Газ вспыхнул с резким хлопком, от которого Люси чуть вздрогнула. Обычно ей удавалось осторожно зажигать газ.
– Какие танцы? – резко спросила она.
– Знаешь, я бы не прочь пойти на них.
Она с изумлением взглянула на него – на краткий миг в голову пришла дикая мысль о тех танцах, что устраивались в зале для собраний Гарнера, – шумные и мерзкие сборища, рекламируемые как «балы для избранных – перчатки желательны, бальные туфли обязательны». Какие еще танцы, в самом деле, устраиваются поблизости от ее дома? Но, не дав ей заговорить, Питер сказал:
– Это в союзе, в «Бета-клубе». Мне сказали, там отличный фуршет.
Последнее таинственное слово, казалось, пришло из мира фантастики. Фуршет, право! А они только что скудно поужинали – он съел яичницу, она – жалкий кусочек сыра. С утра она чувствовала себя неважно, да и день был тяжелый, к тому же пятница, когда ее волновали финансы. И еще у нее подозрительно болело горло, ее слабое место с тех пор, как она перенесла ларингит в Ардфиллане. Сейчас, замотав шею чулком и всунув ноги в теплые войлочные тапочки, она настроилась на отдых. А он что-то говорит про танцы!
– Погоди, пока мы лучше не обустроимся, тогда и поговорим о танцах, – более резко, чем ей хотелось бы, сказала она. – Скажи на милость, где ты возьмешь фрак… и деньги на билет? Дорого, наверное, с этим фуршетом? – Она сердито вернула ему его слово.
– Не волнуйтесь, мадам Люси, – миролюбиво произнес он. – Я достал билет у человека из комитета – знаешь, бесплатно, не сомневайся. Им не хватает мужчин – понимаешь?
Она наблюдала за ним, пока он рассматривал свои ногти.
– А фрак? – чуть погодя, более мягко спросила она.
– Это, пожалуй, можно уладить. О да, можно… можно.
– Только не бери его напрокат! – поспешно воскликнула она, с раздражением подумав об агентствах по прокату одежды, расположенных на неблагополучных окраинах ее района. – Я тебе этого не позволю.
– Черт возьми, нет! – возмущенно воскликнул он. – Мужчина не может сделать подобную вещь. – Затем он вновь заговорил самодовольным тоном. – Я не стал бы носить какое-то готовое тряпье. Нет! Я знаю вариант получше.
– Какой же тогда? – с сарказмом спросила она.
Он провоцировал ее своими нудными недомолвками, и по такому нелепому, досадному поводу.
– Ну, на днях я был у Уорда, – быстро ответил он. – Ты ведь знаешь, мы хорошие друзья. Мы обсуждали парадную одежду.
«Парадную одежду, право, – подумала она. – Почему не фрак?»
– Я сказал ему, что, пожалуй, еще пару лет не смогу себе этого позволить. Он хотел дать мне денег в долг, но я отказался. – Питер многозначительно замолчал, простодушно глядя на нее в ожидании одобрения, но, поскольку Люси молчала, снова заговорил. – Ну… ты же знаешь, Уорд – отличный парень. У него в мастерской есть вечерний костюм, принадлежащий одному человеку, который уехал в Китай, а перед тем принес костюм перелицевать. Я… я примерил его – сидит на мне как влитой. – Питер невозмутимо постучал себя пальцем по зубам. – И крой прекрасный.
Фрак какого-то мужчины, уехавшего в Китай! С ума сойти!
– Мистер Уорд не сможет тебе его одолжить, – процедила она.
– О-о, сможет, – немедленно отозвался Питер. – Он мне точно обещал. Могу забрать фрак завтра утром. Лучше не придумаешь.
– Но… танцевать-то ты умеешь? – поинтересовалась она с невольным опасением.
– О-о, я справлюсь, – ухмыльнулся он.
Питер изумлял ее. Она поняла, что он все обдумал и фактически обо всем договорился. Поразительная находчивость! Люси не хотела, чтобы он пошел, противилась этому, но он ждал ее слов.
– Если у тебя есть фрак и билет, можешь пойти, – наконец с неохотой бросила она.
– Вот и хорошо, Люси, – радостно произнес он. – Дело улажено. Теперь уберем со стола, и я примусь за работу.
Она убрала со стола. Но весь вечер с сомнением поглядывала на сына. Само возникновение этой темы стало для нее почти шоком – как будто у нее под носом защелкнулся капкан, – и она испугалась, хотя и допускала, что это нелепо. Ей было известно изречение: «Когда занят делом, некогда развлекаться», и она знала, какой Питер добродетельный и честный. Она говорила себе, что виновата в ее настроении начинающаяся простуда, тем не менее сама мысль о танцах – развлечении, сильно отличающемся от каникул в компании дяди Эдварда, – весь вечер вызывала у нее смутное беспокойство. На следующий день она не раз вспоминала об этом.
К вечеру горло у Люси воспалилось еще больше, хотя она не сказала об этом Питеру. Он быстро проглотил ужин, видимо не замечая, что́ ест, и, бросив на нее искоса комичный взгляд, пошел в гостиную с картонной коробкой, которую днем принес домой. Люси без слов принесла в ванную горячей воды. Прислушиваясь к шуму в ванной, она решила, что сын бреется чересчур долго – обычно он делал это очень быстро. Она думала также обо всех аксессуарах, необходимых для «парадной одежды», – как он с этим справился? Вдруг ее поразила нелепость происходящего: ему приходится наряжаться в этом убогом, бедном доме! Неужели Питер не чувствует, насколько одно не вяжется с другим? К ней опять с новой силой вернулось ее прежнее настроение.
Но все же, заслышав его шаги, она отвернулась от раковины и выжидающе взглянула на него. Он шел спокойно, легко ступая в лакированных кожаных ботинках, у кого-то одолженных.
– Ну что, – невозмутимо заговорил он, – как я выгляжу?
Приоткрыв рот, Люси застыла, немая как рыба. С рук ее стекала вода. Перед ней стоял не ее сын – небожитель! Он был умопомрачительно элегантен. Лицо светилось нежным румянцем, высокий воротничок и гладь рубашки ослепляли девственной чистотой, тонкая черная ткань ловко облегала спину, подчеркивая чувственный изгиб талии. Он превзошел всех и вся! Вэл Пинкертон, несмотря на его красную ленту, просто позер, пустое место рядом с Питером. Люси была растрогана буквально до слез.
– О-о, Питер! – пробормотала она. – Правда… ты выглядишь просто потрясающе.
Вид сына, который, стоя посреди бедной кухни, даже в этой чужой одежде выглядел как юный Аполлон, вызвал у нее мучительные чувства. В этот момент ее переполняли никогда доселе не испытанные эмоции – всепоглощающая нежность, восхищение вперемешку с любовью. У Фрэнка никогда не было фрака! Фрэнк! Нет, он никогда так не выглядел. И она никогда не любила Фрэнка так, как в тот момент любила сына.
– Никак не могу привыкнуть, – снова прошептала она. Это был один из тех редких случаев, когда она невольно обнажила перед ним свои чувства. – Такое ощущение, что я тебя не знаю. Ты такой… такой…
– Знаешь, одежда красит человека, – сказал он. От ее взгляда он почувствовал себя неловко. – Согласись, этот фрак довольно-таки шикарный. Ты ведь не собираешься дожидаться меня? – продолжил он, поправляя галстук перед крошечным зеркалом без рамки, висящим на стене.
– О-о, конечно собираюсь, – быстро вставила она. – А как же иначе?
Он поправил манжеты, потом сказал:
– Пора идти. – Подняв глаза, он увидел ее напряженное лицо. – А что, наверное, ты тоже хотела бы пойти, – озорно произнес он. – И пока я там, ты не осталась бы без кавалера.
Не ответив, она лишь поморщилась, потом лицо ее застыло. На миг воцарилось молчание.
– Не задерживайся надолго, – сухо сказала она.
– Не волнуйся! Завтра, как обычно, занятия! Почисти фрак, пожалуйста, мама.
Она почистила его щеткой, и наконец, набросив на плечи пальто, щеголяя фраком и белоснежной рубашкой, оттененной бордовым шелковым кашне, которое Люси нашла в ящике, Питер махнул ей на прощание рукой и весело сбежал вниз по лестнице.
В рассеянности она вернулась к раковине с посудой, но почти не видела, что делает. Дом, лишившись лучезарного присутствия Питера, вдруг показался молчаливым и пустым.
В тот день была очередь Люси мыть лестницу, но она позвала уборщицу, потому что неважно себя чувствовала. Впрочем, как и всегда, она считала, что проявила слабость. «Все к лучшему», – подумала Люси, иронично скривив губы. Хороша бы она была, если бы ей пришлось отступить в сторону и подвинуть ведро, чтобы дать пройти сыну.
