Мария Зайцева
Дочь друга
Глава 1
Отделение полиции Центрального района встречает меня, как родного: знакомыми до глубины печенок запахами, звуками и расцветкой стен.
Столько лет я тут не был, а вообще ничего не поменялось. То же унылое дерьмо, что и десять лет назад.
И рожи те же.
– О, Лазарь, а ты чего тут забыл? – Кравец, привычно сидящий на месте дежурного, даже не особо удивляется.
– Привет, – поздоровался я, – Митягин тут?
– А где ж ему быть?
Я киваю, проходя мимо, Кравец даже не шевелится, так и продолжает в телефоне что-то смотреть.
Раньше он с такой же рожей читал на рабочем месте дешевые бульварные книжонки или газеты.
Ну, зато загадка многолетнего лейтенантствования разгадана. Кравецу очередное звание только за выслугу лет светит, больше шансов нет.
Я иду по коридору, периодически останавливаясь, чтоб с кем-то поздороваться, поговорить за жизнь и прочее, и постепенно закипаю.
Пока я тут языком за углы цепляюсь, она ждет.
Хотя…
Для воспитательного процесса это даже и неплохо… И тут же торможу себя с этими мыслями: не тебе, Лазарь, из себя воспитателя строить, ох, не тебе…
Особенно, с ней.
Митягин, с которым мы вместе начинали в этом отделении молодыми туповатыми, но очень активными операми, сидит у себя в кабинете и с унылой физиономией перебирает бумажки.
Поднимает на меня взгляд, вздыхает:
– Привет, Лазарь.
– Привет, Митяй.
Он усмехается, и широкая морда на мгновение преображается, превращая сорокалетнего усталого, много пьющего мужика в того двадцатилетнего веселого, чуть придурковатого парня, готового влезть в любую задницу просто потому, что на месте не мог усидеть.
– Не меняешься, скот, – с печалью в голосе выдает Митягин, осматривая меня с ног до головы.
– Пить надо меньше, – отвечаю я, а Митягин только рукой машет расстроенно:
– Как тут не пить? Как? Слушай… – он подхватывает один из документов и читает мне: «Больной поступил с жалобами на нож, находящийся в носу»… А вот еще: «На половом члене имеются следы борьбы и самообороны»… Или вот: «Труп гр. Булатова проживал по улице Тихой, висящим в петле»…
Он поднимает на меня печальные слезящиеся глаза:
– Слушай… Мне кажется, или мы были умнее?
– Кажется, – усмехаюсь я, вспоминая собственные перлы из объяснительных и протоколов.
– А я вот думаю, что нет, – вздыхает он, – я вот думаю, что мир катится в задницу. Люди приходят все тупее и тупее… На оперативках смотрю на них и ощущение, что в зверинце… Один тупее другого…
Я понимаю, что Митягин оседлал любимую лошадку и прерываю, пока не началось. А то ведь дальше понятно, что будет: кабинет на ключ, бутылка из сейфа, и, пока не выслушаешь хотя бы час жалоб начальника отделения на ситуацию в стране, в полиции и в мире, фиг уйдешь.
А я тут по делу, вообще-то.
– Митяй, я тебе звонил насчет задержанной…
– А? Да… Серова. – Он смотрит на меня с интересом, – она кто тебе?
– Дочь друга.
– Да? Интересная барышня…
У меня внутри все застывает в лед. Какого он?.. Что значит, интересная? Рассмотрел уже, что ли, старый козел?
– Да не пугай ты меня своим взглядом бешеным, – смеется Митягин, – я уже давно не по этому делу. От меня даже жена свалила.
– Светка ушла? – удивляюсь я, хотя, чему удивляться? Она еще долго продержалась.
– Ага… Дрянь… – Митягин бросает взгляд на сейф, и я активизируюсь. Про подлость баб мне сейчас тоже выслушивать некогда. Мне вообще некогда! Меня с совещания сорвали, вообще-то!
Понятно, что обратно на него я не вернусь, но злоба требует выхода.
И я знаю, на ком я ее вымещу.
И предвкушаю, чего уж там.
– Так что по Серовой?
– А что по Серовой? – пожимает плечами Митягин, – резкая барышня, говорю же. Дерзкая, как пуля резкая… Устроила дебош возле памятника Ленина в Центральном сквере, среди бела дня… Вот, смотри протокол, на фотки пострадавших полюбуйся…
Я послушно беру, смотрю… Н-да… Повеселилась девочка… Троих взрослых мужиков раскидала…
– Легкие телесные, надеюсь? – поднимаю взгляд на Митягина, а тот пожимает плечами снова:
– Как экспертиза определит… Из травмпункта еще не получили справок.
– Хорошо… – киваю я, понимая, что дело складывается нормально, – а причины? Указала?
– А то! – усмехается Митягин, – приставали к ней. Она же чисто внешне – девочка-ромашка. И не скажешь, что машина для убийства…
– Ну, тогда в чем состав преступления?
– Превышение пределов, по-любому… Один из потерпевших – говнистый…
– Окей… – я делаю многозначительную паузу, а затем выразительно вскидываю брови.
И достаю телефон.
Митягин снова тяжко вздыхает, поворачивает ко мне экран своего телефона. И номер пишет, куда перекидывать бабло.
Отправляю.
Митягин убирает протокол в дальний ящик, улыбается, протягивает руку.
– А вообще, Лазарь, это свинство, – говорит он, – мог бы и без повода, просто так, по старой памяти… А то как бабло зашибать стал, зажрался совсем…
– Времени нет, Митяй, – вздыхаю я, – бабло, оно само себя не зашибет. Лучше ты приходи ко мне. Можешь прямо в зал, заодно форму подтянешь. У меня отличные тренера.
– Да когда? – удрученно машет Митягин, – у нас, сам знаешь, то сборы, то разводы, то комиссии, то просто плановое натяжение совы на глобус… Только градус и помогает.
– Не помогает, Митяй… – возражаю я, но вяло. В конце концов, каждый сам себе хозяин, и если бывшему сослуживцу нравится пить и причитать вместо того, что заняться собой, наконец, то кто я такой, чтоб его отговаривать?
Тем более, что работа у него адская, иногда только выпивка и помогает снять напряжение, по себе помню.
Я от этого и свалил, если честно.
Просто не выдержал, да и возможность подвернулась, друг армейский нашел и предложил красиво. Помог. А сам бы я… Возможно, сейчас сидел бы на месте Митягина и выл на полканские погоны…
А сейчас, вот, все хорошо…
Серый мне тогда помог.
А я…
Скот я, да.
Но тут ничего не поменять, к сожалению.
Глава 2
Вопрос решается быстро.
Все же, хорошо иметь такие знакомства.
Ее держат не в камере, как положено было бы задержанную, а в кабинете, вполне чистом, с диваном и графином с водой.
Это Митягин после моего звонка подсуетился, не стал девочку кошмарить.
Обстановку я окидываю буквально одним взглядом, и тут же сосредотачиваюсь на самом важном объекте в комнате.
Смотрю и в глубине души соглашаюсь с Митягиным. Реально девочка-ромашка.
Миленькая, маленькая, хрупкая такая шатеночка с голубыми наивными глазами и пухлыми губками.
Волосы забраны в аккуратный хвостик, сидит, чинно сложив ладошки на коленках. Голых. Кругленьких. Белых-белых…
Моргаю, отлипая от них взглядоми матерясь про себя.
Лиза встает, когда мы с Митягиным появляемся на пороге кабинета, нервно одергивает джинсовую юбочку. Миленькую такую, девчоночью. И футболочка у нее с веселым принтом, желтая. И кеды. Розовые. И мать вашу, я – изврат.
За моей спиной что-то вещает Митягин, а я взгляд не могу оторвать от ее фигурки. Смотрю все, смотрю, смотрю, смотрю…
Какая это стадия сумасшествия, интересно? И лечится ли оно?
Что-то не факт…
Встречаюсь взглядом с ее, и словно душем холодным окатывает. Жесткие у нее глаза. Не наивняшки.
Не невинной крошки.
Впрочем, не невинная крошка она моими стараниями, так что винить тут некого. Сам потрудился, придурок. Пожинай теперь.
Лиза поднимает изящно изогнутую бровь, усмехается едва заметно.
– Вы, Елизавета Викторовна, должны понимать, что вы – не просто девушка, а оружие… Вам тренер должен был объяснить… – бубнит за моей спиной Митягин, а мы не слышим.
Ни я, ни она.
Смотрим друг на друга. Взглядами сражаемся.
