Стажировка богини. Дилогия (СИ) - Романец Милисса

— Тебя я тоже хотел найти, — к облегчению Альфэй, Ежан обратил всё своё внимание на Сибилла. — Прошу тебя, пощади Сяои! Я сделаю что угодно… — он бухнулся на колени и уткнулся лбом в пол.

— Не утруждай себя. Можешь быть уверен, я доведу начатое до конца.

— Почему? Сяои тебе ничего не сделала, — не поднимая головы, пробубнил в начищенные до блеска доски под собой Ежан.

— Она провинилась. Ты лучше кого бы то ни было знаешь: чтобы моя богиня жила спокойно, твоя должна умереть.

— Небеса не дадут спокойной жизни никому из нас. После того что случилось, мы все приговорены в той или иной степени. Спокойной жизни не будет никому.

— Хорошо, что ты это понимаешь. Тем более. Тебе какая разница, как умереть? Из вашей смерти я хотя бы извлеку пользу. Если тебе будет проще смириться с неизбежным, то как раз для борьбы с Небесами ваши силы мне и пригодятся.

— Это бесполезно. Тебе не выстоять против Верховных богов.

— Как знать. Но тебе при любом исходе уже будет всё равно.

— За что мне всё это? — прошептал Ежан.

— Ты обидел Альфэй, — пожал плечами Сибилл, наблюдая за просителем с лёгким интересом.

— Просто признай, что ревнуешь, — Ежан вскинул голову, показав не такой уж и покорный, в отличие от тона, взгляд.

— Конечно. Но это не важно. Если бы ты был достоин моей богини, я бы мог смириться. Пусть бы она выбрала тебя. Или я мог согласиться делить её… возможно, через пару тысяч лет. Но предательство непростительно…

— Я вам не мешаю общаться? — спросила Альфэй, желая прервать неудобный разговор.

— Ты же понимаешь, что я просто не хочу, чтобы ты с ним говорила? — ослепительная улыбка Сибилла, как всегда, привела Альфэй в замешательство, разгоняя сердце до глупо-влюблённого ритма. — Давай уйдём?

И прежде чем она согласилась, Ежан встал на колено и схватил её руку:

— Ты должна знать, что я люблю тебя! — с необычной для него страстью выпалил он.

Альфэй задохнулась от возмущения и успела подумать, что Ежан от отчаяния готов уже всё что угодно сделать, наговорить и пообещать. Вот только она не почувствовала в его словах лжи. Сибилл обхватил её рукой за талию и до боли притиснул к своему боку. Впрочем, не мешая Ежану говорить:

— Я хотел только развлечься с тобой и выведать божественное имя для создания заклятия раскалывающего сознание. Пришёл во второй раз, чтобы убедиться, что всё идёт по плану. Запаниковал, когда что-то пошло не так. И оставался рядом, чтобы разобраться в происходящем. Испугался, когда понял, что заклятие породило сердечного демона, а ты самоубийственно усугубляешь положение. Но тогда… сначала я боялся только за себя, что если ты умрёшь, то будет расследование и старшие боги могут обнаружить моё вмешательство. Чем больше проходило времени, я ближе узнавал тебя, видел твою силу и слабость, победы и поражения, тем больше ты затрагивала моё сердце. Пока я не понял, что ты мой идеал женщины и богини.

Признание плохо укладывалось в голове Альфэй. Она ощущала, что сказанное — правда, но… Её чувства были в смятении. Теперь, когда всё испортил, она ему понадобилась?

— Ты сам всё разрушил, — сухо сказал Сибилл, выдёргивая её руку из хватки Ежана.

Альфэй ощущала, что Сибилл собирается закончить эту затянувшуюся встречу отчаянных признаний и страстной мольбы. Он беспокоился. Опасался. Всё ещё не до конца доверял ей.

— Я не любила тебя, — хрипло отозвалась Альфэй, переключая всё своё внимание на Ежана. — Мне казалось, что я имею право поступать с мужчинами так же, как они поступают со мной: пользоваться телом для собственного удовлетворения. Дальше постели я не заглядывала. В этом мы с тобой были равны и квиты. Но своим предательством ты наказал себя сам. Такое не прощается… Я не могу простить. Вычеркнула тебя из своей жизни раз и навсегда.

Оказалось трудно выдержать ищущий, отчаянный взгляд Ежана. Альфэй ничего не могла ему дать: ни иллюзий, ни надежд.

— Скоро сможешь искупить хоть часть вины. Совсем немного осталось, — пообещал Ежану Сибилл, перенося её в свои чертоги прямиком в постель.

Он переплёл с ней пальцы и поцеловал. Сибилл ощущался абсолютно счастливым и щедро делился своим состоянием.

Горечь, грусть, вина, стыд, угрызения совести в его объятьях отходили на второй план.

— Обещал себе… что не буду вмешиваться… в ваш разговор… но не выдержал, — шептал Сибилл между быстрыми и короткими поцелуями. — Я даже память твою не трогал… боялся узнать…

— Мою память? — сквозь грохотавшую от возбуждения кровь услышала главное Альфэй и упёрлась в словно каменную на ощупь грудь. — Ты и туда влез?

— Немного, — упрямец не выпустил её из объятий и прижался своим лбом к её. — Лабиринт кошмаров, в том числе, считывает воспоминания, чтобы вытряхнуть и воспроизвести все страхи в иллюзию. У меня почти безграничный доступ к воспоминаниям жертв, за исключением затёртых моментов или защищённых заклинаниями. Если взламывать последние, то уйдёт много времени и можно прикончить быстрее, чем нужно.

— Я не давала тебе своего согласия на чтение памяти, — Альфэй ударила его в грудь кулаком.

— Ты не слушаешь. Сказал же, что ничего специально не выяснял. Боялся, что узнаю… больше, чем мне бы того хотелось. Иногда неведение — благо. Впредь буду придерживаться того же правила: любые нарушения личных границ — только с твоего согласия. Ещё ни разу не пожалел об этом выборе.

— Как предусмотрительно с твоей стороны, — подозрительно сощурилась Альфэй.

— Что я усвоил на отлично, так это то, что злить тебя… очень плохая идея, — Сибилл притворился, что собирается уклониться от нового удара кулаком в грудь, и увлёк её в облачную постель.

Укололо мимолётное чувство вины. Её импульсивность в прошлом могла стоить Сибиллу жизнь, но Альфэй легко отмахнулась от запоздавших переживаний.

Она не способна изменить того, что уже произошло, не властна над чужими мыслями, чувствами и поступками. Всё, что она может, это жить здесь и сейчас полной жизнью. Без оглядки.

Часть 5

Глава 4. Ненавистная богиня

Сюин — младшая дочь наложницы в обедневшем заклинательском клане Ван. Отец делает всё, чтобы окончательно пустить их по миру. Мать Сюин пробует говорить с ним, но за «длинный язык» получает только оплеухи. Жена отца во всём слушает и потакает его вредным привычкам, расточительному и распутному образу жизни. Старшие братья перенимают самые худшие черты родителей.

— Заклинательница Джан зовёт меня в свой клан, — делится с Сюин младший из старших братьев Чжицзян.

— И для чего же? Всем известно, что вы кувыркаетесь в постели ночи и дни напролёт. Она тебя хоть чему-то полезному научила? — Сюин не нравится распутный образ жизни, который отец привил братьям.

По правде, их клан хоть и считается заклинательским, но давно растерял все свои знания. Бесценные книги и дневники предков отец распродал ещё до рождения Сюин. Обладая хорошей наследственностью, отпрыски их клана больше не развивают в себе силы, дарованные богом-творцом.

— Конечно! Она показала, как доставить ей удовольствие, которое вознесёт женщину на Небеса, — самодовольство братца неимоверно раздражает.

— Учит тебя быть прислугой для постельных утех, — передразнивает его Сюин.

— Ты просто не понимаешь, о чём говоришь. Заклинательница в постели — воплощённая мужская мечта! Она гибкая, выносливая, изобретательная! И просто красавица… везде! Но подтягивать самосовершенствование она меня всё же заставляет, потому что чем выше совершенствование мужчины, тем больше пользы и для его женщины. Ну я не против, если после трудного дня заклинательница Джан будет меня награждать, — Чжицзян довольно щурится, как кот, налопавшийся краденой рыбкой.

Младшенький думает исключительно о женских ножках и том, что находится между ними. Все мысли сластолюбца ниже пояса сосредоточены!

— Заклинательница Джан планирует попасть на Небеса через постель? — прямо спрашивает у Чжицзяна Сюин.