Винляндия - Пинчон Томас Рагглз

– Ещьё, ещьё! Обожжаем! – Маркиз, игриво склонившись:

– Я васс не сльищу! – Немного погодя трава запевала музыкальную заставку компании, на, к тому времени, постдисковую аранжировку «Марсельезы»:

Миллард был известен тем, что работу распределял щедро, а платил наличкой и к тому же вчерную. Половина стоянки техники сегодня была заполнена грузовиком откуда-то из Мохави, чьим грузом был один-единственный гигантский валун, обугленный, весь рябой, изъязвленный полосами металлической муравы.

– Зажиточный клиент, – пояснил Маркиз, – желает, чтобы смотрелось, будто мимо его дома только что промахнулся метеорит.

Зойд мрачно обозрел.

– На беду напрашивается публика. Судьбу искушают.

Они вернулись в контору. Блодвен, в волосах полно ручек и карандашей, попискивавшая, себя не помня, на компьютере, злобно поглядела на Зойда.

– Только что Элвисса звонила, твою трахому конфисковали.

Ах блин, ну вот оно. Элвисса была в винляндском «Безопасном способе», а когда вышла на парковку – обнаружила на ней больше защитников правопорядка, чем у нее во дни маршей бывало: все окружили пикап, который она утром одолжила у Зойда, словно ожидали, что он сейчас оружие выхватит. Элвисса попробовала выяснить, что происходит, но безуспешно.

– Слуш', Миллард, друг-мой, похож', мне понадобится маскировка, причем скоро, – не мог бы я тебя обеспокоить на профессиональную подсказку-другую?

– Что ты натворил, Зойд? – не потерпелось узнать Блодвен.

– Невинен, пока вина не доказана, с этим у нас как нынче?

– Я-то просто хотела уточнить, не станут ли они у тебя деньги изымать, – тут это знакомый вопрос, на счета субподрядчика вкупе обычно навешивают больше, чем на пылесос, и:

– Удерживают больше, – предположил однажды Зойд, – чем Пизанскую башню, – на что Блодвен тогда ответила:

– Впендюривают больше, чем в калифорнийский бургер: супруги, бывшие супруги, социалка, банк, «Потерянный самородок», галантерейщики с дальними почтовыми индексами – вот что вам всем достается за такую беспорядочную жизнь.

– Похоже, это вам достается, – заметил ей Зойд.

– Потому-то вам, утыркам, по большей части и платят вчерную, – присоветовала тогда она, скроив рожу, которую Зойд помнил у своих училок в младших классах.

Неплохой она человек, хотя по Зойдовой теории выходило, что она была б гораздо счастливей, окажись супруги в Холливуде. Миллард и Блодвен познакомились в Сан-Франциско, в театральном кружке, она играла в массовке хорошеньких девушек, он думал специализироваться по Брехту – однажды ночью на Хейте кто-то закинулся кислотой, и после некоторого стремительного килевания по шестидесятым они вылетели из своего анархо-психоделического вращения и приземлились в двадцати милях вверх по грязевой полосе препятствий, называемой дорогой лишь теми, кто никогда и близко от нее не бывал, во глубине винляндских секвойных чащ, в хижине у ручья, из чьего русла по ночам до них доносился стук его золотоносной гальки. Когда же предприятие пошло на взлет, они арендовали дом в городе, но за место в горах, где впервые вернулись на Землю, держались по-прежнему.

– Сию секунду немножко занят, – Миллард, вручая Зойду конверт с суммой зеленых внутри, – позже будет лучше… скажи-ка, Лапа, что у нас за «Кино в восемь»?

– Эм-м, ой, Пэт Сейджек в «Истории Фрэнка Горшина» [54].

– Скажем, десять, десять тридцать?

– Ёкс, надо Тренту позвонить, ему керогаз нужен.

Трент, чувствительный поэт-художник из Города, переехал сюда на Север из-за нервов, кои в данный момент пребывали не на вершине спокойствия.

– Бронетранспортиры, – Трент пытался орать и одновременно не повышать голоса, – личности в полной боевой выкладке топчут огороды, кто-то сказал, собаку Стоукли застрелили, я тут засел с тридцать-ноль-шестым, только я его и заряжать не умею, Зойд, что тваариии-ца?

– Постой, легче, кореш, у тебя это похоже на КАПУТ, – имея в виду печально известную федерально-штатную Кампанию По Уничтожению Травы, – но пока ж еще вроде не сезон.

– Это по твою душу, еблан, – Трент уже выл в голос, – они у тебя штаб-квартиру устроили, все вышвырнули во двор, они уже верняк твою заначку нашли…

– Знают, на чем я езжу?

– От меня – нет.

– Спасибо, Трент. Не могу сказать, когда…

– И не говори, – предупредил Трент, шмыгнув носом, – увидимся когда-нибудь, – и повесил трубку.

Зойд решил, что ему вернее всего будет отыскать где-нибудь стоянку кэмперов и попробовать к ним прибиться. Место он себе забронировал в нескольких милях от города вверх по Седьмой реке под липовым именем, молясь, чтоб никто не прослушивал этот номер. Затем, с опаской, проследовал в своем кедровом бельме на глазу к «Пицце Бодхи Дхарма», которую сегодня вечером слышно было раньше, чем видно. Все обитатели заведения типа пели такое, что, с флюидами грядущих бед, он распознал – не слова, они были по-тибетски, но мелодию, с ее костотрясыми басами, к мощному и тайному заклинанию против захватчиков и угнетателей, в частности слышимому чуть позже в году, как раз на урожай, когда в небесах собирались вертолеты КАПУТа, и Северная Калифорния, подобно другим дуреводческим регионам США, вновь воссоединялась, говоря оперативно, с третьим миром.

Едва Зойд собрался заехать на стоянку, как первым делом заметил через витринное стекло Эктора, который навытяжку стоял на столе, полностью окруженный поющими едоками пиццы и персоналом. Зойд проехал мимо, отыскал телефон и позвонил Доку Дальши в «Винляндский дворец».

– Не знаю, насколько он опасен или надолго ли я его смогу задержать, поэтому постарайтесь скорее, лады?

А внутри «Пиццы Бодхи Дхармы» Эктор яростно оборонялся, глаза воспаленные, прическа набекрень.

– Зойд! ¡Órale, carnal! [55] Скажи этим льюдям, до чего не нужна мне вся эта срань!

– Где мой ребенок, Эктор?

В туалете для сотрудников, как выяснилось, дверь в который Прерия заперла. Зойд пошел и поорал с нею туда-сюда, в то же время стараясь не спускать глаз с Эктора, а глубокий распев все не заканчивался.

– Он говорит, будто знает, где моя мама. – Голос у нее настороженный.

– Он не знает, где она, сам меня на днях спрашивал, он пытается тебя использовать.

– Но он сказал, она ему это сообщила – на самом деле она хочет со мной увидеться…

– Он тебе тюльку вешает, Прерия, он УБН, работа у него такая – врать.

– Пожальюста, – крикнул Эктор, – сдельяй уже что-нить с этим кльюбом льикованья, патушта мне от них, я не знаю, странновато?

– Ты похищаешь моего ребенка, Эктор?

– Она сама со мной хочет ехать, пентюх!

– Прер, это правда?

Дверь открылась. Крупные нажористые слезы катились по ее щекам, вместе с завитками фиолетовой подводки для глаз.

– Пап, что такое?

– Он псих. Он сбежал из Детокса.

– Льючше б ты зналь, как ее защитить, Колльес, – федерале уже неистовствовал. – Льючше б у тебя какие-то ресурсы были, сам же скоро пожальеешь, что она не со мной, ése, я не один сегодня ночью чужак в городе.

– Ага, ты, должно быть, об армии у меня на дворе – скажи мне, Эктор, что это за люди?

– Не такой дурень уже б давно поняль. Это ударная группировка Министерства юстиции, у них военные подкрепльенья, а ведет их собственнольично твой старый дружбан, Бирк Вонд, помнишь такого? Дядя, который твою старушку у тебя увель, хах, cabrón? [56]

– Ну, блядь. – Зойд просто все это время полагал, что это люди Эктора, УБН плюс их местные прихвостни. Бирк Вонд же – федеральный обвинитель, тяжеловес из Вашингтона, О. К. [57], и, как столь любезно припомнил Эктор, почти все годы движитель долгих и, рано или поздно, слезоточивых ночей, которые Зойд проводил в таких местах, как «Потерянный самородок». Зачем же, столько времени спустя, ему возвращаться и опять гонять эдак вот Зойда, если это никак не связано с Френези и старой грустной историей?