Истории замка Айюэбао - Вэй Чжан

У входа в спальню он замешкался, так как гостям обычно не положено туда заходить. В это время хозяин жестом пригласил его войти и сам направился туда первым. Половину спальни занимал огромный кан, застеленный старомодным атласным одеялом с вышитым на красном фоне серебряным фениксом. Такие одеяла обычно давали в приданое деревенским девушкам на свадьбу. Оно трогало до глубины души с первого же взгляда. Может, это было только иллюзией, но Чуньюй Баоцэ учуял какой-то специфический запах, которому трудно дать определение. Нет, это не был тот затхлый запах, характерный для жилищ, расположенных вблизи моря; это был запах одинокого мужчины. Он хорошо знал этот запах покинутого влюблённого.

— Мы с тобой похожи: я, как и ты, одинок как перст, — непроизвольно выпалил он.

Лишь после того как слова слетели с языка, он почувствовал, что сказал лишнее.

Крайняя восточная комната поразила Чуньюй Баоцэ больше всего: у стены стояли два книжных стеллажа. Он большими шагами направился к ним, обшаривая взглядом полки. Хороших книг было немало, и не было ни одной из разряда бульварного чтива, все были как на подбор, только качественная литература — художественная, историческая, труды по экономике и по философии. Он втянул в себя воздух, пытаясь скрыть изумление, и ступал осторожно, словно боясь потревожить глубоко уснувших духов. А вот это прекрасно: если он любитель книг, то с ним можно приятно побеседовать. Отвернувшись от стеллажей, он взглянул на У Шаюаня так, как смотрят на старинного друга.

3

Поужинать Чуньюй Баоцэ решил в той самой закусочной на восточном краю деревни. Хозяйка-толстушка не сразу узнала гостя, а когда узнала в нём приезжавшего когда-то посетителя, несказанно обрадовалась и немедленно кликнула дочь. Чуньюй Баоцэ заметил, что девушка здорово поправилась, лицо стало белым как снег, появился двойной подбородок.

— Небось разбогатели на продаже старья? Помню, той зимой вы собирали здесь всякий хлам и даже платили деньги, чтобы послушать рыбацкие запевки, — радостно верещала хозяйка.

Чуньюй Баоцэ скромно махнул рукой:

— Да ну, это всего лишь хобби.

— Я думала, вы с той столичной девицей приехали, которая тоже запевки добывает.

Выражение «добывать запевки» показалось ему забавным. Листая то самое меню, написанное энергичным почерком, Чуньюй Баоцэ пробормотал:

— Загостилась она здесь.

— Потому что понравилось. — Хозяйка звенела столовой утварью и на радостях демонстрировала широкую белозубую улыбку.

Чуньюй Баоцэ почувствовал, что его ответы больше походят на причитания:

— Тогда нужно ловить момент, уже не девочка ведь.

— Кто это сказал? Ах, все люди мыслят по-разному, вон наш-то глава всё чахнет по своей жёнушке, что на остров сбежала. А стоит оно того?

— Не стоит, — откликнулся он и замолчал, тщательно пережёвывая только что поданную коилию со стеблями хризантемы, которые показались ему несвежими.

Хозяйка принесла вино, но он отказался.

Когда он вернулся в гостиницу, в нагрудном кармане зазвонил мобильный. Платина спрашивал, нужно ли приехать. Чуньюй Баоцэ холодно ответил:

— Не названивай мне без повода. — Затем, немного подумав, спросил: — Как там Подтяжкин и остальные?

— В целом всё нормально, весь день вели переговоры с главами обеих деревень и с городской администрацией, затем вывезли все макеты.

Чуньюй Баоцэ нажал отбой. Пока он разговаривал по телефону, Старый Сом прильнул к окошку, а сейчас, посмеиваясь, вошёл в комнату:

— Привет, начальничек.

Чуньюй Баоцэ мрачно отозвался:

— Не слишком ли фамильярно?

Пропустив замечание мимо ушей, Старый Сом заявил:

— Я выучил новую запевку.

Чуньюй Баоцэ присел на край кана, сцепив руки на затылке:

— Ну, теперь уже без денег. Пой.

Мужчина запел, не жалея голоса, — так, что аж вены вздулись, и сопровождал выводимые голосом ритмы отчаянной жестикуляцией. К концу пения он с трудом переводил дух.

— Когда собирались вытаскивать сети, накатила волна-стреха. Так бывает, только когда хозяин морской гневается. В запевке есть ругательства, так что она не для женских ушей.

— А при чём тут стреха?

— Это когда на берег большая волна накатывает: если в это время к берегу причалена лодка, её в щепки разнесёт, очень опасно…

— Угу, угу, — промычал Чуньюй Баоцэ и несколько раздражённо добавил: — если ещё появятся новые запевки, так ты пой сразу, я тебе потом оплачу вместе со счётом за постой.

Утирая пот, градом катившийся со лба, Старый Сом ответил:

— Я же для вас спел просто потому, что захотелось, причём тут деньги. Если они узнают, что это вы здесь поселились, обязательно будут бегать сюда подглядывать. Хе-хе. — Старый Сом бросил взгляд в сторону окна: — Уже иду, ай-яй, начальник У.

Он направился к выходу и тактично удалился. Чуньюй Баоцэ спрыгнул с кана. Вошедший в комнату У Шаюань жестом попросил его сесть обратно, а сам расположился на скрипучем деревянном стуле и налил себе холодного чаю. Чуньюй Баоцэ сел на краешек кана.

— Вот такие у нас условия в деревне, вы уж извините, председатель, — сказал У Шаюань, протягивая собеседнику чашку чая.

— Здесь просто чудесно, — ответил Чуньюй Баоцэ. — Мне нравится эта деревня, вот и езжу сюда.

На кане лежала парусиновая сумка, из которой выглядывала книга. Она привлекла внимание У Шаюаня. Однако он очень быстро перевёл взгляд на своего собеседника, прокашлялся, чтобы прочистить горло, и сказал:

— Пора бы нам хорошенько поговорить: это редкая возможность для нашей деревни, я имею в виду ваш приезд. Начальники из города и генеральный директор Чуньюй Фэньфан уже сказали нам всё, что полагалось, мы тоже неоднократно высказывали своё мнение. Всё это много раз обсуждалось с местными, поскольку это касается всех обитателей деревни, а дело это небывалой важности… Если наша деревня отойдёт к корпорации «Лицзинь», нам придётся вырвать свои корни и переехать в другое место, в новый район, который вы для нас спроектировали… — Он поправил очки и замолчал, видимо, ожидая ответа.

— Речь, наверное, идёт о «процессе урбанизации»? Я все эти новомодные слова не очень понимаю. — Чуньюй Баоцэ всем своим видом демонстрировал неодобрение. — Как бы это сказать? Моим словам, возможно, не поверят, обычно так не бывает, и подумают, что я хожу кругами, заигрываю с вами. К счастью, я стал гостем в Цзитаньцзяо, мне нравится здесь, я могу даже приехать сюда без повода, просто в свободное время, и мы с тобой могли бы стать добрыми друзьями, если ты не погнушаешься такой дружбой. Времени у нас полно, и мы обо всём поговорим и всё выясним. Сейчас я хочу сказать тебе вот что: всё решает Подтяжкин — ой, то бишь Чуньюй Фэньфан — и его люди. Он мне приходится внуком; на данный момент управление корпорацией полностью перешло в его руки. Ты не в курсе, но я уже давно отошёл от дел, и от моего статуса — председатель совета директоров — осталось одно название, а скоро и его не будет. Я уже давно переключился на другие вещи и поэтому сейчас торжественно заявляю, что той зимой я не соврал ни на йоту, я действительно большой любитель фольклора…

Он хотел ещё добавить, что он неутомимый книголюб и автор больших литературных трудов, но сдержался и закрыл рот на замок.

У Шаюань не выглядел удивлённым; он опустил глаза, видимо, обдумывая, насколько правдива была услышанная только что речь. Молчание длилось пару минут, затем он поднял голову, снова бросил взгляд в сторону книги, торчавшей из парусиновой сумки, и кивнул:

— Ну что ж, добившись таких результатов и имея значимые достижения, почему бы не уйти в отставку и не начать наслаждаться плодами своих трудов, — это разумное решение. Вы держите руль, они ответственны за исполнение…

— Держу? — подавленно повторил Чуньюй Баоцэ. Он обеими руками ухватился за свои колени и склонил голову. — Я уже ничего не держу, мой друг! Я не ненавижу «Лицзинь», мне отвратителен этот мощный бульдозер — уже сколько лет его втихую растаскивают на детали. Хорошо ещё, что люди в корпорации, пользуясь тем, что он не окончательно разобран, могут пустить его в ход; вот и меня они вытурили молча. Нет, вообще-то так говорить не совсем уместно, и, если быть точным, они просто толкают лодку по течению, не особо считаясь со мной. Я же, в свою очередь, живу в своё удовольствие, могу свободно заниматься тем, что мне нравится. Мне просто случайно повезло — я о том, что, никогда не стремясь стать предпринимателем или богачом, я просто плыл по течению, и жизнь сама привела меня туда, где я сейчас. В глубине души… Ты уж прости меня за столь высокопарные выражения, но я хотел сказать, что где-то на дне моей души таятся совсем иные идеалы и устремления — создавать великие духовные миры. Ох, наверное, тебе сложно такое понять. Проще говоря, я хотел выражать при помощи пера всё, что у меня на душе: всё, что я люблю и ненавижу в этом гребаном мире, все свои чувства — от любви до ненависти, а ещё надежду на то, что мир когда-нибудь изменится! У меня есть план, как его преобразовать, я ведь великий творец…