Предатель (ЛП) - Райан Энтони

Я провёл войско Короны ещё на четверть мили, обнаружив только трупы и ползающих раненых. Настроение было настолько испорчено тревогами за Уилхема, что я не возражал, когда солдаты останавливались, чтобы прикончить этих несчастных кинжалом или секачом. Когда, наконец, мы вышли на луг без тел, я приказал остановиться. По рядам разошлось осознание победы, возвещая ликование, поначалу прерывистое, но вскоре нарастающее, которое разнеслось эхом по затуманенным землям. Словно в ответ туман, наконец, начал рассеиваться, и над головой замерцало скрытое золотое сияние солнца. Солдаты набожных взглядов начали объявлять это знаком благосклонности Серафилей. «Если бы так, — кисло подумал я, — то с их помощью мы могли бы всё закончить намного раньше».

Радостные крики продолжались, и из рассеивающегося тумана вышел Утрен. Его шкура была перепачкана кровью, но голову он держал так же высоко, как и прежде. Когда я взобрался ему на спину, крики войска Короны стали ещё громче. Пики и секачи пронзали воздух, и я слышал, как моё имя скандировали так же, как прежде Восходящее войско скандировало имя Эвадины. Я почти ненавидел их за это.

Уилхем Дорнмал лежал на подстилке из шкур под навесом, поднятым на вершине утёса. Холстина хлопала на сильном ветру, а внизу по камням били волны, создавая впечатляющий эффект. Уилхем отказался от различных обезболивающих смесей, предложенных лекарем, раздражённо отмахнувшись от парня, и заявил о желании встретить свой конец с ясной головой. Усталый, забрызганный кровью лекарь — в прошлом просящий ортодоксального Ковенанта, с многолетним стажем в несчётных войнах — снёс мои яростные оскорбления со стоицизмом, свойственным его профессии.

— Это просто укол! — отчаянно шипел я на него. — Я видел, как люди вставали и от худшего.

— Простой укол, который разрезал два его самых важных сосуда, милорд, — тихим и осторожным тоном ответил лекарь. — Они находятся глубоко в теле, до них не добраться и не зашить. Мне очень жаль. — Он поклонился и сделал шаг назад. — Прошу простить меня, нынче многие души нуждаются в моей заботе.

— Просящий Делрик мог бы его спасти, — сказал я, гневаясь всё сильнее. — Если бы у тебя была хоть капля его умений…

— Элвин… оставь беднягу в покое, — тихо прохрипел Уилхем. — Он нужен… в другом месте.

Лекарь снова поклонился и сунул в мою руку маленькую склянку.

— Если боль усилится, — прошептал он. — Это облегчит уход.

Я убрал склянку в карман и опустился возле Уилхема, глядя как Джалайна прижимает тряпку к его лбу. Вряд ли от этого был какой-то толк, но, похоже, ей нужно было чем-то заняться. Эйн, очевидно, не могла отвлечься и поэтому постоянно бродила вперёд-назад, иногда скрещивая руки, иногда нет. Разведчики и всадники Уилхема — те, кто выжил в атаке на рианвельских рыцарей — сидели неподалёку, передавая друг другу бутылку. Адлар Спиннер, судя по его виду, был уже пьян, что, по крайней мере, избавило его от боли от длинного зашитого пореза, тянувшегося от уха до подбородка.

— Мы победили… так я понял? — спросил Уилхем, и этот вопрос он задавал уже в третий раз.

— Да, — ответила Джалайна. — Великая победа. Благодаря тебе.

— Герцог… — глаза Уилхема расфокусировались на миг, а потом он моргнул и заговорил снова. — Надеюсь… его похоронили… со всеми почестями?

Ещё один вопрос, который он уже задавал. Понятия не имею, почему это его так волновало.

— Да, — сказал я, хлопая его по руке. — Со всеми почестями. — На самом деле Леанора приказала отделить голову герцога-предателя от тела и насадить на пику, а потом издала указ о передаче его земель, богатств и титулов Короне. По крайней мере, по закону герцогство Рианвель теперь принадлежало династии Алгатинет. Примут ли это люди, которые там жили, это был совершенно другой вопрос, и мне не хотелось его обдумывать. Сейчас мне хватало и одной войны.

— Ты помнишь… тот день в за́мке Уолверн, Элвин? — спросил Уилхем, моргая тусклыми глазами. — Тот день, когда они притащили таран… против стен?

— Помню, — сказал я.

— Я едва… не сбежал… знаешь. — Он облизнул губы и изогнул их в кривую улыбку. — Уже лошадь оседлал… и всё такое. Если бы стены пали…

— Но они не пали, — оборвал я. — И тебе не пришлось бежать.

Он нахмурился, очевидно собираясь поспорить, но я увидел, как он упустил эту мысль и глубже опустился в свои шкуры. Какое-то время он дрейфовал между оцепенением и бодрствованием, вспоминая былые времена, но его слова становились всё более невнятными.

— Тот загадочный аскарлийский громила… как там он себя называл?

— Маргнус Груинскард, — ответил я. — Тильвальд.

— Он самый. Я чувствовал что-то… с ним не так… что-то магическое.

— Это не просто чувство. Я бы сказал, что он был в это погружён. Именно так он и захватил Ольверсаль.

— Ольверсаль… — Уилхем безрадостно усмехнулся. — Вот это была ночка… Мы спасли её, да проклянут нас за это мученики.

— Мы не знали.

— Неужели? — Он посмотрел на меня, и на секунду в его глазах мелькнула ясность. — Или мы просто… не хотели знать?

Мне оставалось только беспомощно смотреть на него в ответ, едва сдерживая смесь гнева и вины.

— Что ж, — сказал он, моргнув, и отвернулся, — по крайней мере, я умру… в какой-то мере искуплённым. Надеюсь, Серафили заметили… — Уилхем замолчал, его внимание привлек новоприбывший на эти поминки по ещё не умершему. Десмена Левилль, нерешительной походкой напряжённо подошла к вершине утёса, плотно закутавшись в плащ от ветра. Её лицо, покрытое синяками и царапинами, полученными в недавнем бою, представляло собой невыразительную маску, свидетельствующую о жёстком контроле.

— Ты пришла, — сказал Уилхем, умудрившись приветственно приподнять руку. — Спасибо.

Десмена остановилась в нескольких шагах от него, встретив взгляд Уилхема с той же яростной неприязнью, которую всегда ему демонстрировала.

— Мой брат… — начала она, остановившись, чтобы прокашляться, и потом выдавила: — Мой брат хотел бы, чтобы я пришла.

— Наверное. — Уилхем поманил её ближе. — Подойди. У меня есть… пара слов для тебя.

Джалайна отступила назад, когда Десмена подошла к Уилхему, и теперь её лицо выражало явную настороженность. Я встал, чтобы уйти, поняв, что это личный разговор, но Уилхем жестом пригласил меня остаться.

— Мне нужен… свидетель… завещания сего умирающего человека.

Повернувшись к Десмене, Уилхем сделал глубокий неровный вдох.

— Я, Уилхем Дорнмал, опальный и лишённый наследства сын лорда Артера Дорнмала, настоящим даю последнее завещание. Я хотел бы, чтобы все знали, что ещё мальчиком я рассказал своему отцу о местонахождении разыскиваемого за измену некоего Вильдара Редмайна, знаменитого мастера боевых искусств, отца Алдрика Редмайна и Десмены Левилль, бывшего слуги в доме моего отца. Тайком я последовал за Алдриком и его сестрой до дома, где скрывался их отец, раненный в недавней стычке. Когда я сообщил эту информацию моему отцу, мастер Редмайн был схвачен… — Уилхем снова закашлялся, и его губы окрасились красным. Я протянул было флягу с водой, но он отмахнулся и, запинаясь, хрипло продолжил: — И… по закону Короны, его казнили. Я надеялся… — в голосе Уилхема послышался всхлип, из уголка рта полилась струйка крови, — … тем самым завоевать признание отца. В чём… меня, как всегда, постигло разочарование. Я знаю… и брат и сестра подозревали друг друга в… этом, и потому, настоящим завещанием… я всем открываю правду.

Он, задыхаясь, умолк, а Десмена молча смотрела на него.

— Я никогда, — сказала она наконец — ни разу не подозревала своего брата. Но всегда подозревала тебя.

Губы Уилхема изогнулись в слабой улыбке.

— И ты была права…

Десмена зловеще зарычала, подходя к кровати, но остановилась, когда мой меч вырвался из ножен.

— Миледи, прошу вас отступить назад, — сказал я, подняв клинок к её горлу.

Она зыркнула на меня и снова повернула к Уилхему свой пылающий лик.