Я не умею прощать (СИ) - Стова Нийа

— Мрай заставил полюбить себя, а не твой лицемерный, насквозь прогнивший дом, — выплюнула я в самодовольную личину, задыхаясь от бессильной злости. — Без него твой мир мне не нужен!

— Иного у тебя не будет! — возопил многоголосый хор. — Ты навсегда останешься здесь! Смирение, — высокомерно уставились на меня мёртвые глаза, — то, чего никогда не хватало Заблудшим. Учись смирению. Тебе был предназначен другой. Но ты так упряма!

Массивная фигура поднялась на ноги и, повернувшись ко мне спиной, медленно двинулась к водоёму.

— Умоляю, — я вскочила и кинулась следом, — верни его! — бестолково схватила пустоту в попытке удержать сотворённую Источником сущность. — Я люблю его! Одна единственная жизнь в обмен на всё, чем владею!

Голем покачал головой:

— Мы выплетем нужный узор взамен того, что спутался по твоей вине. Чувства людей изменчивы. Смирение, дочь Заблудших. Прими предназначенное и покорись. Эйлахшим.

Озеро вновь вскипело и, поглотив своего посланника, безмятежно застыло.

Неподвижное тело в центре лазурного водного круга плавно пошло ко дну…

Мир подёрнулся мутной плёнкой. Ногти впились в ладони. Да, я упряма! В груди заклокотала бешеная ярость. И никогда не смирюсь!

Смесь отчаяния и чистого гнева застучала в висках, закружила голову. Разъярённая тьма крутым кипятком ошпарила вены. Я сморгнула пелену с глаз, и действительность изменилась сама, являя Источник в его истинном виде.

Под зыбкой поверхностью воды обрывками измочаленной пряжи вяло колыхалась тусклая серая ветошь — угасшие жизни тех, кто прошёл предназначенный путь. А из самого центра озера стволом гигантского дерева устремлялись ввысь пылающие ярким светом нити живущих. И не было ничего прекраснее узоров, которыми разбегались в разные стороны сплетения чужих жизней, их встречи и расставания, втиснутые высшим разумом в канву своих желаний. Но меня это больше не трогало.

Я широко раскинула руки, призывая собственный дар, и со злорадным торжеством увидела, как подались к моим ладоням тёплые лучи — живые души, как послушно легли в них. Как, повинуясь моим пальцам, скрутились в толстые жгуты, необратимо меняя созданный Источником орнамент. Одно движение — и всё превратится в прах.

— Я просила единственную жизнь, — уверенная, что меня прекрасно слышат, не напрягала голос. — Одну. Что держала меня в этом мире. Но ты её отнял, — горько рассмеялась. — Теперь смотри, как отберу взамен сотни, тысячи. Делая из человека покорную овцу, будь готов получить настоящего монстра.

Впервые я хотела убить. И было наплевать, кто станет жертвой. Они все передо мной виноваты! В том, что живут. А мой далхарт никогда не откроет глаз. Виновны в том, что я не услышу любимого голоса и не согреюсь в родных руках. Я ненавижу этот мир. Я его проклинаю!

— Остановись, смертная! — раздался громкий властный окрик, и в спину мне пахнуло солнечным жаром.

— Не нужно рушить то, что воссоздать не сумеешь, — вкрадчиво зашептали над ухом. Ласковые женские руки обняли за плечи. — Отпусти их, моя Отмеченная, — щеки коснулся жёсткий локон, и мой взгляд поймали кроваво-красные глаза. — Разожми ладони.

Я покачнулась и обмякла, сдулась, как дырявый воздушный шар. Руки повисли плетьми, колени дрогнули и подкосились.

— Его больше нет, — сорвалось с моих губ осознание страшной утраты, на что совершенное лицо Темнейшей расплылось в лукавой улыбке.

— Я говорила, что обычно не спорю с волей Источника. Но это не значит, что не могу этого сделать.

С этими словами Ллос достала из ножен смутно знакомый кривой кинжал. Кровавый сардис на его наконечнике полыхнул алым пламенем.

Взмах руки — и тусклая тонкая нить обвилась петлёй вокруг клинка. Воды озера возмущённо вспенились, забурлили, когда со дна на поверхность поднялась бесформенная тень. Сгусток тьмы медленно выплыл на берег и остановился.

— Он никогда тебя больше не вспомнит. Ты всё равно его потеряла. Ортхаэ дойсет успел взять своё, — безразлично бросил в мою сторону высокомерный бог Света.

— Мне достаточно знать, что он просто жив и, возможно, счастлив. Пусть даже не со мной, — я не кривила душой.

Кореллон смерил меня взглядом, повёл бровью и отвернулся. А потом тронул пальцами пойманную Темнейшей нить, и она налилась светом и силой.

Не смея дышать, я смотрела, как аморфная тень собирается в знакомый силуэт, как призрак обрастает плотью, как мёртвое становится живым.

— Нам пора, дочь Заблудших. Мы сделали всё, что смогли, — богиня спрятала мрим’йол в ножны.

В алых глазах я с удивлением заметила сочувствие.

«Почему?» — повис в воздухе незаданный вопрос. Здешние боги всесильны и мстительны. Проще было со мной расправиться, а не помогать!

«Потому что нам знакома благодарность, — прозвучал мелодичный голос в моей голове. — И мне тоже пора учиться прощать».

Грот опустел, а я боялась шелохнуться, боялась оторвать взгляд от того, кто сидел у кромки воды, низко опустив голову. Из-за длинных распущенных волос я не могла различить его лица, но прекрасно видела, как от мерного дыхания чуть приподнимаются широкие плечи.

— Мрай?

Мужская фигура на миг застыла, а потом поднялась, выпрямилась во весь рост, поигрывая мускулами, словно воскресшее тело пробовало себя на прочность. Сильные руки с выпуклыми дорожками вен зарылись в густую гриву волос и небрежным движением откинули серебристо-лунное богатство за спину. Родной, но холодный, как арктический лёд, взгляд уставился мне в глаза, скользнул по волосам и заплаканному лицу. Полные губы брезгливо скривились.

Я глупо, растерянно улыбнулась: ну, конечно, грязноволосая уродка… Зачем-то попыталась пригладить растрёпанную косу и вздрогнула от тихого звериного рыка.

Ядовито-яркие аметисты наливались холодной яростью. Дроу заметил серебристую метку на моей левой руке:

— Ноамат, — выцедил он, гневно раздувая ноздри, сжал кулаки и двинулся вперёд.

Странная лёгкость и пустота, необъяснимая светлая грусть владели всем моим существом. Я понимала, что не буду сопротивляться, когда на шее сомкнутся длинные пальцы, чтобы лишить меня жизни.

— Ты не тронешь её! — мощная фигура в длиннополом плаще заступила дорогу моему далхарту. Рука в чёрной перчатке предупреждающе поднялась. — И никогда не причинишь вреда!

Мрай послушно остановился, припал на колено и приложил кулак к груди:

— Да, мой Лорд, — покорно опустил голову.

— Иди, Воин Тени, гхик’ард вольного Сшамата! Твой город ждёт тебя.

Ваэрон медленно развернулся ко мне. Густая тьма под капюшоном волновалась, долго вглядывалась в моё лицо, загадочно поблёскивая парой мерцающих синих огней. Я чувствовала едва ощутимые попытки пробраться в сознание. Не выйдет. Печально ухмыльнулась и покачала головой.

— Мне жаль, — сокрушённо произнёс низкий голос. — Мы тоже не всесильны.

— Это уже не важно, — смаргивая слёзы, я счастливо улыбалась и смотрела, впитывая каждый жест и движение, малейший наклон головы, взмах ресниц, как мой далхарт собирает волосы в высокий хвост, творит материальную иллюзию, прикрывая одеждой совершенное тело, как оглядывается по сторонам, разыскивая выход из грота. Красивый до рези в глазах, любимый до боли, родной и абсолютно недосягаемый.

Живой! Только это имеет значение. Потерявшейся дочери Заблудших никто не обещал, что её долго и счастливо останется с ней навсегда.

— Лунокожая, — прохладная детская ладошка сжала мои пальцы.

От неожиданности я вздрогнула и обернулась.

С худенького личика мне задорно улыбались серебристо-серые глаза.

— Я не могу вернуть отобранную память, — звонко отчеканил тонкий голосок, — но точно знаю, что настоящая любовь не исчезает бесследно. Смотри! — Киарансали кинула из-под ресниц лукавый взгляд в сторону Мрая.

Он почти добрался до границы грота, как под его ногой что-то громко хрустнуло. Дроу наклонился и поднял сухой прутик, покрутил в пальцах и хотел было его бросить в сторону, но мёртвая веточка начала оживать.