Люси с замиранием сердца ждала мужа, возлагая большие надежды на этот вечер. Фрэнк задерживался. Обычно по субботам он освобождался после полудня, но сегодня Леннокс потребовал, чтобы Фрэнк съездил в доки Лита и договорился о поставке партии товара из Голландии. Взор Люси часто обращался к часам, но лишь около пяти она услышала знакомый щелчок ворот. Она сразу вскочила на ноги. Щеки ее вспыхнули, но сразу побледнели. Чтобы раньше времени не выдать произошедшие перемены, она не пошла в прихожую, но в ожидании Фрэнка стояла с горящими глазами и полураскрытыми губами.
Он вошел, стараясь, как всегда, быть незаметным, – голова опущена, плечи сутулятся, во всем облике некая сардоническая снисходительность.
– Ужин готов? – спросил он, потирая руки с тихим шуршанием. – На улице похолодало. И от воды поднимается туман, от которого задыхаешься.
– Да, похолодало, – с готовностью отозвалась она, с трудом сдерживая дрожь в голосе. – Но тебя ждет вкусная горячая картофельная запеканка с мясом.
Фрэнк с удивлением посмотрел на жену в упор, но потом отвел глаза и молча направился к камину, чтобы согреться.
– Трудный был день? – ласково спросила она.
– Не слишком, – уклончиво ответил он. – Дальняя была поездка. Очень похоже на Л. – послать меня туда в субботу.
Он помолчал, оценивая ее благожелательный настрой. Потом спросил:
– Как с отъездом мальчика?
– Все хорошо, – сказала она, дергая за колокольчик. – Уехал.
Нетта внесла чай, тосты и запеканку, все горячее, хрустящее и аппетитное. Затем в молчании удалилась.
– Садись, – предложила Люси, заняв место во главе стола.
Он резко поднял голову, словно не в силах осмыслить ее настроение.
– Но как же Анна? – воскликнул он. – Ты хочешь начать без нее?
– Ее не будет за ужином, – пояснила Люси, отводя взгляд. Рука, держащая щипцы для сахара, немного дрожала. – Она вышла некоторое время назад.
– Вышла?
– Да.
Она изо всех сил старалась говорить небрежно. В нужный момент она объяснит свой поступок, и ни секундой раньше. Фрэнк, явно озадаченный, сел за стол, взял чашку и принялся задумчиво помешивать в ней ложкой.
– Что-то случилось? – наконец спросил он.
За последние несколько дней он утратил доверие к окружающему миру.
– Ничего не случилось, Фрэнк, – покраснев, ответила она. – Как раз наоборот. Надеюсь, теперь у нас все пойдет правильно.
Он не спеша взял нож и вилку.
– Надеюсь, – многозначительно произнес он.
Ужин продолжался, и румянец на щеках Люси разгорался все ярче. Передавая мужу второй кусок запеканки, она вдруг сказала:
– Приятно снова чувствовать себя в своей тарелке, правда?
Скосив глаза на газету, лежавшую на столе, Фрэнк рассеянно кивнул, словно пропустил ее вопрос мимо ушей.
– Впервые за несколько дней, – поспешно продолжила она, – мы сидим за столом одни. Сегодня мы больше похожи на самих себя.
– Хочешь сказать, ты больше похожа на себя, – хмуро отчеканил он.
Вспыхнув, она отпрянула, с тревогой глядя на его склоненную голову, но ничего не ответила.
Наконец он отодвинул чашку и, захватив газету, направился к дивану.
– Интересно, где же Анна? – воскликнул он, не отрывая глаз от газеты. – Куда она могла пойти?
Люси молчала, потом, почувствовав, что нельзя больше тянуть, быстро встала, подошла к дивану и села рядом с мужем. Ей вспомнилось, как она недавно подступилась к нему со своими подозрениями. Но сейчас ее душевные усилия были направлены в иное русло. Испытывая мучительное волнение, Люси не собиралась нападать. Эта тема была закрыта. Теперь она хотела попросить лишь о том, чтобы они забыли прошлое и вместе встретили будущее. И, стараясь придать интонации легкость, она воскликнула:
– Фрэнк! Совсем как в прежние времена, этот дом принадлежит только нам. Разве ты не помнишь?
Газета зашуршала, когда он перевернул страницу.
– Конечно помню, – откликнулся он. – Ты ведь не думаешь, что я забыл?
– Но, Фрэнк, как можно забыть это? – взволнованно сказала она, взяв его руку и сжимая ее в своих теплых ладонях. – Я весь день думаю о вещах… которые так много значат для нас. Тот день… тот день в Крэйгморском лесу, – похоже, мы не часто вспоминаем об этом… в последнее время.
Возбужденная собственными словами, она вновь ощутила приступ ностальгии и беспокойно задвигалась, словно чувствуя жар солнечных лучей на ковре из сосновых игл, теплый аромат папоротников… Внизу раскинулась бухта, а Люси, разгоряченная, лежит в объятиях любимого, и ее сердце бешено стучит в груди.
– Что с тобой происходит? – спросил Фрэнк, медленно поворачиваясь к ней, и, заметив краску стыда на ее лице, добавил: – Что ты опять натворила?
Пододвинувшись ближе к нему, она прижала его ладонь к своей пылающей щеке.
– Все, что я делала и делаю, – ради нашей любви, Фрэнк.
Он смущенно взглянул на нее. Его влекло к ней, и все же он был озадачен ее необычным настроением.
– В последнее время ты весьма своеобразно демонстрируешь свои чувства, – медленно произнес он.
– Хочу, чтобы мы все начали сначала, – взволнованно пробормотала она. – Милый Фрэнк, забудем все, что произошло. Пока мы любим друг друга, остальное не имеет значения.
– Но, Люси, – неловко протянул он и вдруг, пораженный внезапной мыслью, умолк, уставившись на нее. – Ты не… нет, конечно… Куда, ты сказала, ушла Анна?
Пряча глаза, Люси нервно дернула нитку на его манжете и с мукой в голосе проговорила:
– Понимаешь, я не хотела этого делать, Фрэнк. Пойми, мне это было нелегко.
– Ради всего святого! – воскликнул он и осекся. Повисла напряженная пауза. – Ты же не хочешь сказать, – медленно, с изумлением произнес он, – не хочешь сказать, что попросила ее уехать?
– А почему бы и нет? – Под мягким тоном Люси пряталось душевное смятение.
– Ты… заставила ее уехать? – с запинкой спросил Фрэнк. – Выгнала ее?
Очевидно, он никак не мог поверить в ее признание.
– Да. – В этом слове выразилось все смятение Люси. Маска была сброшена.
Он яростно отдернул свою руку.
– Ты вышвырнула ее из моего дома! – прокричал он. – Это… это немыслимо. Анну, мою кузину!
– Я достаточно натерпелась от этой кузины, – подавленно прошептала Люси. – Я попросила ее уехать ради твоего блага.
– Моего блага! – воскликнул он. – Как ты обращалась с ней всю последнюю неделю! А теперь решила довести начатое до конца!
Ее грудь судорожно сжалась, глаза засверкали гневом.
– Ты ведь не хотел, чтобы она приезжала, – сказала она, тщетно пытаясь оставаться спокойной. – Зачем жалеть, что она уехала?
– Она собиралась уехать на следующей неделе, – возразил он в сильном раздражении. – Даже если она тебе не нравилась, почему нельзя было потерпеть еще пару дней?
– Потому что я люблю тебя, Фрэнк.
Прозвучал самый сильный из аргументов Люси, объясняющий ее поведение, суть всего происходящего. То был высочайший момент ее жертвоприношения.
Они смотрели друг на друга в невыносимом напряжении. Бледная, с горящими сухими глазами, она часто дышала, чувствуя быстрое биение сердца и обуреваемая неистовым желанием оказаться в его объятиях. Он беспокойно задвигался, и уголки его губ поползли вниз.
– Ты считаешь меня своей собственностью? – хмуро спросил он. – Считаешь себя моим сторожем? Если бы ты любила всемогущего Бога, то захотела бы заковать Его в цепи!
– Фрэнк! – умоляюще воскликнула она. – Ты ожидал, что я закрою на все глаза, пущу все на самотек?
– На самотек! Что нужно было пускать на самотек? Ты считаешь, что все знаешь. Но нет. Ни черта ты не знаешь! Анна для меня значит не больше, чем любой другой человек. И все же ты с самого ее приезда пыталась настроить меня против нее. Продолжай в том же духе, и ты все разрушишь – себя тоже погубишь!
С ее губ готовы были сорваться горькие слова опровержения, но она сдержалась. Вот что он сказал, вот как он ответил на ее предложение, вот как истолковал ее честность, искренность, силу ее любви к нему – и это после всего того, что было между ними, после этой нерасторжимой близости, которую невозможно забыть или сбросить со счетов! Она порывисто отвернулась, сердясь в душе, чувствуя, как ее унижение смешивается с сильным желанием. Она знала, что права, и собиралась отстаивать свою правоту. У нее есть единственный путь: подчинить себе Фрэнка – если предоставить его самому себе, он попадет в беду. Его реакция лишь подтверждала ее убежденность в том, что она действовала ради его блага.
