Я не умею прощать (СИ) - Стова Нийа

Я равнодушно отвернулась. Месть не способна вернуть отобранную жизнь.

Сделала несколько шагов в сторону и опустилась на колени рядом с тем, в чью гибель никак не могла поверить. Обхватила руками ещё тёплую ладонь, приложила к своей щеке и закрыла глаза, чтобы по ним никто не прочёл, как в адском пламени обугливается моя собственная душа, и тихий ветер Подземья уносит её пепел к серому, дымному небу.

Время остановилось…

Кто-то присел рядом.

— Сон’йа, — узнала я голос Дзиймаха, — все разошлись, чтобы дать тебе попрощаться. Скоро ночь. Пора уходить. — Он аккуратно коснулся моей щеки. — Пойдём. О теле позаботятся. Подготовят к погребению.

— Мрай не тело. И я никуда не уйду. Я столько раз его теряла, но он всегда возвращался…

— Госпожа, — меня осторожно обняли за плечи. Нит. Я слабо улыбнулась. — Я тоже скорблю. Но его нужно отпустить и жить дальше. Пойдёмте.

Я зло передёрнула плечами. Открыла глаза. Меня рассматривали два сочувствующих взгляда, синий и янтарно-жёлтый. Только жалость сейчас не нужна было совершенно.

— Уйдите, — стало не по себе от истеричных нот в голосе. А не плевать ли?! Пусть думают, что хотят! — Просто оставьте меня в покое!

Нит, понурив голову, поплёлся прочь. Дзиймах отошёл на десяток шагов и слился с тенью у основания стены, поблёскивая из темноты красными глазами.

Медленно сгущались сумерки. Скоро зажгутся первые звёзды, и два ущербных ночных светила заступят в небесный дозор. А через пару закатов их сменит бледная Луна…

Теперь мне не нужно мучительно выискивать приметы, высчитывать дни, чтобы определить время суток или границы месяца. Я всё это умею. Я узнала достаточно о Дошхоре, чтобы принять его, постараться понять и попробовать полюбить. Только того, ради которого я всё это сделала, больше нет?

— Мрай, — коснулась любимого лица, очертила пальцем густую бровь с колечками арджуна. — Ты обещал, что больше не выпустишь из своих рук. Как же так..?

Слова полились вперемешку со слезами. Я вспоминала полумёртвого незнакомца на полу гостиной в старой квартире, жаловалась на жизнь в махтэри, ругала нахальный королевский подарок, переживала вновь каждый разговор и взгляд, каждую ссору и примирение. Я шептала и срывалась на крик, плакала и смеялась, злилась, обвиняла, каялась сама, пока слёзы ни перешли в сухие рыдания и голос ни охрип окончательно:

— Я давно тебя простила за всё, что ты сделал. Прощаю, за что сделаешь. Только не уходи…

Чья-то ладонь легла на плечо. Я вскинулась и ошеломлённо застыла, уставившись на фигуру в чёрном плаще.

— Ты можешь выменять его жизнь у Источника, — всколыхнулась тьма под глубоким капюшоном. — Но Ортхаэ дойсет сам назначает цену. И ей может стать что угодно, даже твоя жизнь.

Не задумываясь ни на секунду, я согласно кивнула.

Ощущение стремительного падения вызвало дурноту. Вздрогнула всем телом, ощутив под собой опору, и постаралась осмотреться, хоть заплаканные глаза слезились от яркого света.

Влажный плеск, многоголосый шёпот, мягкий мох под руками и разноцветные блики на ломаных гранях прозрачных кристаллов. Сквозь трещины высоченного свода пещеры россыпью звёзд за мной наблюдало ночное небо Дошхора.

— Пришлая… бедное заблудшее дитя… — терялось сонное эхо в недрах подземной полости.

В памяти всплыл последний день земной жизни, голоса и свет, превратившийся в воду. В паре шагов от меня мелкой рябью дрожало идеально круглое озеро. Это и есть Источник?

Нестерпимо потянуло к воде. Захотелось почувствовать кожей прохладную влагу, распробовать её вкус, ощутить на лице тяжесть свежих искрящихся капель. Смыть с себя груз вины и забот, растворить в лазурной глубине печали, страхи и горести…

Очнулась я только по пояс в воде, когда неподвижное тело Мрая лёгкая волна относила к центру водоёма.

— Прах к праху, тлен к тлену…, — навевал дремотное отупение многоголосый ласковый ропот, — …благословен тот, кто завершил свой путь у колыбели сущего, ибо станет его нетленный глас частью непостижимой и вечной души мира…

Нет! Я кинулась вперёд, пытаясь обогнать бег коварного течения.

Назойливый шёпот превратился в оглушающий вой. Вода вздыбилась на пути стеной, проглотила меня и с силой выплюнула на берег.

— Нет! — захрипела я, выкашливая воду из лёгких. — Пожалуйста, нет! — вскочила на ноги и заметалась у кромки Источника. — Я хочу обменять его жизнь! Согласна на любую плату! Всё, что угодно, только верни его!

Вопли, что впивались иглами в виски, смолкли. Поверхность озера застыла невозмутимой зеркальной гладью, а потом вскипела, выпуская на сушу массивную фигуру, сотканную из текучих, непрестанно движущихся струй.

Дыхание перехватило.

Я узнала бы его в любом обличье. Немигающий взгляд исподлобья, собранные в небрежный пучок волосы, бугры перекаченных мышц.

— С’аехх?

Невозможно ошибиться. Невозможно не вспомнить того, кто стал моей личной тянущей болью, запрятанной глубоко в душе. Персональным ночным кошмаром. Отвратительной сделкой с совестью.

Тело прошиб холодный пот. Со мной поступают слишком безжалостно.

Он остановился напротив, широко улыбнулся, и я удивилась, насколько красивым стало не тронутое увечьем лицо. Почти совершенным. Но отталкивающим и абсолютно чужим.

— Кто ты? Что ты такое?

— Не узнаёшь? — глухой бас ковырнул едва зарубцевавшиеся шрамы.

Существо присело на белый мох и, внимательно на меня глядя, приглашающе повело рукой.

Я настороженно опустилась рядом.

— С’аехх? — недоверчиво сощурила глаза. Нет, это создание не имеет ничего общего с моим дзабблахом!

— Возможно, и он. У нас много имён и много обличий.

— Но вижу я то, что наблюдать больнее?

Облик водного голема дрогнул. Он ухмыльнулся, и мне показалось, что левую часть неживого лица расчертил знакомый ломаный шрам.

— Тяготишься чувством вины. Та, что едва ли умеет прощать, сама мечтает вымолить прощение. Занятно. Но мы здесь не за этим.

— Мы? — я сжала кулаки, чтоб не показывать дрожащих пальцев.

— Мы — душа этого мира. Колыбель и последний приют. Рассвет и закат. Конец и начало. Ты видишь нас в том образе, какой способна воспринять, дочь Заблудших. Зачем ты пришла? Нить твоей жизни прочна, путь долог. Мы одарили тебя сверх меры. К чему тревожить уже ушедших и ещё не рождённых?

— А ты не догадываешься? Или считаешь забавным вот так со мной играть? — было странно и очень мучительно слышать знакомый голос, разглядывать до боли знакомое лицо и понимать, что передо мной просто оболочка, пустая кукла, способ, которым забавляется со смертной высшее существо. Это жестоко.

— Ты знаешь, что мне нужно. Знаешь, что готова на всё. Что хочешь взамен?

В ответ на меня уставился пустой, ничего не выражающий взгляд:

— Я вижу так много твоих желаний, реальных и легко выполнимых. Всё для тебя, исста аиньен, — коснулись щеки холодные влажные пальцы, — но просишь ты о невозможном, — прозвучало как изощрённая издёвка.

Хватит! Я размахнулась для увесистой оплеухи, но стоило коснуться зыбкой поверхности, вода под моей ладонью распалась тысячью брызг, скользнула сквозь пальцы и вновь приняла прежнюю форму.

Голем затрясся в жутком беззвучном смехе:

— А ты хороша-а-а! Нам всегда нравились люди! Живые, горячие, безрассудные! Вы так спешите совершать ошибки и не задумываетесь о расплате. Живёте взахлёб. Любите, как в последний раз. Ваши чувства остры и питательны. Мы потратили столько сил, забраковали столько вероятностей, чтоб выманить вас назад. И мы довольны удачным началом! Всего одна пара, но Заблудшие быстро плодятся, — неуместное веселье внезапно прервалось. Лазурные струи воды почернели. — Нам ничего от тебя не нужно, — распался гулкий бас на сотню возмущённых голосов, — мы не забираем подаренное! Но и то, чего желаешь, не получишь. Он просил стать твоим, — кивнул водный фантом в сторону Мрая, — в обмен на собственную жизнь. Он получил, что хотел и отыграл свою роль: привёл тебя сюда, заставил полюбить новый дом. Ни тебе, ни нам он больше не пригодится.