Чужие интересы. Окталогия (СИ) - Шебалин Дмитрий Васильевич

– Гром, а может я это, через декаду занесу, а то я чет на мели…

– Ты там, Бурдюк, смотри, тогда больше ставки от тебя принимать не буду. А через декаду в два раза больше будешь должен. Ты правила знаешь.

– Да понял, понял. Держи, грабитель. Чтоб этим зайцам провалиться…

– Стылый, ты зачем Рубило под сраку пинаешь? Не видишь, что ли, он еще в себя не пришел?

– Да я и из‑за этого хера серебряный **#*#**! Это ж он меня надоумил, я сначала на Мазая хотел медяшек поставить, а тут он, глаза свои выпучил. Вот же сучий сын!

– Каждый своей головой решает, нечего тут нытье разводить! – рявкнул Гром. – Сдаем свои монеты!

С горем пополам, но все проигравшие ставки нашли свое место на бочонке, за которым примостился Гром со своей записной книжкой. Что для меня кстати было удивительно. Это же сколько нужно иметь авторитета, чтобы приструнить толпу здоровенных мужиков, промышляющих по сути ратным делом и постоянно рискующих своей жизнью.

– Так, а теперь подходи те, кто ставил на нашего неожиданного победителя!

Количество людей на этот раз было куда меньше, а если вынести за скобки моих ребят и Квилькома, так и вовсе таковых насчиталось четверо, включая самого Грома. С каждого серебряного мы подняли еще 3, что было отличным дополнением к нашему бюджету. Расходы предстояли большие, а новые доходы пока откладывались. Больше всех радовались незнакомые мне парни, что поставили на меня горсть медяков и теперь хвастались своей смекалистостью и выигрышем перед менее удачливыми товарищами.

А затем все снова двинули в кабак, где гудели до полуночи. Впрочем, я старался много не пить, да и ушли мы далеко не самыми последними, провожаемые одобрительными криками и веселыми напутствиями.

На следующий день меня ждал еще один сюрприз. Проспав почти до обеда, во второй половине дня я отправился в Гильдию вписать наши имена в местные анналы истории. Решил не тянуть с этим, так как не знал, сколько займет бумажная волокита. И какого же было мое удивление, когда в кабинете главы гильдии я обнаружил усатого наемника Грома.

– А, Мазай, заходи, – пригласил он меня. – Я думал вы сегодня отсыпаться будете. Но документы я уже на всякий случай подготовил, даже твоих людей вписал.

– Как это «подготовил»? – удивился я. – А как же…

– Ну а что тянуть? Я разузнал про вас, отзывы от последнего заказчика отличные. Да и вчера вы показали себя белее чем достойно, я вон даже деньжат заработал немного.

Гром позволил себе от души рассмеяться и, вообще, вел себя панибратски. Выглядело все это, прямо скажем, как‑то подозрительно.

– И гильдия решила принять нас к себе одним днем? – с сомнением спросил я.

– Именно! – громко сказал он, а далее доверительно и шепотом добавил. – Тем более один очень достойный господин лично порекомендовал мне… скажем так, не чинить препятствий и помочь с документами.

– Поня‑я‑ятно, – протянул я, в голове перебирая всех влиятельных персон, с которыми успел столкнуться за это время в Павелене.

– Но, если честно, нам действительно нужны сильные небольшие отряды вроде вашего, тем более с боевым магом в составе, – сказал он, протягивая мне бумаги с небольшой печаткой, которой гильдейские отряды скрепляли контракты с нанимателями. – Так что вот, держи, даже печать уже готова.

– Вот же **#*#**… – только и сказал я, глядя на рисунок печатки и с уже возникшим подозрением всматриваясь в гильдейскую грамоту.

– Добро пожаловать в гильдию наемников Вольных городов! – откровенно улыбаясь себе в усы, сказал Гром.

А я все смотрел и пытался переварить увиденное. Ведь на печатке красовался самый настоящий заяц, а на полностью заполненном и заверенном листе бумаги чернилами было гордо выведено название нашего отряда – «Бешеные зайцы». Оставалось лишь поставить свою подпись и приложить печать.

Конец второй книги

Под крылом ворона

 Пролог

– Равновесие – вот на чем стоят миры по обе стороны грани. Мир людской плоти и мир их сути. Всё взвешивается и сравнивается, ищет баланса. А потому грехи человеческие не смыть простой водой, не вымолить по ним прощения и даже искреннего покаяния недостаточно, чтобы стереть из памяти мира порочность человеческого бытия. Цена очищения должна быть соразмерна той грязи, что успела запачкать и людей, и природу вокруг, даже саму ткань мироздания.

Жрец обвел взглядом прихожан, собравшихся в храме Триединого. Стоя на небольшом мраморном постаменте, ему хорошо было видно каждого. Сегодня их собралось меньше чем обычно, но причина была веской. Начало осени в Золотом Доле – время собирать урожай. И даже самые преданные и верные Слову не всегда могли найти время прийти на проповедь. Но что отрадно, сегодня он видел и незнакомые лица, а значит, Слово услышат новые люди, и, возможно, оно укоренится в их сердцах.

– 10 лет шла Опустошительная война, 10 лет мир не знал покоя и праведности. И каждый человек по мере своих сил и значимости очернял наше право на существование. Когда равновесие окончательно было нарушено, мир содрогнулся, пытаясь сбросить с себя человеческих паразитов, измаравших его своими деяниями. Земля разверзлась, выпуская очистительный огонь, моря вскипели, наполненные накопленным смрадом, а небо заволокло пеплом, скрывая от Творца его нерадивых детей.

Жрец скорбно склонил голову, давая прихожанам время представить и проникнуться творившимся в те времена ужасом.

– Но даже под страхом смерти люди не перестали творить зло. Вместо того, чтобы сплотиться и строить новый мир, они продолжили сражаться друг с другом за осколки старого. И тогда, как отражение всей скопившейся злобы и алчности, свое чрево разверзла Бездна. Бесчисленные твари хлынули в наш мир, пытаясь пожрать его обитателей. И не было им числа, и не было у людей надежды.

Жрец взял в руку тонкую круглую пластину из серебра, висевшую на его шее, и вытянул ее на всю длину простого шнурка‑бечевки, демонстрируя прихожанам.

– В час отчаянья и злого рока на землю ступил Он. Единый в своей сути с людьми, с Творцом и с сотворенным им миром. 10 лет он успокаивал стихии, 10 лет врачевал он человеческие души, 10 лет загонял он тварей обратно в Бездну. И когда люди вновь смогли жить без страха… они взялись за старое. Лишь немногие пришли благодарить Его и просить не силы, а мудрости. И именно им Он дал Слово.

Жрец нажал пальцами на пластину, и та, надломившись, разделилась на 3 неровные части.

– Лишь когда люди забудут о терзающей их душу злобе, когда отринут от себя все то, что роднит их с тварями Бездны, лишь тогда он явится вновь, в едином обличии и единый в своей сути. А пока же он оставляет людей самим вершить свою судьбу. Земля содрогнулась в последний раз, когда Его не стало, а остров, где первые жрецы услышали Слово Его, раскололся на три части.

– Но если Его больше с нами нет, то в кого же нам верить? – раздался голос из задних рядов.

– Когда Триединый покинул нас, над всем миром непрестанным очистительным дождем пролились Его святые слезы, даря человечеству Его добродетели, – спокойно ответил жрец, несмотря на то, что его перебили. – Их вы привыкли почитать как Т’ара, Т’ома и Т’мира.

– Так ежели мы им итак молимся, то к чему нам знать остальное? – спросил простого вида мужик, мнущий сейчас в руках соломенную шляпу.

– Слово говорит нам, что оставленные Им в мире добродетели – это путь познания Его мудрости, возможность стать ближе к Нему. А в час беды – быть Им услышанным. Вот уже 8 веков люди предоставлены сами себе. Лишь знание о том, как близко были мы к тому, чтобы уничтожить наш мир, удерживает сильных мира сего от того, чтобы повторить это снова. Но людская память недолговечна, и чем дальше от Расколотого острова, тем слабее в их сердцах находит отклик Слово. С каждым годом в мире множатся ростки зла, они пускают свои корни всё глубже в людские души, от чего Безда открывает все шире свой зев.