Древесный маг Орловского княжества 6 (СИ) - Павлов Игорь Васильевич

Повернула голову на мгновение и снова уткнулась взглядом в землю. Не думал, что оставшись со мной наедине, она засмущается ещё больше.

Ну и где сейчас то огненное чудовище прячется?

— За меня испугалась? — Переспрашиваю с таким ощущением, что дочку свою встретил. Которой у меня никогда и не было.

Кивнула коротко.

— Я тоже за тебя испугался, — заявляю участливо.

— Правда? — Удивилась, но тут же перестроилась. — Что за меня бояться, не впервой с нечистью поганой драться.

— Да это не драка, это избиение, — усмехнулся.

— Ты меня смущаешь, — прошептала.

Смущаю? Девичья логика. Раз так, зачем пришла? Хотя понятно же, типичная любовь «школьницы» к «старшекласснику».

Помолчали немного.

— Спасибо за помощь, — начал неуверенно. — В Орле.

Кивнула себе под нос. Вижу, как по шейке нежной мурашки пошли. Да что с ней?

— Ну ты чего такой хмурый? — Пытаюсь её расшевелить. — Лютик мой милый.

— Да не знаю я, — улыбнулась себе под нос и вздохнула.

— Во, улыбнулась в коем–то веке. Сразу красавица.

Снова улыбнулась. Разглядел на щёчке копоть, ну что за неряха. Видимо, ей там даже замечание боятся сделать после боя. А тут, как по заказу, и ведро стоит с колодезной водицей, и полотенце висит на заборе белое барское. Видимо, мне принесли.

Поднялся, чувствуя, как девочка сразу засуетилась. К ведру подошёл, обмокнул в нём уголок полотенца. Люта наблюдает украдкой, стараясь взглядами со мной не встречаться. Но я уверенно к ней иду. И присаживаюсь на корточки, чтобы попасть в её поле зрения.

— А умываться кто будет? — Спрашиваю, глядя на милую чумазую мордашку.

Рукавом быстро растёрла щёку, в сторону глазки свои карие увела.

— Давай сам, ладно?

Похоже, Люта в шоке. Молчит. А я, затаив дыхание, вытираю её мордашку заботливо и аккуратно. Когда касаюсь, девочка замирает, закрывая глаза. Явно наслаждается процессом. На шейку перехожу, там тоже копоть. Только дотронулся, сразу глазища распахнула и в меня уставилась с ужасом. Отстранилась.

— Прости, я… — начал.

— Сама, — выхватила полотенце и быстро вытерлась.

Я же присел рядышком обратно. Отложив полотенце, снова сделалась тихой мышкой и загрустила.

— Люта? — Позвал после неловкой паузы.

— Да, Ярослав? — Ответила на этот раз вполне по–взрослому.

— Ты ведь что–то хотела сказать мне, раз ждала.

— Всё из головы вылетело, когда ты явился, — произнесла вдруг с претензией. — Так хотела повидаться, что забыла о себе. Не умылась, какая растяпа.

— Мы на войне, опрятный вид здесь ни к чему. У меня вот с башки песок до сих пор сыплется.

— День длиннее ночи, — произнесла и вздохнула. — Времени достаточно.

— Ты всегда такая грустная? — Спрашиваю и руку ей подаю раскрытой ладонью.

Смотрит на неё ошалело.

— Возьми меня за руку, и пойдём, прогуляемся, — предлагаю.

— Нас увидят, так неловко, — зашептала.

— А мы в рощу пойдём. Там никто не увидит, даже если обниматься начнём и целоваться, — усмехнулся, решив пойти на лёгкую провокацию.

Понятное дело, что с девочкой каши не сваришь. Пока. Но зато можно вспомнить милые и волнительные моменты из своей непорочной юности. После всего этого мяса, так хочется почувствовать своей чёрной душой что–то светлое и милое. Хотя это не про Люту!

Очень просто манипулировать юным сердцем, зная, что в нём ты. Так и вышло. Люта лишь ненадолго затушевалась. Но ухватила меня за руку очень цепко и уверенно. Я поднялся и легко потянул её за собой. Девочка даже свой боевой посох на лавке так и оставила. Не выпуская её руки, вышел через калитку, вылавливая шокированные взгляды, высовывающихся из–за изб и заборов дружинников. Мне почему–то кажется, что они делали ставки.

Для вас Лютая магичка, к которой лучше не соваться, а для меня Лютик — милое создание. Или я заблуждаюсь, вот и посмотрим.

Поиграть с таким огнём я не прочь. Да даже чтобы отговорить её лезть к Морозовой в будущем. К тому же я — свободный человек, не взявший ещё себе жену и никому собственно не должный. Что мне мешает взять в жёны молоденькую графиню Огарёву? И сбавить накал страстей между тульским владыкой и родом Морозовых, к которому я вскоре буду приобщён. Зачем нам война, если можно сделать всех обязанными тебе и управлять ими понемногу, чтобы преследовать свои интересы.

А они у меня простые. Я хочу, чтобы мой город процветал, чтобы люди в нём жили безопасно и счастливо. Чтобы никто не смел нападать и жечь мои дома. Для безопасности людей, которые в меня верят, я готов подружиться хоть с самим дьяволом.

Да и сильно–то я не превозмогаю, общаясь с Лютой. Девочка приятной наружности мне нравится. Ей всего–то пятнадцать полных лет. Есть все шансы, что из неё вырастит красотка. И сейчас она совсем не дурна собой, вышла не в мамашу. Да и Чернава не воспитывала её, насколько я понял. Скорее она гнобила дочь, оттого малышка и сбежала в гвардию к князю Юрию, чтоб отдалиться от светской гнили. Мне даже не хочется заводить об этом разговор, чтобы не терзать ни её, ни себя.

Прошли вдоль огородов через истоптанное поле ржи и прямо в рощу, правее места, где проводила время Руяна. Жрицу я не вижу, но чувствую. Это не сложно, когда до тебя доносится шелест листы, говорящий о скоплении живности метрах в пятидесяти восточнее. Поэтому я увожу Люту западнее.

Не потому, что опасаюсь возможной ревности жрицы. Просто, самому неловко.

Среди деревьев обстановка стала более уютной. По хвату чувствуется, что девочка немного расслабилась. Но стоило остановиться за зарослями у крупного дуба, тут же напряглась, когда я повернулся к ней, чтобы рассмотреть лицо и немного её потискать.

Красная, как варёный рак, Люта встала статуей, когда я полностью заправил её мантию в плащ за спину и открыл обтянутое в мужскую одежду худощавое тельце. Полтора метра с кепкой — такую даже не очень удобно обнимать за талию. В целом, женственной фигурой и не пахнет, но уже проклёвывается торчащая попка, которой можно невинно полюбоваться.

Смотрит исподлобья. И кстати, очень даже обворожительно выходит! Но снова взгляд свой уводит застенчиво. Опускаюсь к ней, локоны пальцем в стороны убираю и целую её робко в лобик. Снова Люта статую изображает, жмурится. В носик целую, в щёчки. Опускаюсь ещё ниже и заключаю в объятия за тонкую талию. В уголок губ целую, чувствуя, как девочка просто тает. От поцелует её пошатывает, она на ногах и не держится!

Жар крематория превращается в огонёк свечи.

Нет… не могу так. Поэтому прекращаю.

Прижимаю её к груди крепко, она подаётся легко, прижимается сама. Чувствую её слабое касание на спине, лапками своими обнимает в ответ несмело.

Слышу её дрожащий выдох.

— Люта, моя милая малышка, — обхватываю её по–хозяйски, чувствуя совсем не похоть. Это братская любовь. Осознанная, мудрая.

Потому что представил, как с сечи на Калининских топях она сидела над моим грязным, изрубленным и вонючим телом, где уродливые воспалённые раны могли только оттолкнуть. Любого. Только родной останется. Искренне родной будет с тобой. А не с той картинкой, которую видят в здоровом и жизнерадостном человеке. Ведь там не было никакой красоты. Лишь смерть и агония.

— Ярослав, я так страшусь за тебя, — шепчет. — Уезжай, не лезь в Разлом.

— Если не полезу, буду корить себя. Ты же знаешь, что я не отступлю.

— Я должна признаться, — дальше говорит с неловкостью.

— Говори, сестрица, я всё пойму, — отвечаю ей и мягко пытаюсь отлепить. Но она лишь сильнее прижимается и обхватывает теперь уже с силой, будто отпускать совсем не хочет.

И почему же я думал прежде, что она будет мне мстить за мать? Она ведь даже ведёт себя так, будто ничего и не было.

— Мил ты мне, — раздаётся едва слышное.

Ну это не новость. Хотя теперь я понимаю, она даже не подозревала, что туляки мне уже всё слили. Вот такое вот у неё признание в любви.

— Ты тоже мне нравишься, — отвечаю ей сразу. — И я очень благодарен за моё спасение.