Голубой «Роллс-Ройс» Коко ждал их у входа на вокзал. Она выбрала цвет автомобиля как дань «Голубому экспрессу» с его голубыми спальными вагонами с золотой отделкой. Ее шофер Эван, работавший у нее много лет, открыл пассажирскую дверь и помог сначала ей, а потом Алисе сесть в машину. Затем он погрузил чемоданы в багажник.
– Из-за чего такое столпотворение, Эван?
– Говорят, немцы на подходе, мадемуазель.
Улицы, по которым они ехали от вокзала до отеля «Риц», оказались запружены легковыми автомобилями и грузовиками, медленно двигавшимися по направлению к ведущим на юг шоссе, подальше от города. Когда они наконец добрались до Вандомской площади, «Роллс-Ройс» встал в очередь из автомобилей. Эван не стал глушить мотор, положил локоть на открытое окно и объявил, что им, судя по всему, придется подождать. Коко свирепо посмотрела на вереницу автомобилей, ожидавших своей очереди, чтобы подъехать ко входу. Справа от нее стеной стояли мужчины, женщины, дети, домашние питомцы, коробки, сундуки и чемоданы, еле-еле двигаясь по направлению к гостинице.
Вспомнив толпы в Каннах и на вокзале, Коко подалась вперед и похлопала Эвана по плечу.
– Даже здесь?
– Они из северных пригородов и городов, – ответил шофер. – Бегут от бошей.
Коко застонала, откинулась на спинку сиденья и поймала его взгляд в зеркале заднего вида.
– Ты можешь что-нибудь сделать?
– Да, мадемуазель.
Эван выехал из очереди, рванул вперед и влез перед другим автомобилем, поставив машину у самого входа в «Риц». Коко проигнорировала звуки автомобильных сигналов. Эван заглушил мотор и поспешил на помощь Коко.
– Эй! – крикнул водитель авто, оказавшегося за ними. – Эй вы там! За кого вы себя принимаете? – Но когда два швейцара, стоявших у входа, бросились навстречу Коко, мужчина замолчал и стукнул кулаком по капоту.
– Поставь машину в гараж, – приказала Коко Эвану, кивком поприветствовала каждого из швейцаров, не обращая ни малейшего внимания на разъяренного мужчину. – А потом принеси багаж ко мне в номер.
Просторный холл гостиницы был полностью оккупирован членами множества семей – мужчины, женщины, дети, казалось, занимали каждый свободный дюйм. Они сидели на диванах, в креслах, на стульях, некоторые умудрились втиснуться в кресло вдвоем или даже втроем. Коко прошла мимо людей, сидевших на полу и даже на широкой изогнутой мраморной лестнице, вытянув ноги и опершись спиной на чемоданы.
Коко оглядела открывшуюся ей сцену, мысленно подсчитывая урон, нанесенный прекрасным гобеленам и коврам, бархатным сиденьям и резным столикам из красного дерева, изящным стеклянным лампам. Одеяла, подушки, корзины для пикника, детские игрушки – все это было разложено у главного входа в отель «Риц».
Но она слишком устала, чтобы жаловаться. Остановившись у стойки портье, Коко обратилась к единственному мужчине, которому в тот момент доверяла.
– Жерó, я дома.
Старший портье поднял на нее глаза, кивнул и тут же повернулся к человеку, стоявшему перед ним. Коко опешила: ни теплой улыбки, ни распростертых объятий в честь ее возвращения. В этой толпе мадемуазель Шанель словно бы и не существовало.
Коко наградила его тяжелым взглядом.
– Париж во время настоящей войны будет отвратительным зрелищем, – пробормотала она и принялась проталкиваться через толпу к лифтам. Алиса последовала за ней. Нажав на кнопку вызова, Коко посмотрела на свою горничную.
– Я сейчас выпью чашку очень горячего чая и съем круассан… с мармеладом. – Она никогда особо не любила горько-сладкий апельсиновый джем, который предпочитал Бой, но это вошло у нее в привычку.
Когда решетки лифта открылись и с ней поздоровался лифтер, Коко повернулась к Алисе и увидела, что девушка зевает. Она махнула рукой в сторону комнат для прислуги.
– Ничего не надо, Алиса. Иди спать. Чай мне принесет кто-нибудь другой.
Глава седьмая
Париж
Весна 1940 года
В то утро над Парижем висело зловещее облако. Служба новостей Би-би-си сообщила, что Гитлер обратил свой взор на Францию. Третий раз на неделе Ален Жобер стоял перед закрытым решеткой входом в BankLeval на авеню Ош, глядя на табличку «Закрыто», вывешенную на ней. Ален добыл для Пьера формулу № 5, но оставшаяся часть его задания требует помощи Анри Леваля, банкира Пьера, который должен был передать ему новый паспорт. Он обо всем договорился с Анри еще до отъезда из Нью-Йорка. Если немцы войдут в страну до того, как он покинет Париж, ему потребуются новые документы, бумаги с другим, менее узнаваемым именем.
И Ален, и Пьер понимали опасность этого путешествия. Они оба были евреями, которых хорошо знали в Париже. Но немцы двигались быстрее, чем они могли предположить. Семья Алена перебралась на Манхэттен семью годами ранее. И хотя Ален уже был гражданином США, проблема заключалась в том, что он оставался гражданином Франции и на него распространялись ее юрисдикция и законы.
– Ты съездишь туда и сразу вернешься, – сказал тогда Пьер.
И вот уже заканчивалась первая неделя мая, а он все еще был в Париже. Так где же Анри Леваль?
Судя по всему, банкир застрял в своем офисе в Женеве. Боши наступают, и пока что ни один из них не может ничего сделать. Алену удалось всего лишь раз поговорить с Анри по телефону, потом линии были перерезаны. Анри заверил Алена, что новый паспорт для него готов и он понимает, что паспорт нужен срочно. Возможно, Анри что-то знал такое, что нельзя обсуждать по телефону, так как большинство разговоров записывались.
Жобер вытащил из пачки сигарету «Голуаз» и, согнувшись над ладонью, сложенной горстью, зажег ее. Он выпрямился, втянул в себя дым и пошел пешком через город по направлению к своей квартире рядом с площадью Этуаль. До нее было около километра. Что ж, он застрял в Париже. Когда он приехал во Францию, Коко была на Лазурном берегу и под ногами не путалась. Пьер отлично выбрал время. Но она, скорее всего, уже вернулась, и управляющий заводом в Нейи сразу же назовет ей его имя.
Коко устроит скандал, назовет случившееся кражей. Она и не вспомнит о том, что Пьеру принадлежат и компания, и формула. Этого она никогда до конца не понимала. Ален не ладил с Коко, его выводили из себя ее вмешательство в бизнес, ее взрывной темперамент. Но это проблема Пьера, а не его.
Жобер свернул за угол и увидел красивую женщину. Он с удовольствием смотрел, как она идет ему навстречу, покачивая бедрами и слегка размахивая руками. Она была одета в костюм, похожий на творения Коко – короткая юбка, короткий жакет, мягкая ткань обнимала ее бедра и грудь.
Коко одобрила бы такой образ, пусть даже он разил наповал, особенно дополненный короткими белыми перчатками и жемчугом. Красный берет, скрывавший волосы, был надет под задорным углом. Ален встретился с ней глазами, но она лишь коротко улыбнулась и торопливо прошла мимо. Он вздохнул. Как все изменилось! Годом раньше она бы замедлила шаг и посмотрела на него.
Недалеко от площади Этуаль Ален свернул к отелю «Наполеон» на авеню Фридланд. В маленьком баре рядом с вестибюлем, кроме бармена, не было ни души. Ален снял шляпу и сел у стойки.
– Добрый вечер, господин Жобер. Что ж, вы выбрали неудачное время для возвращения в Париж. – Бармен покачал головой, вытирая бокал изнутри и снаружи маленьким белым полотенцем.
– Я здесь примерно с неделю.
– Я думал, вы умнее. Не следовало вам приезжать. Разве вы не слышали новости? – Бармен поставил бокал на стойку и потянулся к мойке за следующим. – Если бы мне было куда уехать, меня бы уже здесь не было.
Ален пожал плечами.
– Как всегда коньяк?
– У вас хорошая память. И себе налейте.
Бармен кивнул в знак благодарности, вытащил бутылку из-под стойки, поставил на нее два стакана и налил на два пальца коньяка в каждый.
Ален поднял свой стакан.
– Ваше здоровье! – Бармен ответил тем же и, запрокинув голову, одним глотком выпил коньяк.
