— Эти дураки, — обращаясь к нам, сказал Шах-Заде, — уже расстреляли пленных. Чтоб не возиться. Вон там, за горкой, оба лежат.
Закончила работать артиллерия. Улетели «горбатые» — вертолеты огневой поддержки «Ми-24». Наступила тишина. Вдруг раздался одиночный винтовочный выстрел: упал один из солдат расчета орудия. Остальные начали торопливо разворачивать гаубицу в сторону видневшегося невдалеке черного шатра афганского кочевника. Выстрел. Нет шатра. Зачем кочевому пуштуну потребовалось влезать не в свое дело, так и осталось загадкой.
Вечером выехали в Кабул докладывать об успешном выполнении задачи и уничтожении банды. Шах-Заде, к нашему удивлению, молчал, растеряв за день всю свою живость и веселость. Молчали и мы. Ощущения победы не было.
Провинция Логар. Оборона
В октябре одному из наших корпусных переводчиков крупно «повезло»: полк, в который он был направлен, блокировал другой полк той же афганской горно-пехотной дивизии, перешедший на сторону противника, и мой коллега по переводческому цеху вместе с советниками почти месяц просидел в окружении, а я — безвылазно на дежурствах в штабе корпуса. Истомившись в четырех стенах, я с интересом встретил известие о том, что южнее Кабула, в провинциях Логар и Пактия, будет проводиться операция, в которой планируется участие и 45-го пехотного полка нашего корпуса.
В полк от корпуса вновь ехали Шах-Заде с Петровичем, ну и я при них. Времени на сборы нам, как всегда, не дали. К вечеру, до наступления темноты, нужно было добраться до Пулиалама в провинции Логар, где дислоцировался 45-й полк. Шах-Заде предложил ехать втроем на его «Тойоте». Эта машина ранее принадлежала Наиму — брату свергнутого в апреле 1978 года президента Дауда, а Шах-Заде получил ее в подарок за активное участие в тех событиях. После «газиков» и «уазиков», на которых мы мотались по стране, сама поездка на белой, с затемненными окнами комфортабельной машине обещала быть просто замечательной.
Шах-Заде сел за руль, и мы на большой скорости по запруженным машинами, двуколками, тележками, вьючными животными и просто пешеходами улицам двинулись на юг, к выезду из города. Начальник штаба был не в меру возбужден, разговорчив и весел. Когда он предложил остановиться в придорожной шашлычной перекусить и выпить местной самогонки под звучным названием «ватани» («отечественная»), я сообразил, что Шах-Заде уже где-то хватанул стаканчик-два хмельного. Петрович благоразумно отказался, высказав обоснованное предположение, что в полку нас обязательно накормят ужином. Уяснив, что Шах-Заде за рулем опасен для окружающих, он нашел хороший повод обезопасить прохожих, попросив начальника штаба дать немного «порулить» шикарной машиной.
Поехали медленнее, наслаждаясь прекрасными видами скалистых гор под высоким сводом бирюзового неба «азиатской Швейцарии», так еще недавно называли Афганистан в туристических буклетах. Шах-Заде понемногу пришел в себя и стал вводить нас в обстановку. Сообщил, что вся дорога до центра провинции безопасна, только в одном месте противник время от времени устраивает засады — в ущелье, где делающее зигзаг шоссе зажато с левой стороны речкой, а с правой вплотную примыкает к крутому горному склону. Я слышал об этом месте. Здесь несколько месяцев назад попала в засаду группа наших советников с переводчиком. Их спасло только то, что бронетранспортер, на котором они передвигались, наехав на устроенный на дороге завал, высоко задрал нос и граната из РПГ-7 [62] ударила в днище под острым углом, не причинив вреда.
Подъехали к ущелью. Шах-Заде распределил роли. Мне было поручено отслеживать обстановку с левой стороны и сзади машины, на себя он брал ситуацию впереди и справа, то есть наиболее опасную зону. Приоткрыли на треть затемненные окна и взяли на изготовку автоматы. Петрович рулил. За поворотом ему пришлось резко затормозить: на том месте, где обычно устраивался завал, асфальт был вскрыт, и поперек дороги протянулась неширокая канава глубиной сантиметров пятнадцать, движению, однако, не мешавшая, если преодолевать ее не на скорости.
Покатили дальше. Слева ничего интересного не было — обрыв и речка, которые хорошо просматривались. Я обернулся: на фоне уже розовевшего неба виднелась цепочка силуэтов закутанных в шали афганцев, поднимавшихся по обратному склону на нависавшую над дорогой гору. На вершине они как-то странно пропадали, как будто бы сливаясь с камнями. Только что был десяток, вот осталось семь, вот уже пять, три, один, и через полминуты — ни одного.
«Ну и хорошо, — подумал я, — ведут себя тихо, а чем они там заняты — это их дело. Может, собрались пострелять уток, как здесь принято, на перелете через горные хребты. Самое время — осень».
Еще до наступления темноты добрались до Пулиалама и обнаружили в гарнизоне непонятную суету. Командир полка даже не доложился по форме высокому начальству в лице начштаба корпуса, а продолжал нервно покрикивать на солдат, бежавших с оружием к трем бронетранспортерам. Потом, вдруг что-то сообразив, спросил:
— Вы откуда приехали?
Вопрос был, конечно, глупый и неуместный. Шах-Заде даже несколько опешил:
— Как откуда? Из Кабула.
— Так на шоссе, в ущелье, банда села! Мне только что агентура доложила.
— Человек десять, не больше, — сказал я. — При нас занимали позиции.
Шах-Заде выругался, недобрым словом помянув моих ближайших родственников:
— …Что ж ты молчал, б… такая, если видел!
— За тебя боялся, чтоб ты голову не отвернул, пересчитывая их после того, как мы мимо проскочили.
На том инцидент был исчерпан. Бронетранспортеры, обдав нас сизыми выхлопными газами, перемешанными с мелкой серой пылью, двинулись туда, откуда мы только что явились. Успокоившийся командир полка призывно махнул рукой, приглашая всех следовать в штаб. Под него использовалась небольшая — в несколько комнат — вилла на окраине города. Ужин, как справедливо предполагал Петрович, нам полагался. За ним и начали обсуждать детали предстоящей операции.
На хостинском выступе [63] гардезская [64] дивизия, усиленная 37-м парашютно-десантным полком, должна была вести наступление в восточном и северо-восточном направлениях, уничтожая или выдавливая противника на пакистанскую территорию. 45-му полку ставилась задача прикрыть единственный горный проход, который западнее полосы наступления вел в глубь провинции Логар, и тем самым не дать противнику уйти из-под удара основных сил. Задача оборонительная. Но, чтобы ввести противника в заблуждение, было приказано, окопавшись, постоянно предпринимать вылазки в направлении горного прохода, давая понять, что главная задача полка заключается в его захвате.
Недолгие сумерки быстро сменились полной чернотой южной ночи. Сразу стало прохладно. Напившись чаю, я оставил Петровича беседовать с советниками полка, сославшись на то, что переводчик при этом не нужен, обошел виллу, нашел себе местечко поспокойнее и, завернувшись в балапуш — афганскую шинель свободного покроя с накладными карманами и капюшоном, завалился спать.
Утром, наскоро позавтракав лепешками и чаем, сформировали колонну и двинулись в район проведения операции, сначала на юг по шоссе, затем на восток по грунтовке в направлении деревни Хуши. Не доезжая Хуши, свернули налево и после небольшого подъема оказались на плато, с двух сторон окаймленном состоявшими, казалось, из одних камней горами, а с третьей — довольно крутым склоном, вдоль которого внизу и тянулась деревня. Четвертая сторона плато полого опускалась на запад. Скалистый проход на восток, который нам нужно было прикрыть, располагался там, где полукружье гор примыкало к нависавшему над Хуши склону.
Подъехали метров на 400–500 к нему, спешились и стали самонадеянно рассматривать в бинокли безжизненные горы и лежащую в километре левее от прохода деревеньку под названием Чинари. Совершенно неожиданно, ниоткуда лупанул пулемет. Вокруг, вызывая непроизвольные спазмы желудка, зажужжали свинцовые мухи. Потеряв спесь, все разом подались назад и рухнули на землю, пытаясь вжаться всем телом в чуть заметные складки слишком ровного для такого случая плато. Слева от меня по обыкновению по-русски ругался Шах-Заде, справа пытался углядеть, откуда ведется огонь, советник начальника артиллерии полка. Я с трудом приподнял голову и пошарил над землей глазами, стараясь отыскать Петровича. И что же? Петрович как стоял, приложив бинокль к глазам, так и остался стоять, лишь немного повернув голову в сторону края плато, откуда, как потом оказалось, велся огонь.
