Аннабель Ли.
Волчье сердце
Подходил к концу последний месяц осени. Тьма все глубже проникала в земли людей. Поглощала световой день, забирала тепло у солнца и несла за собой увядание и холод. Но люди все равно радовались концу сезона. Урожай был собран, амбары полны зерна, а в погребах доходило мясо после осеннего забоя. Настала пора отдыха и пожинания плодов труда.
Люди готовились к празднованию Самайна, но Лане было не до того. Она отжала полотенце и положила холодный компресс на лоб сына. Вилли перестал метаться по кровати и ненадолго затих.
Дверь в дом резко распахнулась, впуская внутрь холодный воздух. Вошла женщина средних лет. Анора скинула плащ и пригладила растрепавшиеся седые волосы.
— Ну что он сказал? — Лана подскочила со стула и с надеждой посмотрела на мать.
— Ничего не сказал. Старый пень напился и теперь спит. Возможно, к утру придет в себя, — ответила Анора и опустилась на сундук.
Она выглядела усталой и бледной. Уже вторую ночь они с дочерью не спали. Следили за Вилли.
Лана обняла себя за плечи и запрокинула голову.
— Не реви, — строго сказала старушка, что все это время неподвижно сидела у окна.
Валентии в этом году исполнилось девяносто четыре. Она повидала все: смерть мужа, детей, нищету. От некогда огромной семьи у Валентии осталась дочь Анора, внучка Лана и правнук Вилли — надежда и самое большое сокровище рода. Судьба готовила новый удар на ее долгий век, но дух Валентии был силен, несмотря на старое слабое тело.
— Не буду, бабушка, — тихо ответила Лана, смахивая набежавшие слезы. — А знахарка, что жила на окраине? Может, я сбегаю за ней?
— Так померла еще весной, — ответила Валентия, потирая узловатые пальцы. В плохую погоду их особенно сильно ломило. — Да и не помогут нам целители, знахари и ведьмы. У Вилли волчья болезнь. Настала пора его первой луны, но поблизости нет ни отца, ни вожака стаи, чтобы помочь пробудить у полукровки звериную ипостась.
Стоило произнести его имя, как Вилли снова заворочался в кровати, и Лана поспешила сменить компресс. Как же ее сын был похож на отца! Черные волосы, аккуратный прямой нос, маленькая ямочка на подбородке. И ресницы. Длинные, пушистые. Они обрамляли ярко-голубые глаза, что напоминали Лане чистое летнее небо.
На смену отчаянию пришла злость. Неужели она, вдова великого воина, героя королевства и первого рыцаря короля, оказалась бессильна?
Лана стиснула зубы и приказала себе собраться. От былого величия ее семьи не осталось и следа. Муж погиб, короля свергли, и Лана вместе с сыном теперь в опале. Ей предлагали выйти замуж второй раз, но она не могла предать память мужа, да и новый супруг, скорее всего, первым делом избавился бы от чужого приплода. Нет. Лана должна была сохранить плоть и кровь возлюбленного, чего бы ей это не стоило. И пусть жить приходится в захудалой лачуге из четырех стен, у Ланы еще остались достоинство и сила воли.
— И как назло в ночь Самайна, — покачала головой Анора, глядя в пустоту.
Лана до боли сжала кулаки, так как поняла, к чему клонит мать. Ну, нет! Она не позволить духам забрать у нее сына. Его час еще не пришел.
— Мама, присмотри за Вилли, пока меня не будет, — сказала Лана, накидывая на плечи шаль.
— Окстись, дочка, сумерки уже. Куда ты собралась? — испугалась та.
— За волчьей пастушкой. Эригор говорил, что отвар из ее цветов задерживает оборот.
— Лана, не дури. Ты нужна сыну. Останься с Вилли. Его луна все равно наступит. Ты не сможешь задерживать ее вечно. А так он хоть уйдет…
— Не смей! — рыкнула Лана, совсем как если бы сама была оборотнем. Ее голос клокотал от гнева, но она заставила себя успокоиться. — Я понимаю, годы испытаний подкосили твой дух. Я даже понимаю, почему ты готова сдаться, но это твой выбор. Не мой!
Лана метнулась к двери, но в последний миг замерла, затем резко развернулась и кинулась к сыну. Ей хотелось до боли в мышцах сжать пылающее тело мальчика, но она только нежно поцеловала его в лоб, слегка сжала ладонь и бросилась прочь, пока не передумала уходить.
— Постой, — остановила ее Валентия. — Нельзя так идти. Духи и сиды заберут тебя. Анора, достань плащ из оленьей шкуры и красную шапку.
Та встала, откинула тяжелую крышку сундука и выудила со дна тяжелый плащ из оленьей шкуры и красный головной убор.
— Так они примут тебя за свою и не тронут, — Анора накинула дочери на плечи плащ и водрузила на голову странную шапку.
— Что это? — хмурясь, спросила Лана.
Она не могла посмотреться в зеркало, так как последнего в их доме попросту не было. Тогда Лана осторожно потрогала лоб и нащупала вышивку. Поднялась выше и вдруг поняла, что своеобразный головной убор заканчивается двумя конусовидными рожками из ткани.
— Ее твой дед привез с востока. Кичка. Кажется, так он ее называл, — объяснила Валентия. Она с трудом поднялась со стула и крепко обняла внучку. — Ну все, милая. Коль решилась — беги!
Лана бросила взгляд на мать. Та едва слышно что-то шептала. «Молится», — догадалась Лана и, кивнув на прощание, скрылась за дверью.
Мир вокруг стремительно терял краски и яркость. Осенью тьма наступала быстро. Это летом солнце разливалось по горизонту алыми всполохами и не спешило пускать на землю ночь. Лана ускорила шаг, стараясь обходить стороной ряженых. Пьяная праздно шатающаяся толпа визгливо смеялась, дурачилась. Считалось, что так они отпугивают всякую нечисть. С наступлением ночи по всей деревне зажгутся костры и гуляния приобретут особый размах. Кто-то будет проказничать, а кто-то прыгать через костер, чтобы очиститься от духов, проклятий и сглазов.
Путь Ланы лежал в лес к курганам забытых королей. Именно там она в последний раз видела волчью пастушку. Низкий цветок с круглыми листочками распускал свой бутон в полнолуние. Он-то и нужен был для отвара.
Послышался пронзительный вой. Лана вздрогнула и остановилась. Она как раз достигла границы поселения. Последовавший взрыв хохота разрядил обстановку. Это были всего-лишь ряженые.
— Да помогут мне предки, — прошептала Лана и шагнула в лес.
Под прелой листвой едва угадывалась узкая тропинка. Вскоре пришлось сойти с нее в самую чащу. Курганы обычно обходили стороной. Много нехороших историй крутилось вокруг этих мест. Родители пугали детей страшными историями про капища с жертвоприношениями, чтобы проказники держались подальше от леса. Но Лана сомневалась в правдивости тех легенд. Не первый год на курганах она собирала лучшие урожаи ягод и грибов. Всегда там было тихо, спокойно и безлюдно. А то, что есть зеленые рукотворные холмы… Так это ее ни капельки не смущало. Слишком многого Лана успела натерпеться от людей, чтобы бояться еще и бесплотных духов.
Но в ночь Самайна все было иначе. Полная луна, словно сторонний наблюдатель, следила за каждым шагом Ланы. Черные, когтистые ветви цеплялись за ее плащ, шапку, волосы… Тянулись к лицу и глазам. Подавив страх, Лана шла вперед. Она помнила, ради кого выбралась в лес.
Вскоре чаща закончилась, и Лана вышла на небольшую полянку в центре которой возвышался холм. Покрытый плотным слоем пожелтевшей травы, он напоминал горб неведомого чудовища, спрятавшегося в глубинах земли. Поклонившись, Лана мысленно попросила прощения за беспокойство и принялась рыскать вокруг. Света луны едва хватало, дабы разобрать, что растет под ногами. Трава была бледной и пожухлой после первых морозов. Все кустики волчьей пастушки, что удалось найти, давно отошли и представляли собой жалкое безжизненное зрелище.
— Нет, нет, нет, — чуть ли не плача, простонала Лана. — Хотя бы один маленький цветок, Вилли много не нужно. Хотя бы один…
И вот, когда надежда готова была покинуть ее сердце, Лана заметила около самой границы полянки белый бутон. Он словно фонарик выделялся на фоне черной травы и привлекал к себе внимание. Обрадовавшись, Лана хотела подскочить к нему, но вовремя остановилась. Тонкая линия едва различимых в прелой траве темно-серых лисичек окружила волчью пастушку. И надо же было ей распуститься именно в ведьмовском кругу! Лана до боли сжала кулаки. Должно быть это все происки сидов, жаждущих посмеяться над горем матери! Она знала, что входить в круг нельзя. Только не в ночь Самайна, когда грань между мирами тонка и есть шанс навсегда попасть в рабство к иномирцам.
