил, а не тащить ноги. Заставлять себя отрываться от земли, чувствовать тот момент, когда ты на миг словно преодолеваешь гравитацию, и силой мысли заставлять свое тело бежать. И так же с лыжами. Если очень страшно ехать с горы на лыжах, оттолкнись сильнее, не позволяй силе инерции себя увлечь, не теряй власти над своим движением, и тогда ты не упадешь. Вот сейчас почти как на лыжах – когда страшно и ты знаешь, что тебя неотвратимо понесет, но ты должна устоять на ногах. «Давай, Мань, ты сможешь!» – как будто услышала я сейчас голос Вадика.

Я собралась с духом, проверила, что карман, в котором лежал телефон, закрыт, застегнула повыше молнию куртки и, преодолевая страх, который появился где-то в области солнечного сплетения и стал подниматься к горлу, прыгнула.

Наверное, я хорошо представила себе, как надо сгруппироваться, потому что я никогда раньше не прыгала с такой высоты, но приземлилась вполне удачно, на бок, почти не ударившись о землю и в нескольких сантиметрах от пышного колючего куста шиповника. Траву, судя по всему, недавно косили – жизнь продолжается, и садовник работает, хотя хозяев уже нет. Трава была скошена ровно-ровно, как низкий плотный ковер, и очень сильно и свежо пахла. Ближе к кустам осталось несколько маленьких голубых цветов и листья земляники. Если не косить так низко, то здесь будет лесная лужайка, с цветами и земляникой. Я стряхнула букашку, залезшую мне в рукав, и осторожно встала. Мне были видны окна. Я постаралась понять, какая же это часть большого особняка, какие окна могут сюда выходить.

Мои размышления прервал крик Йорика. Он снова крикнул «Нет!» и еще что-то, я не разобрала. Очень осторожно, пригибаясь, хотя если кто-то смотрел на меня из окна, это было совершенно бесполезно, я быстро пробежала ближе к дому. Крики раздавались, как мне показалось, с лужайки перед главным входом. Потому что в дом есть, как минимум, еще один вход. Если сюда смотрят камеры, и в них кто-то наблюдает, меня уже, конечно, засекли. Но раз уж я здесь, надо действовать осторожно и с умом.

С лужайки раздавались голоса. Мне показалось, или Йорик засмеялся? Дети – удивительные существа. Наверное, проснулся и за ночь все забыл. В детстве дни такие длинные, я помню это ощущение, когда к вечеру утренние события кажутся очень давними. Но раз он смеется, значит, по крайней мере, ничего плохого с ним пока не делают и никуда не отвозят, не прячут, в землю не закапывают. Все это я придумала вчера вечером просто со страха.

Я постояла за домом, прислушиваясь. Да, точно. Йорик смеется, похоже, играет с кем-то в мяч, потому что я слышала еще женский и мужской голоса. Кто-то кричал: «Лови!», «Мимо!», а Йорик радостно отвечал: «Да!» или разочарованно: «Не-е-ет!»

Такое веселье в доме, хозяева которого вчера трагически погибли, совсем еще молодые и полные жизни… Кто же, интересно, так развлекает Йорика? Женщина – гувернантка, а мужчина – один из тех «друзей» отца? А брат мой, конечно, тоже хорош… Ведь ему не три года… Я постаралась подавить мгновенно вспыхнувшее раздражение. Ребенок есть ребенок. Хотя дети тоже разные бывают. Кто-то котят поджигает и лягушкам глаза выкалывает, кто-то становился сыном полка в восемь лет… Ну Йорик Сергеев точно не сын полка, и не он в этом виноват. Ладно, мне-то что теперь делать? Я тоже молодец, такая взрослая, умная, самостоятельная, всё сама знаю…

Поскольку у меня точного плана действий на самом деле не было, теперь я совсем растерялась. Я-то думала – приеду, постараюсь найти Йорика, сниму хотя бы, что здесь происходит, если получится, заберу его, ведь не охраняют же его вооруженные люди, просто те двое решили его от меня оторвать, чтобы я не лезла в их дела. А то, что у них есть какой-то интерес, понятно. С чего бы вдруг они так завелись, подсовывали мне бумагу с отказом от наследства? Сегодня утром у меня в голове всё собралось в простую и ясную картину. Как только они узнали, что Сергеев и его жена погибли, они решили быстро, без всякого промедления прибрать к рукам всё, что было у Сергеева. Наверное, они видели какую-то схему, знали, как это сделать. Йорик в этом им не очень мешал, а я – очень. Тонкости мне не понятны, но в целом, скорей всего, так.

Веселье на площадке продолжалось, теперь еще и зазвучала музыка. Я знаю этот популярный мотив, на него даже снят смешной клип. Щенки идут по квартире, по мокрому полу, и по очереди падают, друг на друга. А за ними – пушистый кот, светло-бежевый, который съел больше всех. Он падает последним, накрывая собой всех щенят.