Мстислав Дерзкий часть 1 (СИ) - Машуков Тимур

Один. Удар в колено — хруст, падение. Удар в шею — голова отлетает, тело дергается. Двое. Лезет через тело первого. Меч в глазницу — глубоко, до мозга. Тварь замирает. Третий, сзади, тянет за плащ. Я развернулся, рубанул по руке, отсек кисть. Пинок — и он падает на своих.

Тьма склепа ожила кошмарной пляской теней. Лунный свет из пролома выхватывал жуткие моменты — летящие обломки тел, блеск стали, мою тень, гигантскую и яростную на стене. Дыхание хрипело в горле. Мышцы горели. Рукоять меча стала скользкой от пота и черной жижи.

Их было больше. Все больше. Они лезли через пролом, через разлом в стене, который они сами же и расширяли. Теснота перестала быть преимуществом. Они заполняли пространство передо мной, давя массой. Когти рвали кожу на руке. Холодная мертвецкая хватка схватила за лодыжку. Я вырвался, рубанул наугад.

— Огонь! — вдруг крикнула Вероника.

Что? Откуда?

Сзади что-то просвистело. Маленький огненный шар, тусклый, но яростный, метко влетел в пролом, прямо в скучившуюся массу нежити. Раздался сухой хлопок, вспыхнули тлеющие лохмотья. Вой усилился — теперь в нем была боль.

Ника? Ее магия? Или Лишка вытащила какой-то артефакт? Неважно. Мгновение замешательства врага — это шанс.

Я рванулся вперед, не раздумывая. Используя их же скученность. Меч работал как молотилка. Колол, рубил, отбрасывал. Кости трещали под ударами. Черная жижа летела брызгами. Я не защищался — я атаковал. Выталкивал их обратно, в лунный свет, в узкий пролом. Каждый шаг вперед — это пространство для размаха. Каждый упавший труп — баррикада для следующих.

Один особенно крупный, в истлевшей кольчуге, встал у меня на пути. Он замахнулся ржавой секирой. Я прыгнул навстречу, под удар, проскользнул под его рукой, всадил меч под ребра и с яростью провернул. Он рухнул, увлекая за собой еще пару тварей. Пролом был почти чист. За ним, в лунном свете, метались еще тени, но они не решались лезть в эту мясорубку.

Я отступил на шаг, прислонившись к холодной стене. Дышал как кузнечные мехи. Все тело ныло. Рука с мечом дрожала уже от усталости. Передо мной лежала груда шевелящегося хлама: отрубленные конечности, дергающиеся туловища, отлетевшие головы, все еще щелкающие челюстями. Вонь стояла невообразимая.

— Мстислав? — тихий, испуганный голосок Лишки.

— Живой, мышонок, — хрипло ответил я. — Сидите тихо. Еще не закончили.

Но основная волна была сломлена. Те, что снаружи, ревели, скребли когтями по камню, но внутрь не лезли. Видели, что их ждет в этой каменной ловушке.

Передышка. Короткая. Я оглядел поле боя. Эти твари… они еще двигались. Медленно, беспомощно, но двигались. И щель в двери зияла, как открытая рана.

Нельзя было ждать. Нельзя было надеяться, что они уйдут. Надо было запечатать. Намертво.

— Вероника! — позвал я, откашлявшись. — Ищи что-нибудь тяжелое! Камни! Осколки! Все! Лишка, свети!

Маленькое пламя свечи (откуда она только ее достала⁈) дрогнуло в руке Лишки, осветив ужас вокруг. Вероника, бледная, но собранная, уже оттаскивала от стены тяжелый, плоский обломок надгробия.

Работа закипела. Я пинал, оттаскивал, сбрасывал в кучу еще теплые (холодные?) тела нежити. Они хрустели, булькали, пытались уцепиться. Я рубил отбивающиеся руки, давил ногой щелкающие головы. Без эмоций. Как мясник. Это был мусор. Опасный мусор. Материал для баррикады.

Вероника и Лишка, напрягая все силы, подкатывали камни, обломки, все, что могло послужить весом. Я брал самое крупное — тот обломок надгробия, тяжеленный кусок стены. Рана на щеке горела, спина ныла, но ярость и необходимость гнали вперед.

Мы заваливали пролом. Сперва телами нежити — мерзко, но эффективно. Плотная, шевелящаяся подушка. Потом камни. Большие, тяжелые. Я ставил их, подпирал, забивал щели мелкими осколками. Вероника, стиснув зубы, толкала огромный плоский камень, который мы нашли в углу — возможно, крышку от другого саркофага.

— Еще! — командовал я, чувствуя, как плита встает на место. — Дави! Всей тяжестью!

Мы облокотились на нее — я, Вероника, даже Лишка пристроилась, толкая изо всех своих детских сил. Камень скрипел, сдвигая под собой кости и тряпки, и наконец, с глухим, окончательным стуком, встал намертво. Щели не было. Только неровная каменная заплата на месте бывшей двери.

Снаружи завыли. Заскребли. Но звук стал глухим, далеким. Камень держал. Вспыхнул огонь, расплавляя камень и заваривая все щели — молодец Ника. Догадалась.

Я отшатнулся, сполз по стене на пол. Руки тряслись так, что меч выпал из пальцев с лязгом. Дышал, как загнанный зверь. Весь был в липкой черной жиже, в пыли, в собственной крови и поту. Каждая кость скрипела свою песню усталости.

Вероника стояла, опершись о камень, тоже вся перемазанная, но глаза горели. Лишка присела рядом, свечка в ее руке дрожала, освещая наши изможденные лица.

— Закрыто, — прохрипел я. — Напрочь. Пусть теперь ломают головы. Или когти.

Тишина склепа, после адской какофонии боя и стонов, снова обняла нас. Сладкая, густая, пыльная тишина. Снаружи доносился только глухой, бессильный гул.

Я посмотрел на груду камней, навсегда похоронившую вход. На меч, лежащий в грязи. На двух перепачканных, испуганных, но живых девочек. Победил? На этот раз — да. Выиграл эту маленькую, отчаянную битву в каменном мешке. Ценой последних сил.

— Вот и сказочке конец, — пробормотал я, закрывая глаза. Голова тяжело откинулась на холодный камень. — А кто слушал… тот, считай, выжил. Пока что. Спокойной ночи, твари. Не храпите.

— Спасибо, Мстислав Дерзкий…

Дерзкий. Хм. Сегодня это прозвище я, пожалуй, заслужил. Хотя бы на эту ночь. А еще кучу энергии, что впиталась в меня и уже начала работу над укреплением каналов. И я бы порадовался, если бы не чувствовал себя настолько плохо.

Все, на сегодня хватит истории и задушевных разговоров. Как там называется то благословенное место со странным названием? Душ? Мне точно надо туда — на пару сотен частей. А потом спать — слишком длинный это был день.

Мелькнула мысль — интересно, а в чем они измеряют время? Раздеваясь на ходу и не слушая возмущенный визг девчонок, я шел получать удовольствие в место, чье название созвучно шипению змеи. И мне это нравится…

Глава 7

Глава 7

…Ох, суставы скрипят и шея не поворачивается. И тело непослушное. Я опять умер?

С трудом разлепив глаза, я обнаружил себя лежащим на узкой кровати в максимально неудобной позе. Это кто так меня? Враги постарались? Сейчас как встану и как покажу всем силушку богатырскую!.

И почему это, кстати, я — такой большой — и лежу на столь маленьком диване? А две мелкие девчонки с удобством расположились на большой и очень комфортной на вид кровати? Нет, так-то я могу и на голой земле спать, положив корягу под голову, но зачем, если есть лучшие варианты? Все, пора, кажется, начинать учить этих пигалиц любить Родину в моем лице. Кто тут защитник? На чьих плечах они хотят въехать в лучшую жизнь? Кто вообще сказал, что я должен с ними возиться и при этом спать на неудобном диванчике? Как же несправедлив этот мир! Вот, помню, в мое время…

Ладно, не до того сейчас. И пусть пока спят — хотя, странно, конечно, что графиня легла в одну постель со служанкой. Впрочем, это не мое дело, кто и с кем спит. Может, у них сейчас нравы такие. Мое дело сходить в душ и поесть. А еще, Вероника что-то там такое, кажется, говорила про серебряную кнопочку…

Вышел я свежий, хорошо пахнущий. Жаль, что в наше время такого не было. Удобно и пахнет приятно. А то помню, наш Крот — главный стрелок отряда — как сходит в нужник, так после него день туда зайти невозможно…

Так, теперь еда. Готовить я, как и любой справный воин, умел, хоть и не шибко любил. Так что, думаю, справлюсь. Где там их кухня?

Однако, когда я зашел туда, моя уверенность в своих способностях пошатнулась — и где тут печь? Где костер-то развести можно? Стоят какие-то железные непонятные коробки. Пошарился, но ничего готового не нашел. Однако, заглянув в маленькую кладовку, я обнаружил кучу фруктов. Вот это дело! Яблоки — я всегда их любил. Дядька Асмунд говорил, что они для организма очень полезные. Поэтому набрав с десяток, я, довольно хрустя, вернулся обратно.