Конечно, Люси понимала, что у нее, по словам Эдварда, есть все основания благодарить Бога за Его милость. Но иногда ей казалось непостижимым, что родственники почти не проявляют интереса к ее положению. От этого ей становилось чуточку горько. Без сомнения, самым обязательным был Эдвард. Время от времени он писал, навещал ее, приглашал Питера на каникулы, хвалил мальчика за учебу и подчас, учитывая его ограниченные ресурсы, проявлял неумеренную щедрость. Эдвард никогда не говорил о Джо, но Люси была убеждена, что он подозревает о причине упорного молчания брата, и, без сомнения, из скромности воздерживается от его упоминания. Да, постепенно ее отношение к Эдварду изменилось, по ее собственному выражению, и она не думала о нем так часто, как раньше. Что касается Ричарда, ее родного брата, он сохранял свою обычную замкнутость. Как и предполагала Люси, он считал, что у нее «все в порядке», таким образом отдавая дань уму и характеру Мюрреев. Однажды она получила на Рождество носовой платок, вышитый Верой, и в очередной раз стеганый чехольчик на чайник из розового атласа, сделанный руками Евы и посланный с любовью от всей семьи в знак уважения.
Но почему-то эти приятные знаки внимания заставляли Люси еще больше замыкаться в себе. Она понемногу теряла вкус к светской жизни. Но оставалась все такой же щедрой: по случаю свадьбы Нетты и Дейва Боуи – это важное событие знаменовало собой торжество истинной любви, побеждающей время, – она преподнесла Нетте красивый комплект постельного белья, стоимость которого была ей не совсем по карману. Постепенно круг интересов Люси сужался. К примеру, ее мало интересовали государственные дела. Она осталась равнодушной к повторному завоеванию Судана, образованию Австралийского Союза. Она так и не узнала о беспроводном телеграфе Маркони или летательном аппарате Лэнгли. Для нее имя Крюгера [915] не было устрашающим непристойным ругательством. Она спокойно перенесла смерть королевы Виктории.
Все же, несмотря на отсутствие интереса к мировым событиям, у Люси были собственные дела, своя цель, и она была довольна.
Глава 10
Третьего сентября 1904 года Люси в прекрасном настроении вошла в контору и сразу направилась к своему столу, чтобы заполнить книгу счетов. Не произошло ничего необычного, что могло бы повлиять на настроение Люси, – кроме, пожалуй, осеннего аромата в воздухе. Она всегда любила это время года, и сегодня в Дэрроке бодрящий ветер, дующий с берега озера, принес резкий аромат опавших листьев – восхитительное благоухание земли, заставившее женщину внезапно остановиться и сделать долгий глубокий вдох.
Сказав что-то вскользь Эндрюсу, она взяла книгу счетов и принялась копировать свои заказы. Сколько раз она это делала? Она не погружалась в размышления, не прерывалась, как раньше, чтобы с беспокойством обдумать какой-то момент, постукивая карандашом по зубам и боясь ошибиться. Нет, теперь она уверенно водила химическим карандашом по бумаге.
– Что за проблемы сегодня? – не поднимая головы, бросила она Эндрюсу.
Он не ответил ни на ее приветствие, ни на вопрос.
– Несварение желудка? – шутливо спросила она, продолжая быстро писать.
В последнее время этот приверженец жениной стряпни стал страдать от болей в животе и постоянно глотал пилюли, занявшись запоздалым лечением печени.
Но он по-прежнему молчал, с хмурым видом сидя на табурете, медленно поглаживая свисающие усы и украдкой поглядывая на Люси тусклыми глазами. Рассмеявшись, она с хрустом перевернула страницу.
– Каждый портрет может рассказать целую историю, – процитировала она.
Неужели это она тряслась в этой самой комнате, повторяя: «Постараюсь запомнить все, что вы сказали, мистер Эндрюс»?
– Смеетесь, – медленно проговорил он. – Ладно, смейтесь. Возможно, вам придется распрощаться с вашими шуточками, когда дойдет до дела.
Его хронический пессимизм вызвал у нее очередную улыбку.
– Где Дугал? – спросила она.
Ее первоначальное мнение о Дугале было обманчивым и с годами совершенно изменилось. Он, казавшийся таким суровым и неприветливым, превратился в славного парня и большого друга Люси.
Эндрюс медленно кивнул лысой головой в сторону кабинета.
– У босса. – Он хмуро замолчал. – Я уже там был… а когда выйдет Дугал, наступит ваша очередь.
На этот раз она подняла глаза и, поднеся карандаш к щеке, более внимательно взглянула на Эндрюса. Да, его уныние бросалось в глаза.
– Что случилось? – спросила она.
– Скоро узнаете, – медленно проговорил он, – и гарантирую, что тогда не станете смеяться.
– Скажите, – с любопытством настаивала она, поскольку у Эндрюса действительно был весьма расстроенный вид. – Скажите, что не так.
– Всё! – с неожиданной горячностью заявил он.
Как раз в этот момент открылась дверь кабинета, оттуда вышел Дугал, а сразу вслед за ним – сам Леннокс.
– Вернулись? – увидев Люси, воскликнул Леннокс. – Зайдите, пожалуйста, ко мне на минутку.
Она медленно поднялась со своего табурета. Выражение лица Дугала и приглашение Леннокса, последовавшее за предсказанием Эндрюса, вызвали у нее тревогу. Но Люси знала: у нее все в порядке, она не делает ошибок, ее работа соответствует стандарту и опасаться ей нечего.
– Садитесь, миссис Мур, – пригласил он ее.
И снова, как в самой этой фразе, так и в том, что он назвал Люси по фамилии – чего, как правило, не делал, – она уловила нечто необычное.
– Я только что говорил с остальными, – объявил Леннокс, немного нервно перебирая карандаши.
– Да, и что?
Люси выжидающе подалась вперед. Теперь она увидела в нем волнение, затаенное возбуждение, кипящее под необычной для него маской раскаяния. Воцарилось молчание.
– Мне трудно на это решиться, – вертя в руках линейку, сказал он вдруг, – тем не менее придется. – Он решительно отшвырнул линейку. – Я должен сделать вам предупреждение об увольнении.
От такой неожиданности Люси страшно побледнела. Несколько мгновений она молча вглядывалась в Леннокса, потом, задыхаясь, выпалила:
– Но с работой у меня все хорошо, просто отлично! Вы знаете это не хуже моего!
– Знаю, знаю, – не скрывая сожаления, произнес он. – Мне очень жаль.
– Тогда что… – Она запнулась и умолкла.
– Я продал все целиком Ван Хагельману!
Он откинулся на спинку кресла. Несмотря на нотки раскаяния, в интонациях его высокого голоса прорывалось откровенное ликование.
– Вы же знаете, я был бельмом у них на глазу – несмотря на все их старания, я здорово им докучал. Они пытались меня свалить, но у них не получалось. Вопреки им, я продавал голландский маргарин – продавал прямо у них под носом, – и теперь у них лопнуло терпение. Они не хотят конкуренции, они хотят получить монополию, бесспорно. Я это понимал, о да, понимал. Я давно это предвидел. Вот почему я спешил с маргарином, пожертвовав остальным. Помогла дальновидность. А теперь все кончено, и сделка заключена. Я вышел из дела, а они вошли!
При этих словах яркий румянец залил ее лицо. Значит, он ради этого старался?
– Но… они оставят нас здесь? – с тревогой воскликнула она.
Он медленно покачал головой.
– Сожалею, – произнес он совершенно другим тоном. – У них есть свое помещение, свой штат, свои коммивояжеры. Полагаю, они возьмут Дугала. Им может пригодиться молодой парень. Но вы с Эндрюсом… увы… – Выдержав многозначительную паузу, он добавил: – Мне очень, очень жаль.
Хотя Леннокс пытался изобразить на лице сострадание, но было видно, что его это мало трогает. Он был рад выйти из дела, рад, что ему повезло продать свой маленький бизнес крупной развивающейся фирме, которая купила его скорее из корыстных соображений, нежели для обретения монополии.
Люси ясно это понимала, и ее вдруг охватила ярость. Какая несправедливость!
– И меня вышвыривают за дверь после всех этих лет! Вот что я получила за всю мою усердную службу!
