Не открывайте глаза, профессор! (СИ) - Болейн Лея

Идиот.

Придурок!

Я сплюнула недожёванное мясо в салфетку и решительно встала. Абсурдным образом захотелось вернуться в комнату и убедиться, что под моей подушкой или в шкафу не прячется записка от Мортенгейна, что он по-прежнему не знает, кто я.

И не узнает никогда, я же не дура!

Возвращаться в комнату я не стала, вместо этого отправилась обратно в свой Лиловый учебный корпус. Аналогичные послания обнаружились в библиотеке, на каждом этаже из трёх, в нескольких аудиториях — мелом на грифельных досках, а также в женском туалете — на зеркале у входа. Последнее открытие заставило меня стукнуться затылком об стену.

Это уже слишком!

Очень хотелось приписать «не о чем нам говорить!», но я сдержалась — всё равно не увидит. Я выскочила из туалета и отправилась прямиком в Терракотовый комплекс, где в одном из лабораторных хранилищ — я это точно знала по прошлогодней практике — имелись запасы медицинского гипса. Нацепив на лицо самое скучающее и отчасти мученическое выражение, я назвалась дежурному Майдой Дьюкс с четвёртого курса и принялась клянчить ключ от пятого отсека, где хранились всякие безобидные вещи вроде мешка с медицинским гипсом, сославшись на старшего преподавателя Вайтэра, «будь он неладен, изверг».

Мне поверили на слово, вот так вот просто. Заполучив мешочек с гипсом, я закрылась в отсеке туалета в Пурпурном корпусе и на найденной у ремонтирующегося Изумрудного деревянной дощечке принялась лепить ответное выпуклое послание, чувствуя себя буквально личным шпионом Его Величества на секретном спецзадании.

…знать бы ещё, что отвечать!

Очень хотелось послать профессора куда-нибудь подальше, пожелав ему дюжину гарпий в постель, и чтобы они оторвали ему всё лишнее, дабы обезопасить невинных студенток в следующую ночь болотника, но гипса было не так уж много, да и лепить из него маленькие буквы оказалось довольно сложно, липкая белая субстанция расползалась в пальцах, но дурацкая кропотливая работа отвлекала от знобящего жара. К вечеру он становился невыносимым.

Наконец короткий, но решительный ответ был готов, оставалось только незаметно его передать. К счастью, хоть полное расписание Мортенгейна было мне незнакомо, я знала, как минимум, когда он третирует курс Истая.

Вот как раз сейчас.

Так что я обмотала дощечку найденной там же, у Изумрудного корпуса, парусиной и нацарапала прямо по ткани «Вартайту Мортенгейну». Положила на пол и отошла в противоположный конец пустого коридора, забралась на широкий приступок у витражного окна и прикрылась конспектами. Время тянулось немыслимо медленно, наконец, двери распахнулись, и толпа адептов выплеснулась наружу. Пакет-послание тут же привлёк их внимание, но — и это я не учла! — никто из них не спешил передать его адресату. Никто не хотел быть крайним, мало ли что…

Вот ведь… выхухоль небесная! Студенческий поток разделился на два ручейка, плавно обтекая подозрительный пакет. Издалека я заметила высокую золотистую макушку Истая, но подойти или окликнуть приятеля не решилась.

Мортенгейн вышел последним, и у меня скрутило внутренности от вида его высокой стройной фигуры, длинных тёмных волос, сжатых губ, чёрной повязки. Сердце ёкнуло, колени подкосились. Профессор сделал шаг — и наступил аккурат на моё послание.

Я не могла услышать хруст дерева и гипса — но чувство было такое, будто он раздавил мне кость. Моментально наклонившись, профессор ловко извлёк сломанную доску из-под сапога — и неожиданно вернулся в аудиторию. Я подождала ещё немного, но он не показывался.

Медленно-медленно, будто меня тянули на незримом канате, я двинулась по коридору по направлению к аудитории. За окном начинало темнеть, в одном из окон мелькнула слегка щербатая с одного бока убывающая луна.

Звуки стихли — было уже довольно поздно, занятия завершились, адепты и преподаватели ушли на ужин. Может, Мортенгейна тоже нет в аудитории? Может, он обернулся зверем и выскользнул из окна?!

Дверь оказалась прикрыта, из аудитории не доносилось ни звука. Успею ли я отбежать или отпрыгнуть, если он её откроет? Не в силах справится с немыслимым притяжением, я прижалась щекой к двери, чувствуя, как впилась в бедро металлическая ручка. И чуть не умерла на месте, услышав глухой голос с той стороны, совсем-совсем близко:

— Не убегай…

Глава 8

Убежать было первым моим порывом, но ноги буквально подкосились, я застыла на месте.

— Как ты умудрилась замаскировать запах? — хриплый голос Мортенгейна проникал внутрь моего тела, моя ладонь непроизвольно сжала проклятую ручку, впрочем, не поворачивая её. — Я не чувствую тебя, но слышу. Это ты? Это же ты?!

Я молчала, но тело бунтовало. Однако я была сильнее… пока что.

— Не убегай, девочка. Нам есть, что обсудить.

Вот с этим я бы поспорила.

— Проклятая гарпия… даже регенерация дуплишей не может быстро справиться с её ядом. Мне жаль, что всё так вышло, девочка.

Нет, на этот бред я не куплюсь. «Жаль»!

— Чего ты хочешь, наказание моё? Извинений? Если бы я знал, что всё так случится, приковал бы себя к стене в подвале.

Так ещё не поздно!

— Я могу сейчас вышибить дверь одним ударом, ты не успеешь убежать, — лихорадочный шёпот больше возбуждал, нежели пугал, я прикусила язык. — Могу, но не буду… Не буду! Пока что я ещё держу себя в лапах. Не доводи меня, открой дверь сама, она не заперта. Я… я отойду к противоположной стене. И не подойду, пока ты сама меня не позовёшь. Я хочу услышать твой голос.

Боль в щеке и привкус крови в слюне отрезвили меня на мгновение. Заходить к нему?! Я не сумасшедшая!

— Открой дверь сама.

Вот я попала. Надо бежать…

…от обернувшегося дуплиша не сбежишь. Особенно когда в ногах противная слабость, а рука буквально прилипла к ручке, отказываясь от неё отрываться.

— Мы можем помочь друг другу, девочка. Заходи. Я тебя не трону, пока сама не попросишь…

По-про-шу?! Да он псих!

— Иди сюда.

Точно, псих. Думает, позовёт — и я прискачу?!

— Поговорим. Я тебя не трону. Я даже соглашусь на твои условия, если смогу. Даю слово. Дуплиши никогда не нарушают данного слова.

Мои условия? Что он имеет в виду? Ему действительно так хочется поговорить, ему действительно не всё равно, как я?

— Ты мне снилась, — вдруг сказал профессор. — Но твоего лица увидеть не удалось и во сне. Проклятый болотник! Ты не первая девственница, с которой я был, но почему-то я никак не могу выкинуть тебя из головы… я словно чувствую твоё состояние, может быть, от этого мне так паршиво. Не убегай.

Скотина похотливая. Состояние он моё чувствует!

— Иди сюда.

Пальцы дрогнули, ручка повернулась, словно сама собой. Дверь в аудиторию открылась.

В аудитории было темно, но странным образом видеть мне это не мешало, Мортенгейн действительно оказался у противоположного окна, шагах в десяти, к тому же — ко мне спиной. Его точёный чёрный силуэт показался мне угрожающим.

И совершенным.

— У меня подозрительно улучшилось зрение, — пробормотала я.

— Ничего удивительного, — тут же откликнулся профессор. — После ночи болотника, проведённой со мной, ты получила на какое-то время многие качества дуплишей — зрение, слух, обоняние. Раны будут затягиваться быстрее.

— А на сырое мясо не потянет? Нет? Ну, хоть что-то. Жаль, отношение ко мне останется прежним. Зачем эти игры в добровольность и сочувствие, профессор? Что вам мешает сейчас взять меня силой, как тогда, в лесу? — сказала я негромко. — Что вам мешает свернуть мне шею? Ну, не врите, какой в этом смысл, со мной можно быть честным.

— Тогда, в лесу, я был не в себе, — глухо отозвался он, не пытаясь повернуться ко мне. — Сейчас всё иначе. Я дуплиш, разумное духовное существо, а не животное. Я не насилую женщин.

Я криво ухмыльнулась.

— Хороший пёсик. Хочется расплакаться от умиления.

Он так явно скрипнул зубами, что я едва сдержала невольную улыбку.