Сибирский папа - Терентьева Наталия

От этой беззаботной музыки, от несоответствия веселых криков и игры той тревоге и давящей тоске, которая была у меня в груди, мне стало как-то нехорошо. Что мне делать сейчас? Убегать обратно через забор? Выходить на лужайку и говорить: «Доброе утро! У вас оно явно доброе и веселое»? Поджидать где-то в укромном месте сада Йорика и забирать его отсюда? Зачем, куда? К себе? А ему это нужно?

В кармане дрогнул телефон, который я переключила на беззвучный режим.

«Мы уже в такси, Маняша», – писала мама.

За последние два дня мама написала и позвонила мне больше, чем за последние два года. У меня не было времени и сил размышлять, что бы это значило.

«Мы забронировали номер в твоей…»

Я не стала открывать сообщения, прочитала на экране начало, и так всё понятно. Хорошо, что они приехали. Наверное, хорошо. Мне на самом деле будет тяжело на похоронах.

Йорик заливисто хохотал, ему вторили птицы, громко, беззаботно. Музыка прекратилась, и был слышен удар мяча. Сейчас он, похоже, стучал мячом о плитку, которой выложены широкие дорожки и площадка перед домом, и считал по-английски, запинаясь на слове «eight», цифре восемь, начиная с начала.

Неуверенная, что делаю всё правильно, я как можно спокойнее и осторожнее вышла из-за дома.

Йорик, очень легко одетый, в темно-голубой футболке и коротких белых бриджах, держал мяч в руках, постукивая мыском ботинка о черную кованую скамейку, и что-то рассказывал. На скамейке сидел мужчина и смеялся, глядя на Йорика. Рядом стояла женщина и расчесывала волосы, взбивая их другой рукой, чтобы они были пышнее.

У меня стукнуло сердце, еще и еще. И как будто остановилось, мне стало нечем дышать. Перед глазами поплыли какие-то цветные червячки.

Я стояла у края дома, не выходя вперед, потому что несколько долгих мгновений просто не могла двинуться с места. У меня звенело в ушах и пересохло во рту.

Этого не могло быть. Я, наверное, схожу с ума. Уже сошла. Я закрыла глаза и снова их открыла. Нет и… да. Да! Перед домом, на скамейке, удобно развалясь, улыбаясь, положив нога на ногу, сидел живой и здоровый… Сергеев. Мой отец. Которого я вчера потеряла. Который погиб, сгорел заживо. Рядом с ним спокойно расчесывала волосы его жена Ольга, тоже совершенно здоровая и веселая. Я отступила назад, за дом, подышала глубоко и побежала к нему. Он жив!!!

– О, кто к нам пожаловал! Ты откуда здесь, дитя? – весело спросил меня Сергеев.

Я остановилась. Как странно он это говорит… Может быть, я все-таки сплю? У меня так бывает. Последний сон, перед самым пробуждением, очень похож на явь. Я даже пытаюсь решить какие-то вопросы в голове. А потом просыпаюсь окончательно и понимаю, что решала их в совершенно иной логике, не дневной. Так и сейчас. Может, я перегрелась и просто никак не могу проснуться? И мне снится такой странный сон, потому что я этого очень хочу?

Йорик, бросив мяч, подбежал ко мне, обнял и прижался головой к моему животу.

– Маша… – сказал он, запрокинув голову и глядя мне в глаза.

Нет, это не сон. Тогда, значит, я сошла с ума. Но сумасшедшие считают себя нормальными.

– Да не стой там, иди сюда! – весело махал мне рукой Сергеев, не вставая при этом со скамейки.

Что-то такое проскользнуло в его тоне, как-то слишком уж жизнерадостно он это проговорил. Может быть, он ничего не знает? Ольга кивнула мне, что-то сказала мужу и ушла в дом.

Я на мгновение крепко прижала к себе Йорика, освободилась от его цепких горячих ручек и быстро подошла к Сергееву. Он по-прежнему сидел, улыбаясь, здоровый, веселый, никаких следов аварии у него не наблюдалось. Жив, жив…

– Ну, что скажешь? Что ты такая вся перевернутая?

– Я рада, что…

– У тебя что-то произошло? Поделись с нами.

– Как это всё получилось? – наконец выговорила я.

– Что именно?

– То, что вы… – Я не знала, как это сказать.

Он молчал и улыбался.

– То, что сказали, что вы… Я думала… С вами всё хорошо?

– С нами всегда всё хорошо, правда, Йор?

Йорик прыгнул на скамейку, и Сергеев сгреб его в охапку.

– И вообще всё хорошо в мире. Солнце, лето, а еще и ты появилась, милое дитя. Иди ко мне, я тебя обниму.

Я отступила на шаг. Нет, что-то происходит непонятное.

– Это ошибка? То, что было вчера?

Сергеев легко кивнул.

– Конечно, ошибка.

– Всем объявили, что вы… – Я с трудом выговорила это, – … сгорели в машине.

– Да ну! Что ты обращаешь внимание! – Сергеев махнул рукой, случайно задев Йорика по носу.

Тот отпихнул отца, и они начали шутливую потасовку, Йорик вскочил, побежал, Сергеев погнался за ним, схватил, стал подбрасывать в воздух, Йорик радостно захохотал.

А я стояла и смотрела на них, пытаясь собраться с мыслями и спрашивая себя, почему я тоже не хохочу заливисто и счастливо. Ведь Сергеев, которого я оплакивала вчера, – жив и здоров.

В кармане бурчал телефон, наверное, звонили родители. Нет, это звонил Кащей. По телефону он не умеет разговаривать, начинает сразу заикаться. Но звонит, потому что бесится. А мне вообще не до него.

Зачем я кручусь с ними обоими? Ведь это вранье. Зачем я целовалась с Кащеем? Я же его не люблю по-настоящему. Зачем я об этом думаю? Но мысли появляются не потому, что ты их зовешь. Появляются и всё. Сейчас совсем неподходящий момент, а я вдруг как-то все это остро ощутила и поняла – за одну секунду.

Главное, что Сергеев – жив. Жив! Господи, как хорошо. Какая разница, почему он так странно разговаривает, какая разница, что именно произошло вчера? Но вместо похорон, вместо ужаса и горя – мой веселый, бодрый, живой отец бегает сейчас по солнечной лужайке!

Я снова подошла к нему. Сергеев чуть вопросительно посмотрел на меня. Или мне так показалось. Поэтому я не стала его обнимать, просто погладила по руке, гладкой, загорелой.

– Всё хорошо? – спросил он меня.

– Да. Хорошо, что ты жив. И… Ольга. – Я добавила это из вежливости.

– Машенька, не загружайся всякой ерундой! – Он похлопал меня по плечу, а я прижалась к нему, и получилось это как-то очень неловко.

– Какая страшная ошибка… – начала я.

– Да!.. – отмахнулся Сергеев, как будто от чего-то совсем неважного. И больше ничего не говорил.

Йорик скакал рядом и стучал мячом, Сергеев то и дело пытался у него этот мяч выхватить, поддавался, Йорик забирал его себе.

– Тут были такие двое… – Я не знала, как сказать ему о тех мужчинах, о том, как вчера увезли Йорика.

Я вдруг увидела цепкий взгляд отца.

– Хм… И к тебе подкатывали? Проявились, да? – очень живо спросил он.

– Да, они… Что это было? Вообще всё? Кто-то другой погиб в вашей машине?

Сергеев улыбнулся, погладил меня по голове.

– Ты хорошая девочка. Я всегда знал, что у меня вырастет хорошая девочка, даже несмотря на то, что я ее не воспитываю.

– Меня мама воспитывала.

– Конечно, конечно! – засмеялся Сергеев.

Было ощущение, что он получил какое-то невероятно хорошее известие или произошло что-то замечательное. Если, конечно, это всё не игра.

А вот теперь точно родители – звонила мама. Думаю, они успели доехать до гостиницы.

– Да, мам, – ответила я.

– Маняша, стоим под дверью твоего номера… гм… вместе с какими-то двумя встревоженными юношами… Ты вышла погулять? Или дверь не открываешь?

– Мам… – Я отошла в сторону. – Тут такое дело… Папа рядом с тобой?

– Маняша… – встревожено проговорила мама. – Что такое? Ты где сейчас?

– Мам, только спокойно, хорошо? Сергеев жив.

– Выжил?! Он в больнице?

– Он просто жив. И здоров. И жена его. Абсолютно живы и абсолютно здоровы. Веселы. И ничего не говорят о вчерашнем. Наверное, это какая-то странная ошибка.

Я слышала, как мама коротко и резко выдохнула в телефон.

– Так. Я правильно тебя поняла? Он жив и здоров. У меня ведь не слуховые галлюцинации? А то я в самолете перетрусила слегка, нас болтало в воздухе…

– Не галлюцинации. Он рядом со мной стоит.