Предатель (ЛП) - Райан Энтони

— Ты совершенно бесполезный, подлый негодяй, — проскрежетала она. — Как часто умоляла я брата зарезать тебя, словно больного ягнёнка. Уж я-то порадуюсь твоей смерти. — С этими словами она развернулась и зашагала прочь.

— На самом деле, — пробормотал Уилхем, — она восприняла это лучше… чем я ожидал. Ты запишешь… всё это. Запишешь, Элвин?

— Как пожелаешь. — Я взял его за руку, которая оказалась холодной, а вскоре будет ещё холоднее. — Хотя перспектива записывать ложь и раздражает мои научные наклонности. — Я улыбнулся, когда его лоб чуть изогнулся. — Это ведь был Алдрик? Он сказал твоему отцу, где искать Редмайна. Тот, наверное, слишком часто его бил.

— Не только бил. Алдрик… уже вырос достаточно… и понял, что интерес Редмайна к дочери… далеко не… естественный. Удивительно, как такая отважная душа могла быть настолько… чудовищной. Но с другой стороны…, — он снова невесело усмехнулся, закашлявшись, и кровь брызнула на укрывавшее его одеяло, — это урок… которой мы оба… учили слишком долго, а?

Тогда его тело затряслось, и лицо порозовело от последних остатков крови.

— Думаю, — проворчал он, — стоит попробовать… из той склянки лекаря… пожалуйста.

Я поднёс склянку к его губам, он проглотил всё до последней капли, прежде чем обмякнуть, теряя последние силы. Он задержался совсем ненадолго, свет угасал в его глазах, и лишь один последний раз в них снова расцвела жизнь. Слова, которые сопровождали это, были такими слабыми, что мне пришлось приложить ухо к его губам, чтобы уловить их.

— Ты же знаешь… тебе придётся убить её, да? Даже если… это будет стоить… жизни твоему… сыну.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Мы положили Уилхема в братскую могилу вместе со всадниками, павшими в атаке. Всего их было двенадцать. Ортодоксальные просящие произнесли слова, которые я едва расслышал, после чего мы засыпали их землёй. Это была лишь одна из нескольких таких могил, выкопанных в тот вечер, хотя большинство из них заполнили рианвельскими трупами. Эйн подсчитала, что потери войска Короны составили около четырёхсот человек. Потери наших врагов она оценила примерно в три тысячи. Мёртвых каэритов сосчитать было невозможно, поскольку таолишь быстро унесли их в ближайший лес и уложили среди деревьев. Следующую ночь каэриты и большая часть войска спокойно отдыхали. Я и раньше замечал, что победившие армии склонны погружаться в мрачные размышления, как только угасает первоначальный прилив триумфа. Однако это спокойствие не разделяли паэлиты, которые собрались вокруг больших костров и всю ночь что-то яростно выкрикивали.

— Что они празднуют? — спросил я Эйтлиша. Его я увидел на границе света от костров, когда из любопытства дошёл до лагеря паэлитов. — Не помню никого из них на поле боя.

— Они не празднуют, — объяснил он. — То, что ты видишь, это ритуал позора.

Снова взглянув на множество фигур, окружавших ближайший костёр, я увидел, что большинство из них частично или полностью раздеты. Кроме того, казалось, что все держат в руках ножи. Пока я смотрел, воин-паэлит, злобно оскалив зубы, выкрикнул что-то на диалекте, который я не до конца понял. Однако, пока этот парень разглагольствовал, я уловил слова, похожие на каэритские, означающие «обязательство» и «позор». Когда его обличительная речь закончилась, воин тут же полоснул себе по груди и упал на колени.

— Он принёс клятву умереть в битве, — пояснил Эйтлишь. — Как и все они. Опоздание на это поле бойни — большое пятно на их чести, и они могут провести остаток своей жизни, пытаясь отмыть его. — По мрачности его рельефного лица я догадался, что он тоже несёт на себе бремя этой вины. В конце концов, каэрит с равнин по-прежнему оставался каэритом.

— Тогда, — сказал я, почувствовав, что мне плевать на его горе, — надеюсь в будущем они соблаговолят оставаться с армией.

Он прищурился в ответ на упрёк, прозвучавший в моём тоне, но ожидаемый язвительный ответ не слетел с его губ. Вместо этого он перевёл взгляд на север.

— Ты чувствуешь, Элвин Писарь? — спросил он тихим голосом, в котором слышалась тревожная нотка неуверенности. Из всех недостатков Эйтлиша нехватки уверенности я за ним не замечал.

— Что? — сказал я, глядя на окружающие поля. Как всегда, проклятие каменного пера было непостоянным, и ни одного бродячего мертвеца ещё не показалось, но я сомневался, что удастся избежать этой ночью какого-либо посещения. «Пожалуйста», умолял я перо. «Пусть это будет не Уилхем» …

— Сложно описать, — ответил Эйтлишь. Он помолчал, сосредоточенно хмуря лоб, что уже граничило со страхом. — Что-то происходит к северу отсюда. Скопление ваэрит.

— Эвадина обладает силой, и ты это знаешь. Силой Малицитов, и она ждёт нашего прихода. Через несколько дней армия встретит Восходящее войско. — Я тяжело вздохнул от усталости. — То-то кровавый будет день.

— Я чувствую твою ужасную женщину, Элвин Писарь, и мне удивительно, что ты не разглядел глубину её злобы. Но сейчас я ощущаю нечто большее. Соединение путей, перекрёсток, где судьба встречается с судьбой, и определены все варианты будущего. И я не знаю, чем это закончится.

Теперь его лицом управлял страх, глаза расширились и смотрели вперёд. Это было настолько непохоже на всё, что я о нём знал, что я почувствовал, как пячусь назад.

— Никогда ещё не случалось войны с определённым исходом, — сказал я. — Но мы сильны, как численностью, так и решимостью. Я всё думал, выстоит ли эта армия, когда наступит битва, и сегодня получил ответ. Мы отправимся к замку Амбрис, победим нашего врага, и там я потребую своего сына. — Я наклонил голову и повернулся, чтобы уйти. — А сейчас у меня есть острая потребность напиться…

— Я заметил, что ты ни слова не сказал о том, чтобы убить её, — сказал Эйтлишь.

Я не стал медлить и зашагал в темноту, надеясь, что путешествие до моей палатки и приём бренди пройдут без вмешательства призраков.

К вечеру следующего дневного перехода над северным горизонтом уже поднималась длинная зелёная полоса Шейвинского леса. Вскоре после этого на дороге появились Тайлер и два разведчика с детальным отчётом о расположении восходящей-королевы у за́мка Амбрис.

— Всего от пятнадцати до двадцати тысяч, — сказал он. — Расположились в основном вокруг за́мка. По большей части пехота, насколько могу судить. Компания у них довольно разношёрстная. Толпа едва обученных керлов с вилами, топорами и тому подобным, и ветераны войска Ковенанта.

— Состояние осады? — спросил я.

— Никаких осадных машин, но они копают траншеи. Судя по трупам вокруг стен, они сразу попытались штурмовать за́мок, но у них ничего не получилось. — Узкое лицо Тайлера помрачнело. — А ещё там виселицы.

— Виселицы?

— Дюжина стоит на платформе вне досягаемости стрел с главных ворот, и на каждой висят тела. Похоже Лжекоролева захватила несколько верных герцогине Лорайн керлов. С начала осады она вешает по двенадцать человек в день.

«Наша миссия важнее, чем мы», однажды сказала она. Верит ли она в это до сих пор или её разум теперь полностью погрузился в мстительное безумие?

— Ладно, — сказал я Тайлеру. — Иди, отдохни…

— Там, хм, — Тайлер бросил через плечо многозначительный взгляд на лес, — кое-что ещё, капитан. Мы нашли посланницу, ожидавшую там, где дорога переходит в лес. Та сука-просящая из Рианвеля. Совсем одна, представляете себе. У неё флаг переговоров, иначе я бы убил её на месте.

— Её послание? — спросил я.

— Говорит, скажет только Писарю.

— Ладно. — Я бросился к Утрену. — Посмотрим, что она скажет.

— Нехорошо это, что бы там ни было, — высказала Джалайна. — Лучше, если позволишь мне пойти туда и убить её.

— Такой поступок не для лорда, командующего армией, которая ведёт священный поход справедливого правосудия. — Забравшись на Утрена, я подъехал к ней, пока она залезала на свою паэла. — Но, — добавил я, подъезжая ещё ближе, — если я вдруг почешу подбородок, можешь спокойно расколоть ей череп.