Не открывайте глаза, профессор! (СИ) - Болейн Лея

— Ещё раз скажешь «пёсик», я тебя на суку повешу. Не обольщайся моим терпением, маленькая язва.

— Это я-то? Вот вы испортили мне всю жизнь, — сказала я, улыбка превратилась в оскал. — Всё ясно, какое вам дело до простой человечки, это же не дуплиш, так — создание второго сорта.

— Кто тебя просил соваться в лес ночью, в болотник? — его голос, будто отражая моё состояние, пропитался животным рыком. — В эту ночь мы теряем контроль над своей звериной сущностью!

— Откуда мне-то было это знать? К тому же, если бы не я, та тварь разорвала бы вас на куски! — возмутилась я, а потом резко выдохнула, чувствуя, что с ума сошла всё-таки я, а не он. Я смотрела на него, не в силах глаз отвести, отмечала каждую мелочь, вроде изгиба пряди тёмных волос или складки на пиджаке, и меня тянуло к нему. — Вы говорили о моих условиях, на которые якобы согласитесь… Они таковы. Я… я согласна быть с вами добровольно. Иногда. Встречаться будем только на нейтральной территории, например, в аудиториях, после занятий. Вы не будете пытаться узнать моё имя, мой курс и прочее. И, — я набрала побольше воздуха в грудь, потому что сказать то, что я собиралась, было архитрудно, стыдно до одури, — не кончайте в меня. Хочу, чтобы наши встречи ограничились одной лунной фазой и не имели последствий. Процессом наших… м-м-м… встреч буду управлять я, в противном случае добровольно ничего не будет, а ваше слово ничего не стоит. Раздевайтесь, профессор.

— Любопы-ы-ы-тное предложение, — медленно и насмешливо проговорил Мортенгейн. Побарабанил пальцами по стене. — Девушки мне ещё так свидания не назначали. На одну лунную фазу, говоришь? Нужна ты мне, — в мягко-томном голосе профессора вдруг отчётливо промелькнула звериная ярость. — Да, ты не дуплиш, ты никто и ничто. Безмозглая малолетняя дурочка, не вовремя попавшаяся под руку… Как тебя зовут?

— Вы можете пообещать, что не отчислите меня? Только не врите.

— Не могу. Работа в этом Храме наук полностью меня устраивает, а видеть постоянное напоминание собственной слабости…

— Ну, хотя бы честно. Как же остальные дуплиши справляются с ночью болотника?!

— Большинство находят себе пару к тому моменту, как вступают в период зрелости и подпадают под влияние Болотника.

— А вы? Гордый независимый одиночка?

— А мне не повезло. Что ж… Так ты хочешь, чтобы я разделся, так? Здесь и сейчас? Закрой дверь изнутри.

Он повернулся ко мне, одновременно расстёгивая рубашку. Моё обострившееся зрение позволяло мне видеть каждое его движение, неторопливо обнажавшееся красивое сильное тело, а внутри разгоралось пламя. Разгоралось, разрасталось, колотилось в накрепко запертые волей и разумом двери, требуя вырваться наружу.

— Быстрее, профессор, — хотелось бы, чтобы это прозвучало цинично, но скорее всего, вышло напыщенно и жалко. — Мне ещё нужно приготовиться к завтрашним семинарам. Не хотелось бы… терять много времени на эту чепуху.

— Чепуху?

Теперь он стоял передо мной, совершенно обнажённый, но уверенный в себе, стоял, как ни в чём не бывало. Я на его месте чувствовала бы себя униженной.

И сейчас мне хотелось его унизить — за всё его высокомерие, за оскорбительные слова, за его несокрушимую притягательность, за это навязанное мне влечение, и да — за сломанную жизнь. Я не собиралась расставаться с невинностью до законного брака.

Брак. Что толку думать об этом? Оборотни с людьми браки не заключают. Никогда, ни при каких условиях.

Я прикусила язык. Что-то не в ту сторону пошли твои мысли, Матильда. Какой ещё брак? Нужно закончить обучение, найти работу, заработать денег, обеспечить бабушку — вот о чём тебе нужно думать. Тогда как я…

Я сделала шаг, положила руку ему на грудь.

— Не двигайтесь, пока не разрешу.

— И не собирался, — съязвил Мортенгейн. Но всё-таки мне показалось, что он вздрогнул, когда я, осмелев, погладила его по груди. Гладкая кожа казалась горячей. Чувство внезапной власти над ним кружило голову не меньше, чем дикие вопли гарпии.

Глава 9

Я выбросила лишние мысли из головы. Простого прикосновения было мало, наша проклятая связь требовала близости, между ног стало горячо и влажно, соски напряглись, и я чувствовала происходящие с моим телом изменения, словно со стороны.

Мне хотелось его. Но решиться на что-либо большее, чем почти невинные поглаживания, было так непросто…

Я опустила глаза и увидела, что его член, еще минуту назад опущенный, приподнялся. Реакция на мои касания..? Я чуть надавила, снова провела рукой по груди, задевая соски, потом прошлась вниз, до поджарого живота. Если не считать ту безумную ночь в лесу… никогда ещё в моей жизни не происходило ничего более бесстыдного.

Моя рука коснулась его члена.

Ничего особенного, совершенно ничего — мягкая, даже нежная, сухая кожа. Я провела рукой несколько раз, осваиваясь. На пробу сжала пальцы — и отпустила. Мортенгейн потянулся ко мне, я легонько шлёпнула его по груди.

— Не двигайтесь.

— Что-то ты совсем раскомандовалась, моя строптивая адептка, — сквозь зубы пробормотал Мортенгейн. — Не стоит так явно демонстрировать своё неумение и невежество… С учётом того, что тебе явно придётся заниматься чем-то подобным в будущем, я бы посоветовал оттачивать свои умения.

— Что вы имеете в виду?

— Что ты не получишь диплом. Так что не рассчитывай ни на что, кроме стези утешительницы чужой страждущей плоти за пару монет.

— Так тяжело даётся неподвижность? Точнее, это чувство зависимости, верно? Как некрасиво с вашей стороны срываться на банальные оскорбления!

Больше всего мне хотелось впиться в его податливую и одновременно упругую плоть ногтями. Но я не позволила себе столь дешевой мести. Взяла профессора за ладонь и переплела с ним пальцы, продолжая другой рукой поглаживать его и ласкать.

— Вам нравится, когда я это делаю, профессор? Отвечайте.

— Это приятно чисто физиологически, — снова процедил он. — Хотя такое чувство, что ты держишься за черенок лопаты, деревенщина!

— Вас так раздражает моя неопытность? Или всё-таки собственные чувства, которые вы не можете сдержать?

— Нет никаких чувств! Максимум влечение к доступной самке без капли гордости, глупая девчонка!

— Покажите мне, насколько глубоко ваше влечение, — прошептала я. Его нарочито обидные слова не имели сейчас для меня никакого значения. Потянула его руку к себе. — Покажите, насколько умелы вы.

Его пальцы, направляемые моими, легли на мой лобок — и замерли. А потом он рывком приподнял моё бедро, задрал подол, стянул бельё и скользнул между влажных и липких складочек.

Я уткнулась подбородком ему в плечо, закусывая кожу. Эти его прикосновения… нельзя было терять голову. Но я и не теряла — в каком-то смысле. Ощущения были кристально ясными, предельно чёткими.

Потрясающими.

Все чувства, подстёгнутые не до конца сформировавшейся связью оборотня с его парой, обострились до предела.

— А это вам нравится, профессор?

— Ничего… особенного. Всё как у всех, — жарко выдохнул он мне куда-то в ухо, а я ущипнула его за бок. Невольно потянулась к его губам, не в силах удержаться. Охнула, когда один из его пальцев протолкнулся внутрь моего тела.

Мортенгейн был слишком высоким…

— Наклонитесь, профессор.

Он подчинился и процедил мне в рот:

— Я не просто тебя отчислю. Я тебя убью.

— Через месяц я сама от стыда умру, не переживайте, — простонала я, обхватывая его губы своими, стараясь не задевать повязку на глазах.

Какой же он… сладкий, горячий, восхитительный. Это влечение пришло извне, я его не желала, но оно перемалывало меня, как камни — кофейное зерно.

— Возьмите меня. Сейчас, — прошептала я ему на ухо. Спиной упёрлась в стену, Мортенгейн отвёл моё бедро в сторону настолько, насколько позволяли мышцы. Толкнулся бёдрами, вошёл в меня, помогая себе рукой — я ощутила, насколько тесно и глубоко мы слились, и отчего-то совершенно не почувствовала боли, несмотря на то, насколько узкой я была для него. Он не щадил меня, почти как тогда, в лесу, но сейчас мне не было больно, я подавалась ему навстречу, стараясь подстроиться под заданный им сумасшедший темп. Рычала ему в рот что-то невнятное, и если бы не его крепкие руки, удерживающие меня в вертикальном положении, давно бы уже рухнула на пол. Оргазм скрутил меня мгновенно, и в то мгновение я не думала ни о чём, просто сжималась вокруг его члена, и теперь уже Мортенгейн зарычал, стискивая пальцы на моих бёдрах. Я успела отшатнуться от его зубов, норовящих сомкнуться на моей шее.