Воплощение Похоти 6 (СИ) - Некрасов Игорь

Впереди, на величественных конях в доспехах белее зимнего снега, скакали инквизиторы и паладины. На их нагрудниках и щитах красовались гербы различных орденов, сверкавшие золотом и сине-голубыми эмалями — символы безжалостной чистоты. Их плащи, безупречно белые, развевались на ветру, словно знамёна самой праведности.

За ними, сохраняя безупречный строй, двигались другие всадники, чьё облачение и простота доспехов явно указывала на статус рядовых воинов. Среди сверкающей стали мелькали и фигуры в длинных одеяниях с посохами в руках — это были жрецы и маги Ордена, их лица, как и лица воинов, были скрыты капюшонами или шлемами.

Вся эта масса двигалась с пугающей, почти нечеловеческой слаженностью, словно один огромный, сверкающий и бездушный организм. Безупречность их вида болезненно контрастировала с обгорелыми, закопчёнными и измождёнными фигурами солдат барона, которые, расступаясь, смотрели на прибывших со смесью надежды и страха.

Во главе колонны, на крупном и спокойном коне, ехала женщина. Её доспех был работой гениального мастера — более лёгкий и анатомический, он подчёркивал её статус, не скрывая смертоносной мощи.

Её лицо, обрамлённое струящимися серебристыми волосами, было прекрасно и холодно, как вершина неприступной горы, покрытая вечным льдом. Но больше всего поражали её глаза — цвета холодной, закалённой стали. Они с безразличной, оценивающей точностью окидывали дымящиеся руины лагеря, казалось, совершенно не выражая ни капли сочувствия к пострадавшим.

Это была Верховная Инквизитор Элоди, живое олицетворение карающей длани Света.

Её встретили вышедшие навстречу Брат Теодор и Вротослав.

— Сестра Элоди, — склонил голову Вротослав, и в его голосе слышалось искреннее облегчение. — Благословенен ваш приход. Свет не оставляет своих детей.

— Брат Вротослав, Теодор, — её голос был чист, резок и лишён каких-либо эмоций, как удар отточенного хлыста. — Я вижу, дела идут не по плану. Где Сайлон?

— Он скрывается в городе, сестра, и, как мы полагаем, его щупальца уже проникли в каждый дом, — ответил Теодор спокойным голосом. — Но мы тут… только что пережили нападение магических тварей, и еще есть информация о подзе…

— Я вижу, что вы пережили, — Элоди перебила его, её стальной взгляд скользнул по дымящимся развалинам складов и спаленных палаток. — Но тьма не ждёт, пока слуги света придут в себя и перевяжут раны. Мы не дадим этой заразе укрепиться и пустить корни глубже. Мы заходим в город. Сейчас же.

Она не повышала голос, но её слова прозвучали как приказ, не терпящий возражений. Брат Теодор, Вротослав и другие их спутники тут же поспешили к своим коням, чтобы присоединиться к братьям и сестрам.

В это же время один из инквизиторов её личной гвардии, стоявший чуть позади, по её едва заметному кивку, выступил вперёд. Он был молод, и его лицо дышало фанатичной преданностью.

Он достал свиток из белейшей, тончайшей бумаги, испещрённый золотыми рунами, которые словно светились изнутри. Развернув его, он начал читать. Его голос, мощный и мелодичный, не был криком, но он разносился по всему лагерю, заглушая последние стоны и приглушённый шум восстановительных работ.

— Свето-мэнэ-сдела-дело-отд-ха-дай-плиз…

Заклинание не было похоже на боевое. Оно было чистым, целительным потоком, песнью самой жизни. По мере чтения свитка, по всему лагерю прокатилась волна тёплого, золотистого, почти осязаемого света. Он окутывал каждого солдата, каждого раненого, проникая в самые потаённые уголки их измученных тел и душ.

Всепоглощающая усталость, казавшаяся вечной, улетучивалась, как утренний туман. Раны на их телах затягивались на глазах, оставляя после себя лишь розовые, свежие следы. Обожжённая кожа исцелялась, спадая лоскутами, обнажая новую. А в глазах людей, ещё недавно полных боли и отчаяния, вновь загорался огонь — огонь веры и яростной решимости.

— Сила Света да будет с вами! — провозгласил инквизитор, заканчивая чтение, и свиток начал рассыпаться в пепел.

В радиусе нескольких сотен метров армия барона Камина была чудесным образом исцелена и вновь наполнена силами. Самоуверенность, подпитанная магией и видом этой мощи, волной хлынула обратно к Камину. Он выпрямился, его осанка вновь обрела былую горделивость.

— Ваше… святейшество! — громко произнёс он.

Элоди медленно повернула голову в его сторону. Её взгляд скользнул по нему так же бесстрастно, как до этого по обгорелым палаткам и раненым солдатам. И, не удостоив его ни словом, ни еще одним взглядом, она повернула своего коня в сторону города. И колонна паладинов, сияющая, безмолвная и неумолимая, тронулась в сторону молчащих стен Нааркома, оставив барона и его армию позади.

Камин стоял, сжимая эфес меча до хруста в костяшках. Его лицо, покрытое сажей и потом, пылало жгучим румянцем унижения.

Эта… эта сука! Она проигнорировала меня, словно я последний нищий на дороге!

Он с ненавистью смотрел на спины удаляющихся воинов света, на их безупречные плащи, на их спесь, разлитую в воздухе.

Мне говорили не лезть? Хорошо, я не стану. Но свернуть лагерь? Отступить? — ярость, горькая и едкая, подступала к горлу. — Никогда!

Он плюнул на землю, повернулся к своим капитанам и рявкнул так, что те вздрогнули:

— Чего уставились? Лагерь! Укреплять! И чтоб к утру он был неприступней, чем мой замок в баронстве!

Он направился в глубь лагеря, продолжая думать:

Не знаю, в чем там дело, но такое количество инквизиторов и паладинов… не прибывает просто так. Пусть идут в город. Пусть разбираются со своим врагом.

А я… а я подожду.

И когда они закончат, тогда я начну штурм, и это графство наконец-то станет моим!

Пробуждение Скверны.

Примерно за час до того, как воины света показались на горизонте, в кромешной тьме подвала, Архилич Сайлон почувствовал их приближение. Он не видел их в магические кристаллы и не слышал топот их коней. Он ощущал это своим древним естеством — давящая, чистая, ненавистная аура Света надвигалась на город. Она жгла его изнутри, как раскалённое железо.

Время пришло, — пронеслось в его бессмертном сознании, лишённом обычных человеческих эмоций, но полном холодной, рассчитанной ярости. Его рот растянулся в жутком, беззвучном подобии улыбки, обнажив зубы. — Ждать больше нельзя. Они слишком сильны для открытого боя. Но город… город уже мой.

Его логово не было случайным подвалом. Он выбрал его тщательно — старый, заброшенный склад у самого замка графа, в самом укромном месте. Воздух здесь был сырым, затхлым, с сладковатым привкусом тления. Стены, сложенные из грубого камня, покрывали плесень и паутина, которую не тревожили годы.

В центре помещения, на импровизированном алтаре, сложенном из тел тех, кому не повезло попасться личу в этот день, пульсировало чёрное, маслянистое ядро — сердце его будущего некрополиса, зародыш великого города мёртвых.

Оно было размером с человеческую голову, и его поверхность переливалась, словно жидкий обсидиан. От него исходил тихий, навязчивый гул, наполнявший всё пространство низкочастотной вибрацией, которая сводила с ума случайных грызунов.

Сайлон приблизился к ядру. Его длинные, костлявые пальцы, больше похожие на скелетные ветви, с нежностью, поразительной для такого существа, обхватили чёрную сферу.

— Проснитесь, дети мои, — прошипел он, и его шёпот был похож на шелест высохших листьев. — Идите и плодитесь. Напоите землю скверной. Время пришло.

Он влил в ядро мощнейший, сконцентрированный поток тёмной маны, которую копил и оттачивал десятилетиями тайных ритуалов, и приправленная отравлениями колодцев и сбором отчаянных предсмертных эмоций в этом городе.

Чёрная сфера на мгновение поглотила весь свет в помещении, а затем вспыхнула изнутри багровым, нездоровым светом, словно раскалённый уголь. И затем она испустила это — беззвучную, невидимую для обычного глаза, но чудовищную по своей силе волну некротической энергии.